Повести Рудого Панька. Из биографии Гоголя. Степанов А. Н.

Кончалась холодная петербургская зима. По Неве плыли последние льдины. С шумом и треском бились они о гранитные набережные и, раздробившись на мелкие прозрачные льдинки, кружились в темном водовороте. Гоголь стоял, облокотившись на каменный парапет и с любопытством следил за ледоходом. Грустные мысли не покидали его. Он по-прежнему жил впроголодь, задолжал. Служба не давала достаточных средств для сносного существования. Находившийся накануне банкротства Свиньин отделался от него незначительным гонораром, пообещав расплатиться с ним в будущем.

Необходимо было искать новую службу, и неожиданно Гоголь нашел ее в Департаменте уделов. В апреле он был зачислен на должность писца и утвержден в самом низшем чине – коллежского регистратора. Непосредственным начальником его являлся В. И. Панаев, известный в то время как поэт и автор небольших повестушек. Его покровительству Гоголь был обязан быстрым продвижением по службе. Уже в июле 1830 года он был определен в должность помощника начальника первого стола по второму отделению Департамента.

О том, как жил Гоголь в это время, лучше всего рассказывает он сам в своих письмах к матери. "В 9 часов утра отправляюсь я каждый день в свою должность и пробываю там до 3-х часов, в половине четвертого я обедаю, после обеда в 5 часов отправляюсь я в класс, в академию художеств, где занимаюсь живописью, которую я никак не в состоянии оставить, – тем более, что здесь есть все средства совершенствоваться в ней... По знакомству своему с художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многих недоступными. Не говоря уже об их таланте, я не могу не восхищаться их характером и обращением; что это за люди!.. В классе, который посещаю я три раза в неделю, просиживаю два часа... С 9 часов вечера я начинаю свою прогулку, или бываю на общем гуляньи... в 11 часов вечера... я возвращаюсь домой, пью чай... Ночей, как вам известно, здесь нет; все светло и ясно, как днем, только что нет солнца". Близкое знакомство писателя с бытом и нравами петербургских художников впоследствии отразилось в его повестях "Невский проспект" и "Портрет".

В Петербурге жили многие воспитанники Нежинской гимназии, с которыми Гоголь часто встречался в дружеском кругу. Постоянными участниками этих товарищеских вечеров, обычно устраиваемых у Гоголя, были К. М. Базили, А. С. Данилевский, Н. Я. Прокопович, Е. П. Гребенка, А. П. Мокрицкий, П. Г. Редкин, И. Г. Пащенко, Н. В. Кукольник, В. И. Любич-Романович и другие. В дружеском кругу нежинских "однокорытников" шли горячие споры о современной литературе, театре, живописи. На "чайных вечерах" Гоголя, по словам П. В. Анненкова, "царствовала веселость, бойкая насмешка над низостью и лицемерием, которой журнальные, литературные и всякие другие анекдоты служили пищей, но особенно любил Гоголь составлять куплеты и песни на общих знакомых". Объектом его острых насмешек был Н. В. Кукольник, успешно делавший карьеру модного поэта и драматурга.

Частые встречи и беседы с земляками воскрешали в памяти Гоголя знакомые с детства живописные картины Украины. Они помогали ему, наряду с письмами матери, в работе над "Вечерами на хуторе близ Диканьки". "Однокорытники" служили в различных департаментах и министерствах. Общение с ними позволило Гоголю обогатить собственные наблюдения по службе их сведениями и рассказами о нравах, царивших в петербургских канцеляриях.

Некоторые из друзей Гоголя уже печатались в "Литературной газете" А. А. Дельвига, были знакомы с Пушкиным. Постепенно и у Гоголя завязываются связи в писательском мире. Одним из первых литераторов, с которым он познакомился, был его земляк О. М. Сомов, известный в 20-е годы писатель и журналист. Вероятно, через Сомова Гоголь познакомился с Дельвигом. В доме поэта на Загородном проспекте часто собирались друзья. Здесь постоянно бывало шумно и оживленно, так как квартира Дельвига являлась одновременно и конторой редакции издававшейся поэтом "Литературной газеты".

