Николай Васильевич Гоголь. Биография писателя. Степанов А. Н.

Василий Афанасьевич был большим любителем литературы, поэзии, театра, увлекался сочинительством сентиментальных стихотворений и смешных комедий, сюжетами которых являлись веселые народные анекдоты. Он часто читал своим родственникам и знакомым классические трагедии, участвовал в домашних спектаклях, где разыгрывались "феатральные сочинения" знаменитых авторов XVIII века, а также его собственные пьесы. Соседям особенно нравились сочиненные им юмористические комедии из народного быта "Простак, або хитрощi жiнки, перехитренi москалем" ("Простак, или Лукавство женщины, которую перехитрил солдат") и "Собака-вiвця" ("Собака-овца").

Двадцати восьми лет Василий Афанасьевич женился на Марии Ивановне Косяровской. Несмотря на молодые годы, Мария Ивановна вскоре становится полновластной хозяйкой в доме мужа. На ее плечи легла нелегкая забота о быстро растущей семье. После долгожданного первенца, названного Николаем, в семье появилось еще пятеро детей.

Никоша, так ласково звали в семье мальчика Гоголя, рос слабым ребенком, часто и подолгу болел. В эти дни его навещала бабуся Татьяна Семеновна, жившая в маленьком флигельке, рядом с их домом. Примостившись у кровати внука с неизменными спицами и клубком шерсти, она неторопливо начинала рассказ, в котором подлинные истории о далеком прошлом Украины, разгульной вольнице храброго казачества Запорожской Сечи диковинно переплетались с фантастическими народными преданиями, задорными, а подчас и грустными напевами. Затаив дыхание, Никоша жадно ловил каждое ее слово.

Мальчик рос. С каждым годом все шире раскрывался перед ним удивительный мир чарующей украинской природы. Белая пена весенних садов, золотистые нивы с одинокими могучими дубами, подпиравшими голубой купол неба, одетые багрянцем леса, журавлиные стаи с их прощальным, щемящим душу курлыканьем, мокрые галки на размытой дороге, тоскливый скрип телег, влачимых равнодушными волами, мерцающая звездным соцветием зимняя ночь, озорной месяц, плывущий в поднебесье и обливающий притихшую землю серебряным светом... На весь этот мир чудесных красок и звуков пристально глядел он широко раскрытыми глазами, охваченный непонятным еще для него радостным волнением, тревогой и трепетным ожиданием.

По большим праздникам в хлебосольном доме Гоголей зажигались огни. Приезжали близкие и дальние родственники, соседи из окрестных сел и хуторов. Небольшие комнатки господского дома наполнялись веселым смехом, шумными детскими играми.

Счастливая Мария Ивановна, забыв о вечных хозяйственных хлопотах, пела и танцевала, а Василий Афанасьевич читал гостям свои новые вирши.

Но часто эти семейные торжества неожиданно прерывал посыльный от дальнего родственника Дмитрия Прокофьевича Трощинского. Некогда всесильный вельможа, Трощинский, бывший статс-секретарь Екатерины II, сенатор и министр Александра I, ныне пребывал на покое. Он обладал огромным состоянием, позволявшим ему вести независимый образ жизни удельного царька. Среди мелкопоместной знати полтавщины он слыл покровителем искусств, театра и литературы.

Приглашение заскучавшего в своей вотчине "благодетеля", так величали Трощинского в семье Гоголей, считалось равносильным приказанию. Начинались поспешные сборы, и поутру, оставив малых детей на попечение нянек, родители вместе с сыном Николаем отправлялись в путь.

Имение Трощинского – Кибиицы – находилось в 40 верстах от Васильевки. И хотя путь был не дальний, но впечатления от этой поездки у мальчика сохранялись надолго. С детских лет он самозабвенно любил езду, убегающую вдаль дорогу, призывно манящую в неведомое далеко. Эту любовь к путешествиям, к перемене мест Гоголь сохранил на всю жизнь.

Мальчик стремился в пути все разглядеть и запомнить. Он знал, что после возвращения в Васильевку отец обязательно заставит его рассказать о виденном в дороге и, тихо посмеиваясь, будет уточнять повествование сына разными смешными подробностями, придуманными им анекдотическими происшествиями, в которых участвовали и Мария Ивановна, и Никоша, и кучер, и встречный мужик, и дворовая босоногая девчонка.

В Кибинцах мальчик был предоставлен самому себе. Отца он видел редко. Василий Афанасьевич был доверенным лицом Трощинского, который, используя родственные отношения, заставлял его безвозмездно выполнять различные поручения по управлению своей вотчиной. Матушка также была занята. Юная и миловидная, Мария Ивановна по прихоти престарелого вельможи служила украшением бесконечных званых завтраков, обедов и ужинов.

