Нежинская гимназия. Из биографии Гоголя. Степанов А. Н.

Ранним погожим утром тихий провинциальный Нежин встретил Гоголей перезвоном церковных колоколов. По деревянным тротуарам важно шествовали к заутрене дородные нежинские старожилы – местное панство, чиновники, купцы в окружении своих многочисленных домочадцев, мещане, мастеровые... Равнодушно взирали они на деревенскую желтую коляску, в которой ехали Василий Афанасьевич, Никоша и приставленный к нему крепостной дядька Симон.

Миновав городскую площадь, где по пыльной траве разгуливали коровы, свиньи и прочая живность, коляска Гоголей въехала в тенистый парк, разбитый перед гимназией. Сдав все необходимые бумаги в канцелярию, Василий Афанасьевич познакомил своего сына с надзирателем Зельднером, у которого Никоше предстояло жить на квартире.

В июне мальчик успешно выдержал вступительные экзамены и был зачислен во второй класс. Плата за учение в привилегированной гимназии была высокая – 1200 рублей в год, и родителям с трудом удалось собрать необходимую сумму. После настоятельных хлопот, при поддержке Трощинского Василию Афанасьевичу удалось в конце первого учебного года перевести сына "в число воспитанников, содержимых на гимназиальном иждивении", то есть в число учеников-пансионеров, обучающихся за счет казны. Гоголь с удовольствием расстался с надоевшим ему педантичным и прижимистым Зельднером и перебрался в гимназию, в стенах которой он жил и учился вплоть до 1828 года.

Семилетнее пребывание в Нежинской гимназии высших наук имело большое значение в идейном становлении и формировании будущего писателя. Здесь начали складываться и проявляться общественные и литературные интересы юного Гоголя. Здесь были написаны первые произведения. Гимназия высших наук явилась для Гоголя такой же жизненной и литературной школой, какой для Пушкина был Царскосельский лицей, для Белинского, Герцена и Лермонтова – Московский университет.

Нежинская гимназия по мысли ее создателей должна была явиться учебным заведением с широким энциклопедическим, гуманитарным профилем. Ученики последних трех классов (обучение в гимназии было девятилетним) именовались студентами и слушали лекции по университетской программе. Она включала в себя курсы по философии, литературе, юридическим и физико-математическим наукам. Серьезное внимание уделялось изучению иностранных языков. Часы занятий и свободное время учащихся были строго регламентированы.

Один из первых директоров гимназии И. С. Орлай - широко образованный ученый, сторонник прогрессивных нововведений в систему школьного воспитания – приложил немало усилий, для того чтобы подобрать для нового учебного заведения знающих преподавателей. Со временем Нежинская гимназия превратилась в одну из лучших высших школ России.

В числе замечательных педагогов были профессор математики К. В. Шапалинский, исполнявший в 1826 году обязанности директора вместо уехавшего в Одессу Орлая, профессор немецкой словесности Ф. О. Зингер, профессор французской словесности И. Я. Ландражин. Больше других воспитанники любили молодого профессора юридических наук Н. Г. Белоусова, читавшего с 1826 года курс лекций по естественному праву, одновременно он выполнял обязанности инспектора гимназии.

В первые месяцы пребывания в гимназии замкнутый и необщительный Гоголь тяжело переживал разлуку со своими близкими, тосковал по Васильевке. Его письма, наполненные горечью одиночества, иносказательными рассуждениями об утраченном счастье, являются своеобразным отражением душевного состояния. "Вижу все милое сердцу, – вижу вас, вижу милую Родину, – писал он родителям 13 июня 1824 года, – вижу тихий Псёл, мерцающий сквозь легкое покрывало, которое я сброшу, насладясь истинным счастием, забыв протекшие быстро горести. Одна счастливая минута может вознаградить за годы скорбей". Единственный, кому мальчик мог поведать о своих печальных думах, был крепостной слуга Симон. Но и с ним он мог видеться только по ночам, так как днем Симону приходилось выполнять различные хозяйственные поручения гимназического начальства.

Постепенно Гоголь свыкся с новой для него обстановкой, вскоре оправился и из хилого, болезненного ребенка стал сильным, веселым и падким до разных потех и шалостей юношей. Вместе с ним в гимназии учился его товарищ детских лет Саша Данилевский. Ближайшими друзьями Гоголя становятся Николай Прокопович, Константин Базили, Петр Редкин, Герасим Высоцкий. С ними он был откровенен, доверял свои мечты, посвящал их в творческие замыслы, а иногда, смущаясь и краснея, читал первые произведения. Гоголь был любимцем товарищей, которых привлекала к нему его неистощимая фантазия, природный юмор и необыкновенный талант рассказчика.