Знакомство Гоголя с Дельвигом привело его к сотрудничеству в "Литературной газете". В первой половине 1831 года на ее страницах Гоголь напечатал две главы из повести "Страшный кабан", статью "Несколько мыслей о преподавании детям географии", художественный очерк "Женщина".

В конце 1830 – начале 1831 года Гоголь знакомится с В. А. Жуковским. Маститый поэт ласково встретил молодого писателя. Гоголь хорошо запомнил эту встречу с Жуковским. Восемнадцать лет спустя, он писал поэту: "Вот уже скоро двадцать лет с тех пор, как я, едва вступавший в свет юноша, пришел в первый раз к тебе, уже совершившему полдороги на этом поприще. Это было в Шепелевском дворце. Комнаты этой уже нет. Но я ее вижу как теперь, всю, до малейшей мебели и вещицы. Ты подал мне руку и так исполнился желаньем помочь будущему сподвижнику! Как был благосклонно-любовен твой взор!.. Что нас свело, неравных годами? Искусство. Мы почувствовали родство, сильнейшее обыкновенного родства. Отчего? Оттого, что чувствовали оба святыню искусства".

Узнав о бедственном материальном положении Гоголя, Жуковский решил помочь ему. Он познакомил его с П.. А. Плетневым, которого попросил позаботиться о судьбе начинающего литератора. Плетнев устроил Гоголя младшим учителем истории в Патриотический институт[2]. В феврале 1831 года Гоголь подал прошение об увольнении его из Департамента уделов и навсегда оставил опостылевшую чиновничью службу.

Все шире становится круг знакомых Гоголя среди петербургских писателей и поэтов. Наконец, свершилось его самое сокровенное желание – он познакомился с Пушкиным.

В феврале 1831 года Плетнев писал Пушкину: "Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Ты, может быть, заметил в "Северных цветах" отрывок из исторического романа, с подписью 0000, также в "Литературной газете" - "Мысли о преподавании географии", статью "Женщина" и главу из малороссийской повести "Учитель". Их писал Гоголь-Яновский... Жуковский от него в восторге. Я нетерпеливо желаю подвести его к тебе под благословение".

Однако до конца апреля 1831 года Пушкин жил в Москве и не мог встретиться с Гоголем. В Петербург поэт приехал в середине мая и в среду, 19 мая, был на вечере у Плетнева. В этот вечер и произошла знаменательная встреча Пушкина с Гоголем.

За первой встречей у Плетнева последовали свидания в Царском Селе. Лето 1831 года Гоголь проводил в Павловске. Он жил там в доме Васильчиковой, занимаясь с ее сыном. Все свободное время Гоголь посвящал работе над украинскими повестями.

Он часто встречался с Пушкиным и Жуковским в Царском Селе. Постоянное общение Гоголя с поэтами в течение лета 1831 года, неоднократные беседы с ними, чтение и разбор новых произведений Пушкина и Жуковского, взаимные обсуждения литературных замыслов помогли Гоголю с еще большей глубиной понять и оценить гений Пушкина. С восторгом вспоминая о счастливо проведенном лете, Гоголь писал 2 ноября 1831 года А. С. Данилевскому: "Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе... Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей..."

Дружба с Пушкиным оказала огромное влияние на формирование мировоззрения Гоголя. Доказательством этого может служить его статья "Несколько слов о Пушкине", черновики которой относятся к концу 1831 – началу 1832 года. В этой статье, написанной после знакомства с поэтом и опубликованной в 1835 году в "Арабесках", дается исключительно меткая и глубокая характеристика всего его творчества. Гоголь впервые публично назвал Пушкина великим национальным поэтом. "При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте, – писал Гоголь. – В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа... В нем русская природа, русская душа, русской язык, русской характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла".