Вечером Василий Афанасьевич спешил в домашний театр, устроенный в Кибинцах по всем правилам искусства. У Трощинского имелась постоянная труппа из крепостных актеров, и Василий Афанасьевич пользовался случаем разыграть в настоящем театре свою веселую комедию о старом простаке Романе и его разбитной, хитрой жене Параске, задумавшей со своим возлюбленным - дьяком - обмануть простодушного казака.

Комедия имела успех. Марию Ивановну и Василия Афанасьевича, игравших в ней главные роли, вызывали несколько раз. Трощинский, великодушно улыбаясь, похлопывал в свои сморщенные ладошки. Но особенно, как заметил Никоша, отцу было приятно поздравление Василия Васильевича Капниста, талантливого поэта и драматурга, автора известной "Оды на рабство" и обличительной комедии "Ябеда", запрещенной правительством.

Капнисты были соседями Гоголей. Их имение Обуховка находилось неподалеку от Васильевки. Родители Гоголя часто и подолгу гостили в усадьбе Василия Васильевича, стоявшей над рекою Псел. Нередко они встречались и у Трощинского. Василий Афанасьевич и Василий Васильевич сообща писали комедии, которые разыгрывались в любительском театре в Кибинцах.

Глядя на отца и Капниста, которые после спектакля о чем-то оживленно беседовали, мальчик вспоминал, как в один из дней Василий Афанасьевич велел заложить в просторную бричку лучших лошадей и что есть духу мчать в Обуховку. И только в дороге он сообщил причину поспешного отъезда: "В гости к Капнистам приехал из Петербурга их родственник - знаменитый поэт Гаврила Романович Державин!"

В доме Капнистов было многолюдно, собравшиеся толпились около дряхлого седого старика, который приглушенным голосом рассказывал о последних столичных и литературных новостях. После ужина Державин по просьбе Василия Васильевича и его жены читал стихи. Никошу в эту минуту особенно поразили глаза поэта. Прежде тусклые и усталые, равнодушно взиравшие вокруг, они вдруг загорелись неизъяснимым пламенем, лицо Гаврилы Романовича преобразилось, он словно помолодел, голос его окреп, и благоговейную тишину заполнила стройная мелодия его стихов.

Перед отъездом отец и мать, прощаясь с Державиным, подвели к нему сына. Поэт взглянул на мальчика, пугливо прижавшегося к матери, погладил его по голове и сказал тихо, но внятно: "Расти большим и умным", – и приветливо помахал на прощание рукой.

... Захваченный воспоминаниями, мальчик ничего не замечал вокруг. "Молодой человек! – услышал он вдруг. – Вы опять задумались, знайте, меланхолия вредна в вашем возрасте". Он удивленно поднял глаза, перед ним стояла дочь Капниста – Софья Васильевна.

Насмешливая, но вместе с тем добрая и приветливая девушка, она неоднократно обращала внимание родителей Гоголя на недетскую серьезность и замкнутость их сына. Но Мария Ивановна объясняла все это болезненным состоянием своего любимого дитяти.

"Тебя ищет матушка, надо идти к столу", – сказала Софья Васильевна и, взяв его за руку, повела через толпу гостей к Марии Ивановне.

В ярко освещенном зале собрались после спектакля приглашенные. Ждали Трощинского. Наконец он появился в сопровождении своего племянника, генерала, и прошествовал к своему креслу. Капельмейстер взмахнул палочкой, и вышколенные крепостные музыканты заиграли марш. Ужин проходил шумно и безалаберно. Все наперебой старались развеселить молчаливого, скучавшего вельможу и заслужить его благосклонное внимание. Мальчик с удивлением смотрел на потные, раскрасневшиеся лица опьяневших помещиков.

Особенно зло и изощренно издевались и насмехались они над захмелевшим попом-расстригой Варфоломеем, которого Трощинский держал вместе с другими домашними шутами. Кто-то из подвыпивших панов незаметно пробрался к задремавшему Варфоломею и припечатал сургучом его куцую бороденку к столу. Все замолкли в ожидании потешного зрелища.

"Отец Варфоломей!" – крикнул через стол племянник Трощинского. Тот встрепенулся, и его жалкий вскрик, до боли кольнувший Гоголя, потонул в пьяном хохоте и визге почтенных дам и девиц. По испитому, изрезанному глубокими морщинами лицу седого шута потекли слезы, превозмогая боль, он начал отрывать от стола волосок за волоском.

А зал содрогался от хохота; смеялся довольный злой шуткой и сам сановный "благодетель", смахивая платочком набежавшую слезу.