Он много читал и внимательно следил за современной литературой. Почти в каждом письме, адресованном отцу, содержалась просьба прислать новые журналы и альманахи, книги, стихотворные сборники, драматические сочинения. Страстный поклонник Пушкина, Гоголь тщательно переписывал пушкинские поэмы "Цыганы", "Братья-разбойники", "Кавказский пленник", "Бахчисарайский фонтан" и другие произведения любимого поэта. По ночам, при свете коптилки, укрывшись от бдительных очей надзирателей, он жадно читал и перечитывал "Евгения Онегина", который выходил тогда по главам. "Это, – вспоминал Данилевский, – была тогда еще контрабанда; для нашего профессора словесности Никольского даже Державин был новый человек".

В закрытом учебном заведении, каким была Нежинская гимназия, журналы и книги были одним из немногих средств общения воспитанников с внешним миром, знакомства с общественными и литературными событиями. Вместе со своими близкими друзьями Гоголь выписывал книги русских и иностранных писателей, многие периодические издания того времени: альманахи декабристов, "Северные цветы" Дельвига, журналы "Отечественные записки", "Московский телеграф", "Московский вестник" и другие.

На приобретение книг и журналов он тратил почти все свои средства. "Благодарю вас за присылку денег... Они бывают мне очень нужны, – писал он родным. – Я отказываю себе даже в самых крайних нуждах с тем, чтобы иметь хотя малейшую возможность поддержать себя в таком состоянии, в каком нахожусь, чтобы иметь возможность удовлетворить моей жажде видеть и чувствовать прекрасное. Для него-то я с трудом величайшим собираю все годовое свое жалованье... За Шиллера, которого я выписал из Лемберга, дал я 40 рублей – деньги весьма немаловажные по моему состоянию; но я награжден с излишком и теперь несколько часов в день провожу с величайшею приятностью. Не забываю также и русских и выписываю что только выходит самого отличного. Разумеется, что я ограничиваюсь одним только чем-либо, в целые полгода я не приобретаю более одной книжки и это меня крушит чрезвычайно. Удивительно, как сильно может быть влечение к хорошему... Не знаю, что было бы со мною, ежели бы я еще не мог чувствовать от этого радости – я бы умер от тоски и скуки".

Из книг и журналов, выписываемых гимназистами, была составлена библиотека, которая пользовалась большим успехом среди учащихся. Гоголь взял на себя роль библиотекаря.

В пору учебы Гоголя в Нежинской гимназии существовало историческое общество, которым руководили старшие воспитанники – Петр Редкин и Василий Любич-Романович. С необыкновенной страстью принялись члены общества составлять "всемирную историю в огромном размере". Друг Гоголя, Константин Базили, представил на суд своих сверстников большую работу на 1500 страницах по истории Востока. Юный Гоголь был постоянным участником собраний исторического общества. Здесь, в кругу друзей, увлекавшихся историей, зародилась у него смелая мечта написать многотомное сочинение по всеобщей истории и всеобщей географии под названием "Земля и люди", над которым он упорно трудился в начале 30-х годов.

В записную книжку, названную "Книга всякой всячины, или Подручная энциклопедия", будущий писатель заносит старинные предания, поговорки, описания обрядов украинского и русского народов. В гимназии он начал составлять "Лексикон малороссийский" (украинско-русский словарь) и записывать народные песни. Замечательные памятники устного поэтического творчества писатель собирал в течение всей своей жизни. Он рассматривал их как подлинные исторические документы первостепенной важности, запечатлевшие в художественной форме героическую историю народных деяний.

Большим увлечением воспитанников гимназии был любительский театр, одним из создателей которого явился Гоголь. Он был не только талантливым исполнителем самых разнообразных ролей, но также режиссером и художником, автором веселых комедий и сценок из народного быта. "Ежели можете, то пришлите мне полотна и других пособий для театра, – писал Гоголь родителям 22 января 1824 года. – Первая пиеса у нас будет представлена Эдип в Афинах, трагедия Озерова".