Гоголь писал свою статью в то время, когда многочисленные критики грубо поносили Пушкина и его произведения. Седьмая глава "Евгения Онегина" была предметом злых и бесцеремонных нападок Булгарина, Надеждина и других журналистов. "Борис Годунов" был также встречен холодно и недружелюбно. В начале 1830-х годов журнальные критики начали настойчиво обвинять Пушкина и его друзей в "литературном аристократизме". Этому вымышленному тезису Гоголь противопоставил верное положение о народном характере творчества поэта: "Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами". Замечательные, полные глубокого смысла слова о народном характере произведений Пушкина, не раз дословно повторял впоследствии Белинский в статьях о Пушкине и Гоголе.

Во второй половине 1831 года почти одновременно выходят две книги: анонимно изданные "Повести Белкина" Пушкина и первая часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки" Гоголя под псевдонимом пасечника Рудого Панька. Обе они явились знаменательной вехой в истории русской литературы. Во многом различные как по содержанию, так и по форме повествования книги Пушкина и Гоголя были пронизаны искренним, неподдельным чувством любви к простому человеку.

Гоголь с волнением ждал появления "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Много заветного и близкого сердцу писателя таилось в этих повестях. Даже название, взятое Гоголем для этих повестей, было полно для него внутреннего глубокого смысла. Диканька – родовое поместье Кочубеев в Миргородском уезде Полтавской губернии – находилась в 25 верстах от гоголевской Васильевки. Старый дубовый лес в Диканьке был любимым местом прогулок юного Гоголя.

Придирчиво правил автор корректурные листы "Вечеров". Наборщики, которые были первыми читателями повестей Гоголя, предрекли им успех. В конце августа Гоголь писал Пушкину о своем посещении типографии: "Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фиркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору[3], и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни".

Пушкин, который в письме к издателю "Литературных прибавлений к Русскому Инвалиду" использовал сведения, полученные им от Гоголя, писал: "Мольер и Фильдинг, вероятно, были бы рады рассмешить своих наборщиков". Оценка Пушкиным первого сборника повестей Гоголя была исключительно благожелательна, и его восторженный отзыв, без сомнения, способствовал успеху "Вечеров".

Через шесть месяцев, в марте 1832 года, Гоголь издал второй том украинских повестей. Почти одновременный выход двух частей "Вечеров на хуторе" укрепил за Гоголем славу самобытного, талантливого писателя России.

В чем же причина столь необычайного успеха гоголевских повестей? Ведь и до Гоголя в русской литературе появлялись произведения, в той или иной мере изображавшие жизнь украинской деревни. Одно из них принадлежало перу И. Г. Кулжинского – учителя латинского языка Нежинской гимназии – и называлось "Малороссийская деревня". Подобно своему предшественнику П. И. Шаликову, автору "Путешествия в Малороссию", Кулжинский в идиллических тонах живописал быт и нравы украинского крестьянства. Слащавый сентиментализм, дидактическая риторичность повествования Кулжинского были далеки от истинной правды жизни. В его изображении украинская деревня представала как место безмятежной жизни поселян и поселянок, резвящихся на лоне природы.

Во второй половине 20-х годов с произведениями, посвященными Украине, выступают О. М. Сомов, А. Погорельский и другие русские писатели. Известной популярностью среди читателей пользовались повести Сомова "Русалка" и "Юродивый", сюжетной основой которых послужили украинские поверья и были. В данном отношении его можно считать предшественником Гоголя. Но как для Сомова, так и для других авторов фольклорные и этнографические материалы нередко являлись лишь средством для экзотической характеристики персонажей и картин украинской природы.

Появление "Вечеров на хуторе близ Диканьки", по словам Пушкина, было действительно необыкновенным явлением в отечественной литературе. Гоголь открыл русскому читателю удивительный по своей яркости и национальной колоритности мир жизни народной, овеянной романтикой далеких преданий, фантастических сказаний, проникновенным лиризмом, веселым, задорным юмором.

Сюжетной основой почти всех повестей, составивших "Вечера", явились фольклорные источники: легенды, сказки, поверья, анекдотические истории. В "Книге всякой всячины, или Подручной энциклопедии" – рабочей тетради писателя – имеются записи народных сказаний об Иване Купале и русалках. Гоголь использовал их при создании повестей "Вечер накануне Ивана Купала" и "Майская ночь, или Утопленница".