Мальчик вскочил из-за стола и выбежал из зала, его душило негодование, смешанное со щемящим чувством жалости и собственного бессилия. Он быстро прошел анфиладу комнат, заполненных дорогой мебелью, картинами, бронзой, мрамором; за стеклом поблескивали ценные коллекции табакерок, золотых монет и медалей. Но вся эта пышность, показная изысканность как-то не вязались с только что увиденным бесшабашным пьяным разгулом, надругательством над бедным, безответным человеком.

Ночью он метался в кровати, стонал и бредил. Испуганная мать напоила его горячим молоком и долго не отходила от него, пока он не забылся тяжелым, тревожным сном.

Утром, усталые и разбитые, они возвращались домой, в Васильевку. Бледный, осунувшийся отец сильно кашлял, жаловался на боли в груди; застарелая болезнь, периодически обострявшаяся, давала о себе знать. Притихшие Мария Ивановна и Никоша с тревогой глядели на отца, не в силах облегчить его страдания.

... Приближался август 1818 года. Отец все чаще начал поговаривать о том, что пора девятилетнему Николаю и его младшему брату Ивасику браться за настоящее учение. С помощью нанятого семинариста они научились уже сносно читать, немного писать и считать. На семейном совете было решено везти их в Полтаву и определить в гимназию. После долгих сборов, наставлений и слез отец повез мальчиков в город, где когда-то сам учился в семинарии.

В Полтаве он устроил их на житье к учителю Сорочинскому. Первый раз в жизни мальчики остались одни в незнакомом городе, среди чужих людей. Начались занятия.

Подошло время экзаменов. Но вместо гимназии Сорочинский с согласия Василия Афанасьевича определил братьев в первый класс высшего отделения Полтавского поветового (уездного) училища. Гимназия, как оказалось, требовала больших денежных средств, которыми семья Гоголей не располагала.

Потекли дни занятий, заполненные скучными уроками, домашними заданиями, молитвами, наказаниями, дикими потехами великовозрастных учеников. Впечатлительный Никоша тяжело переносил затхлую атмосферу училища, в котором господствовали палочная дисциплина и тупая зубрежка. О том, что представляло собой Полтавское училище, можно судить по ярким страницам из повести Гоголя "Иван Федорович Шпонька и его тетушка", относящимся к описанию Годячского поветового училища, где обучался малолетний Ванюша Шпонька, "преблагонравный и престарательный мальчик"[2].

Учителем российской грамматики в этом училище был Никифор Тимофеевич Деепричастие, благоволивший к послушному Ванюше, но устававший бить "по рукам ленивцев и шалунов" увесистой кленовой линейкой, с коей никогда не расставался во время уроков. Настоящей бедой для учеников был учитель латинского языка, один кашель которого, "прежде нежели высовывалась в дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь класс. Этот страшный учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розг и половина слушателей стояла на коленях", однажды так выпорол смиренного Шпоньку, что его робость, "и без того неразлучная с ним, увеличилась еще более".

Поначалу Гоголь с интересом и увлечением принялся за учебу, но вскоре он охладел к занятиям. Классные наставники были далеки от желания разобраться в интересах своих учеников. К концу учебного года наставник Анастасий Савинский так охарактеризовал успехи своего ученика: по способностям "туп", в прилежании "слаб", в поведении "резв". С такой аттестацией Гоголь не был допущен к публичным экзаменам и не был переведен во второй класс.

Случилось так, что неожиданно заболел брат. Приехал вызванный из Васильевки Василий Афанасьевич. Не определенная врачами болезнь была скоротечной, через несколько дней Ивасик умер. Гоголь был потрясен случившимся. Он никак не мог примириться с мыслью, что любимого брата, с которым он в последнее время ежедневно делил свои детские радости и несчастья, больше нет. Он сам заболел от переживаний нервной горячкой, и отец поспешил увезти больного сына в Васильевку.

Прошло несколько месяцев, и Василию Афанасьевичу, наконец, удалось уговорить Никошу вновь поехать к Сорочинскому, который согласился подготовить его за первый класс гимназии. Незадолго до этого, в 1820 году, в небольшом уездном городке Нежине открылась основанная на средства покойного князя А. А. Безбородко "Гимназия высших наук".

Весна и начало лета 1821 года прошли в хлопотах и сборах. По ходатайству отца Гоголь был зачислен условно во второй класс Нежинской гимназии, но ему предстояла еще сдача экзаменов, от исхода которых зависела его дальнейшая судьба.

Наконец, настал час отъезда. По обычаю присели перед дорогой. Никоша с заплаканными глазами рассеянно выслушал материнское напутствие. Бабушка, Татьяна Семеновна, благословила любимого внука, сказала последнее "с богом", и застоявшиеся лошади резво тронули с места.

Мимо проплыли знакомые с детства места... И вот уже вдали растаяла родная Васильевка. А бесконечная дорога уводила все дальше и дальше навстречу новой жизни.

Продолжение: Нежинская гимназия >>>