Спектакли обычно ставились по праздникам. На них собиралось множество народу – жители Нежина, помещики из окрестных сел, родители гимназистов. Зрители были в восторге. В одном из писем к товарищу юноша писал: "Масленую мы провели прекрасно. - Четыре дни сряду был у нас театр... Все бывшие из посетителей, людей бывалых, говорили, что ни на одном провинциальном театре не удавалось видеть такого прекрасного спектакля. – Декорации (4 перемены) сделаны были мастерски и даже великолепно. Прекрасный ландшафт на занавеси довершал прелесть. Освещение залы было блистательное. Музыка также отличилась..."

Удачнее всего, по всеобщему признанию, разыгрывалась гимназистами комедия Фонвизина "Недоросль". Николай играл роль Простаковой, Митрофана исполнял Нестор Кукольник, Софью – Александр Данилевский, Стародума – Константин Базили. "Видал я эту пьесу и в Москве, и в Петербурге, – вспоминал впоследствии Базили, – но сохранил всегда то убеждение, что ни одной актрисе не удавалась роль Простаковой так хорошо, как играл эту роль шестнадцатилетний тогда Гоголь".

Выдающееся актерское дарование Гоголя, природный комический талант были так велики, что его товарищи прочили ему славу комического актера. Через несколько лет, приехав в Петербург, Гоголь, разделявший мнение друзей о своем сценическом призвании, пытался поступить в Александринский театр, но потерпел неудачу. Реалистическая манера игры, чуждая сценической манерности, была отрицательно оценена экзаменаторами – сторонниками ложноклассической театральной школы, и ему отказали в приеме.

Но более всего тянуло Гоголя к литературе. Поэтическое и драматургическое творчество Василия Афанасьевича, общение в детстве и юности с семьей поэта В. В. Капниста, стихотворное сочинительство, которым увлекались учащиеся гимназии, – все это побуждало Гоголя испытать свои силы.

Первые литературные опыты Гоголя, ставшие достоянием его товарищей, относятся к 1823-1824 годам. Через два года после поступления в гимназию он становится одним из активных участников литературного кружка. Его члены издавали несколько рукописных журналов и альманахов: "Звезда", "Метеор литературы", "Северная заря", "Навоз парнасский" и другие. Эти журналы редактировал Гоголь; он выступал также на их страницах как поэт, драматург, прозаик, сатирик и критик.

Большое воздействие на формирование литературных вкусов будущего писателя наряду с Пушкиным оказали также романтическая поэзия и проза декабристов. Периодическая печать, литература были для деятелей тайных обществ единственным массовым средством распространения свободолюбивых идей, их политической трибуной. Темы героического прошлого русского народа, национальной освободительной войны 1812 года, революционной борьбы за свободу стонущего под игом самодержавия отечества являлись ведущими в литературных и публицистических выступлениях декабристов.

"Влияние заговорщиков на общественное мнение было весьма значительно, – писал Герцен. – Люди образованные, энергичные и чистые... они главенствовали над частью аристократии и, благодаря находившейся в их руках литературе, – надо всем молодым поколением. Энергичные поэмы Рылеева, рассказы Бестужева, "Полярная звезда" - ежегодник, который они издавали вместе, "Мнемозина" – журнал Кюхельбекера и князя Одоевского – распространялись в университетах, лицеях и даже в военных училищах". Среди учащихся гимназии ходили рукописи с запрещенными произведениями Рылеева, А. Бестужева, Грибоедова. Их с увлечением читали и заучивали. Некоторые рылеевские стихи, "касающиеся до призвания к свободе", появлялись в рукописных журналах, переводились во время классных занятий на иностранные языки.

Из ранних произведений Гоголя до нас дошли немногие. О большинстве из них, за исключением трех стихотворений и одной эпиграммы, можно судить лишь по заглавиям и рассказам современников об их содержании.

Вспоминая в "Авторской исповеди" в 1847 году о своих литературных выступлениях в стенах гимназии, Гоголь писал: "Первые мои опыты, первые упражненья в сочиненьях, к которым я получил навык в последнее время пребыванья моего в школе, были почти все в лирическом и сурьезном роде".

Он с увлечением пишет повести "во вкусе" А. Бестужева (Марлинского), где действовали романтические герои на фоне пышной природы. К произведениям подобного рода относились "Братья Твердиславичи – славянская повесть", трагедия "Разбойники", поэма "Россия под игом татар" и другие.