Украинские песни и легенды, запечатлевшие реальные события, связанные с национально-освободительной борьбой запорожских казаков против польской шляхты в середине XVII века, дали ему обильный материал для повести "Страшная месть".

Народная фантастика сосуществовала в произведениях Гоголя с реально действующими героями, подлинно бытовой обстановкой украинской деревни и картинами природы. Настоящая жизнь и легенда воспринимались читателями "Вечеров" как единое целое.

Стремясь еще более подчеркнуть народный характер своих повестей, Гоголь издал их под именем деревенского пасечника Рудого Панька. "Это что за невидаль: "Вечера на хуторе близ Диканьки"? Что это за "Вечера"? И швырнул в свет какой-то пасичник! Слава богу! Еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарали пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника потащиться вслед за другими!"

Это в его гостеприимном курене на хуторе близ Диканьки часто собирались на "вечерницы" односельчане, чтобы послушать смешные побасенки старого пасечника или "диковинные истории" известных в округе рассказчиков. И "боже ты мой! Чего только не расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут!"

Стоит на улице зимняя стужа, за окном кружит метель, шуршит от ветра солома на крыше... А в пасечниковой хате, сбившись "в тесную кучку", парубки и девушки, затаив дыхание, внимают "дивным речам... про то, что давно-давно и года ему и месяца нет, деялось на свете". И кажется им, вот-вот постучится и войдет к ним в хату кузнец Вакула, тот, что отправился в ночь на Рождество к самой царице за черевиками для любимой Оксаны. Их сверстник оказался смелым и смышленым казаком. Он не испугался ни Солохи-ведьмы, ни богатого Чуба – отца Оксаны, ни самого черта, похожего на "губернского стряпчего в мундире". Поймал его за хвост силач кузнец, быстро оседлал и помчался на нем в Петербург. Добыл он там черевики для своей капризной дивчины.

"– Ай! – вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с изумлением и радостью в него очи.

– Погляди, какие я тебе принес черевики! – сказал Вакула. – Те самые, которые носит царица.

– Нет! нет! мне не нужно черевиков! – говорила она, махая руками и не сводя с него очей...

Кузнец подошел ближе, взял ее за руку; красавица и очи потупила. Еще никогда не была она так чудно хороша. Восхищенный кузнец тихо поцеловал ее..."

Закончив рассказ, пасечников сосед принялся раскуривать потухшую люльку. "На дворе трещал мороз и замуровывал наглухо узенькое стекло... Каганец, дрожа и вспыхивая, как бы пугаясь чего, светил... в хате".

"Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!" – начал неторопливо другой рассказчик. И полилась стройная, словно задушевная песня, история о том, что приключилось с Левко и Ганной в майскую ночь. Точно теплый весенний ветер, напоенный благоуханием цветущих садов, ворвался в хату Рудого Панька. "И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба..."

Задумали в ту весеннюю ночь веселые, удалые хлопцы "побесить хорошенько" спесивого пана голову – деревенского старосту. "Что он в самом деле задумал! Он управляется у нас, как будто гетьман какой. Мало того, что помыкает, как своими холопьями, еще и подъезжает к девчатам нашим...

– Что ж мы, ребята, за холопья? Разве мы не такого роду, как и он? Мы, слава богу, вольные козаки! Покажем ему, хлопцы, что мы вольные козаки!" – так говорил Левко парубкам. И проучили они достойно кривого голову, а вместе с ним его зловредную свояченицу и пана писаря.

От дружного задорного смеха звенели стекла в пасечниковой хате. Раскрасневшиеся лица парней и девушек светились неподдельным восторгом. "А, ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!" – повторяли они вслед рассказчику и притопывали каблуками, готовые сами пуститься в пляс вслед за разгулявшимися парубками...

По-разному складывались судьбы героев сказочных "Вечеров". Но ни Хивря, ни пан голова, ни Чуб и хитрая Солоха, ни черти и ведьмы – ничто не могло испугать удалых хлопцев и лукавых девчат. Пройдя через все испытания, они в конце концов находят свое счастье.

С искренней теплотой рисует Гоголь образы полюбившихся ему персонажей. Сильные, смелые, пышущие здоровьем и юношеским задором, непосредственные в своих сердечных влечениях, добрые, но страстно ненавидящие тех, кто покушается на их свободу, – такими были в жизни эти простые украинские парубки и их любимые ясноокие красавицы.

Злая дьявольская нечисть, олицетворявшая в "Вечерах" темные силы, оказывается в большинстве случаев посрамленной, и все ее попытки одурачить, поиздеваться над человеком оборачиваются против нее самой.

Но великие беды и несчастья приносили адские силы, когда обманным путем и бесовскими посулами им удавалось ослепить людей, заставить их хотя бы на мгновение усомниться в своей правоте. Ужасны кровавые преступления злого колдуна-предателя из легендарной повести "Страшная месть". Пепелище, смерть, стенания вдов и сирот принес он вместе с заклятыми врагами на родную землю Данилы Бурульбаша.

Вместе с Данилой на священную войну против колдуна и чужестранцев поднялись казаки. В неравном поединке с предателем погиб бесстрашный воин. От злодейской руки отца-дьявола гибнут его жена Катерина и малолетний сын. Но неминуемое возмездие, проклятие народное ждет изменника-колдуна. И в положенный час его настигла страшная кара.

По размаху "огромных картин", запечатлевших жизнь народных масс, "Страшная месть", по словам Белинского, соответствовала "Тарасу Бульбе" и явилась важной вехой на пути к созданию героической эпопеи.

... Печальную историю о бедном сироте Петрусе Безродном, полюбившем Пидорку, – дочь богатого казака Коржа, поведал на вечерах у Панька дьячок Фома Григорьевич. Жадный Корж и не мыслил отдать ее в жены своему батраку. Он ждал богатого жениха.

Прослышал про "кручину" Петра дьявол в человеческом обличье Басаврюк. На свою беду запродал ему душу влюбленный парубок. По сатанинскому наваждению вечером накануне Ивана Купала пролил он кровь маленького Ивасика – брата Пидорки. И этой страшной ценой добыл золото, а с ним и расположение Коржа.

Но деньги не принесли в дом молодых счастья. Преследуемый кровавым видением, теряет разум и трагически гибнет Петрусь; потрясенная горем уходит в монастырь Пидорка. А мешки, набитые червонцами, над которыми днями и ночами сидел Петрусь? Одни битые черепки лежали вместо них.

Сор и "дрязг" вместо золота притащил в ржавом котле дед Максим, побывавший в заколдованном месте. А уж как ему, старому, хотелось разбогатеть, несмотря на все страхи и ужасы, пережитые им в дьявольском пекле.

Тема призрачности и недолговечности богатства, добытого бесчестным путем, приносящего людям одни страдания и муки, властно вторгается уже в первые произведения Гоголя. Эти трагические мотивы в дальнейшем получат более конкретное развитие в повестях петербургского цикла.

Под пером Гоголя расцвела и заискрилась чудесная украинская природа. Действительно, кого из читателей не захватило описание упоительного и роскошного летнего дня, которым начиналась повесть "Сорочинская ярмарка", открывавшая первую книжку "Вечеров на хуторе близ Диканьки"! А сколько таких поэтических картин одухотворенной природы можно найти в повестях Гоголя! Они помогали писателю еще глубже раскрыть мир человеческих чувств, выразить в образной форме свои раздумья.

Индивидуальный строй речи и характерный язык каждого персонажа, непринужденная манера повествования определили своеобразную художественную форму "Вечеров". Все их содержание было пропитано доброй авторской усмешкой, сочным лукавым юмором. Именно этот гоголевский смех, щедро разлитый по страницам украинских повестей, придал им ту неповторимую оригинальность, которая так удивила и восхитила Пушкина.

В 1836 году в рецензии на второе издание украинских повестей он писал: "Читатели наши конечно помнят впечатление, произведенное над ними появлением "Вечеров на хуторе": все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!"

В своих повестях Гоголь не ставил острых социальных вопросов, не касался крепостного права и связанных с ним жгучих общественных проблем. Его герои еще не изведали власти жестокого самодура-помещика, так как украинское крестьянство было окончательно закрепощено в конце XVIII века. Поэтому борьба народа против своих притеснителей на страницах "Вечеров" носит отвлеченный характер. Она проявляется в эпизодических, стихийных выступлениях сельской молодежи против местного начальства, как, например, в "Майской ночи". Во многих других случаях эта борьба переносится в план фантастических столкновений героев с потусторонними силами, вобравшими в себя все отрицательное, чуждое народу.

"Поэзия жизни" простого украинского народа – вот что, по словам Белинского, составляло основу "полных светлых красок" и очарования гоголевских "поэтических очерков Малороссии... Все что может иметь природа прекрасного, сельская жизнь простолюдинов обольстительного, все что народ может иметь оригинального, типического, все это радужными цветами блещет в этих первых поэтических грезах Гоголя. Это была поэзия юная, свежая, благоуханная, роскошная, упоительная!"

Всем своим содержанием "Вечера на хуторе близ Диканьки" отрицали ничтожный и безобразный мир "дворянчиков" и чиновников. Суровым обвинением этому миру звучала преднамеренно вынесенная в конец второй части "Вечеров" повесть о презренном существователе Шпоньке. Вот какова на самом деле злая и пошлая действительность, с горечью говорил читателю Гоголь.

В сравнении с другими ранними произведениями писателя повесть об Иване Федоровиче Шпоньке отличалась подлинно реалистическим содержанием, правдивыми картинами помещичьего быта, типическими образами никчемных, бездеятельных душевладельцев, метко именуемых Гоголем "небокоптителями". По своим реалистическим тенденциям и резко обличительному пафосу повесть о Шпоньке примыкает к последующему сборнику Гоголя "Миргород".

Первые произведения Гоголя появились в период, когда почти вся Россия была охвачена пламенем народного протеста – холерными и голодными бунтами. Эти события, названные Гоголем "временем терроризма", еще более увеличили общественное звучание гоголевских повестей и сделали их близкими и понятными широкой читательской аудитории.

Гоголь прекрасно понимал значение успеха его "Вечеров". Уже летом 1832 года он предпринимает попытку вторично издать свой первый сборник. В письме к M. П. Погодину от 20 июня 1832 года писатель просил последнего начать переговоры с московскими книгопродавцами о покупке у него 2-го издания "Вечеров на хуторе" и добавлял: "Что это за глупый народ книгопродавцы! Неужели они не видят всеобщих требований?" Но только в1836 году ему удалось повторно издать украинские повести.

"Вечера на хуторе близ Диканьки" принесли Гоголю литературную известность и всеобщее признание. 19 февраля 1832 года Гоголь присутствует на торжественном обеде литераторов Петербурга, собравшихся у книгопродавца Смирдина по поводу открытия библиотеки для чтения. Среди гостей находились Пушкин, Крылов, Жуковский, Вяземский, В. Одоевский, Плетнев, Сомов и другие известные русские писатели и поэты. "В прошедшую пятницу, 19-го февраля, открыл он (Смирдин. – А. С.) сию библиотеку празднеством, на которое пригласил многих литераторов и других любителей просвещения... – писала "Северная пчела". – Обеденный стол накрыт был в большой зале библиотеки, посреди шкапов, наполненных произведениями нашими и наших предшественников. В шестом часу сели за стол, пестрым строем и пишущие, и читающие. Любопытно и забавно, было видеть здесь представителей веков минувшего, истекающего и наступающего; видеть журнальных противников, выражающих друг другу чувства уважения и приязни; критиков и раскритикованных, взаимно объясняющихся: страстные уверения, усердные обещания, невинные остроты искрились, как шампанское в бокалах".

Исполнилась заветная мечта Гоголя – он нашел свое истинное призвание в жизни. Он стал русским писателем и находился как равный среди избранного круга петербургских литераторов. Пройденный им путь был нелегок. Материальные лишения, годы унизительной службы мелким чиновником, время мучительных поисков и духовного возмужания не прошли для него бесследно. Теперь рядом с Пушкиным и другими писателями сидел не восторженный, наивный провинциальный юноша, а человек, познавший огромную радость вдохновенного труда.

В конце июня 1832 года, после трех с половиной лет пребывания в Петербурге, Гоголю, наконец, удается совершить поездку на Украину. Уже давно и настоятельно просила Мария Ивановна приехать сына. Подрастали младшие дочери Елизавета и Анна, и ей одной было трудно решить сложный вопрос об их дальнейшей судьбе. Кроме того, Гоголь собирался помочь матери разобраться в денежных и хозяйственных делах имения, сильно пошатнувшихся после смерти Василия Афанасьевича.

Дома его встретили с радостью. Мария Ивановна старалась изо всех сил угодить сыну, исполнить все его желания. Растроганный Гоголь одарил родных подарками и долго рассказывал им о своем житье-бытье в столице. Его слушали с большим вниманием. Ведь он дружил с Пушкиным и Жуковским, был вхож во многие именитые петербургские дома, о которых здесь знали только понаслышке. В небольшом доме Гоголей с утра до вечера толпился народ; приезжали знакомые, соседи. Всем хотелось повидаться со знаменитым писателем, некогда скромным нежинским гимназистом, а теперь автором известнейших по всей России книг об их родной Украине.

Гоголь был внешне веселым и смешливым, хотя его угнетало неотвязное чувство тоски и горького бессилия. Делясь своими впечатлениями о поездке и пребывании в Васильевке, он писал поэту И. И. Дмитриеву: "Теперь я живу в деревне, совершенно такой, какая описана незабвенным Карамзиным... Чего бы, казалось, недоставало этому краю? Полное, роскошное лето! Хлеба, фруктов, всего растительного гибель! А народ беден, имения разорены и недоимки неоплатные... Помещики видят теперь сами, что с одним хлебом и винокурением нельзя значительно возвысить свои доходы. Начинают понимать, что пора приниматься за мануфактуры и фабрики; но капиталов нет, счастливая мысль дремлет, наконец умирает, а они рыскают с горя за зайцами. Признаюсь, мне очень грустно было смотреть на расстроенное имение моей матери, если бы одна только лишняя тысяча, оно бы в три года пришло в состояние приносить шестерной против нынешнего доход. Но деньги здесь совершенная редкость".

Гоголь не располагал необходимыми средствами, чтобы помочь матери. Единственное, что он мог сделать – это забрать младших сестер Елизавету и Анну в Петербург и устроить их пансионерками в Патриотический институт, где он преподавал историю. На том и порешили. В конце сентября Гоголь вместе с сестрами выехал в Петербург.

Путь его лежал через Москву. Литературная Москва радушно встретила молодого писателя. За короткое время он познакомился и завязал дружеские отношения со знаменитым актером М. С. Щепкиным, автором исторических романов М. Н. Загоскиным и другими литераторами.

Тепло был принят Гоголь и в доме писателя С. Т. Аксакова. С ним, его женой и детьми он поддерживал теплые дружеские отношения в течение многих лет. В семье Аксаковых Гоголь впервые встретился с молодым Белинским, принимавшим в то время живое участие в литературных и философских спорах на вечерах в гостеприимном доме Сергея Тимофеевича Аксакова. Здесь же Гоголь познакомился с братьями Киреевскими. Иван Васильевич Киреевский был известным литератором и журналистом. Вместе с сыновьями Аксакова Константином и Иваном в последующие годы он стал одним из идеологов славянофильского движения. Его брат Петр Васильевич прославился как собиратель и знаток памятников русского народного творчества.

Увлечение Гоголя историей и фольклором способствовало его сближению с профессором Московского университета, издателем украинских песен М. А. Максимовичем. Писатель познакомился также с историком и автором повестей из народного быта М. П. Погодиным. Молодой Гоголь был весьма тронут оказанным ему вниманием.

Покидая Москву, он обещал своим друзьям порадовать их в скором будущем новыми произведениями, замыслы и наброски которых он вез с собой в Петербург.

Продолжение: "Труды мои будут вдохновенны" >>>