Явное влияние романтической школы ощущается и в поэме "Ганс Кюхельгартен", и в опубликованных позднее, в начале 30-х годов, отрывках из исторического романа "Гетьман". Над этими произведениями Гоголь, по всей вероятности, также начал работать в последние годы своего пребывания в гимназии.

Уже с первых шагов в литературе будущий писатель пытался быть "оригинальным по-своему". Это стремление к самобытности не одобряли многие участники литературного кружка, которые старались следовать "кому-либо из прославившихся своими литературными произведениями поэтов и ставили себя в зависимость от его влияния".

Своеобразие первых литературных выступлений Гоголя было связано с его демократизмом, который отчетливо проявлялся в его поведении, суждениях, в отношении к ученикам – выходцам из аристократических семей. Последние держались обособленно и высокомерно относились к Гоголю-"провинциалу".

В отличие от них будущий писатель искал сближения с простыми людьми. В свободное от занятий время его нередко можно было встретить на нежинских базарах и ярмарках. "Шум, брань, мычание, блеяние, рев – все сливается в один нестройный говор. Волы, мешки, сено, цыганы, горшки, бабы, пряники, шапки – все ярко, пестро, нестройно, мечется кучами и снуется перед глазами. Разноголосные речи потопляют друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа... Только хлопанье по рукам торгашей слышится со всех сторон..."

Гоголь чувствовал себя свободно и непринужденно среди этого базарного гула и толчеи. Его худенькая, затянутая в мундир фигурка мелькала то между возов со всякою снедью, то в кругу людей, молча внимавших печальным песням слепого лирника, то среди мужиков, парубков и девчат, толпившихся перед вертепом – кукольным театром, на маленькой сцене которого разыгрывались веселые комедии из народной жизни.

Незамысловатые сюжеты о глупом казаке и хитром цыгане в красной свитке, о чертях и ведьмах, сварливой Хивре и ее трусливом поклоннике дьячке, о молодых влюбленных – Грицько и Одарке – вызывали неподдельный восторг, дружный смех и одобрительные возгласы зрителей. Все виденное поражало и восхищало Гоголя, глубоко западало в память.

По вечерам, когда сумерки сгущались над затихающим Нежиным, он шел на окраину города - Магерки - туда, где жили простые селяне. Здесь его уже знали и встречали приветливо. Гоголь бывал гостем и на веселых крестьянских свадьбах, его приглашали и на "вечерницы", на которых собравшиеся по очереди рассказывали сказки и всевозможные истории. Он принимал участие и в народных игрищах, устраиваемых по праздникам сельской молодежью.

"Это сближение его с людьми, не претендующими на изящество манер, изысканность речи и на выбор предмета беседы, очевидно, давало ему своего рода наслаждение в жизни, удовлетворяло его эстетические потребности и вызывало в нем поэтические настроения, – вспоминал один из товарищей Гоголя по гимназии. – Так, по крайней мере, мы это замечали потому, что он, после каждого такого нового знакомства где-либо, подолгу запирался в своей комнате и заносил на бумагу свои впечатления".

Близость Гоголя к народу, к простым людям, стремление облегчить их тяжелую участь не покидали писателя в течение всей его жизни. Герцен имел полное право сказать о нем: "Не будучи, в отличие от Кольцова, выходцем из народа по своему происхождению, был им по своим вкусам и по складу ума".

В марте 1825 года Гоголя постигло тяжелое горе – умер отец. Василий Афанасьевич болел давно, но неожиданная и преждевременная смерть его потрясла юношу. "Правда я сперва был поражен ужасно сим известием, – писал он матери, – однако ж не дал никому заметить, что я был опечален. Оставшись же наедине, я предался всей силе безумного отчаяния. Хотел даже посягнуть на жизнь свою... Но разве не осталось ничего, чтоб меня привязывало к жизни? Разве я не имею еще чувствительной, нежной, добродетельной матери, которая может мне заменить и отца и друга и всего, что есть милее, что есть драгоценнее?.."

С тяжелым сердцем ехал он в Васильевку на летние каникулы. Печальным и тягостным было свидание сына с матерью. Долго разбирали бумаги отца, отделяя от хозяйственной переписки рукописи со стихотворными и драматическими сочинениями. Гоголь высоко ценил творчество Василия Афанасьевича, особенно его украинские комедии. Из драматургического наследия Василия Афанасьевича до нас дошла только одна пьеса "Простак...", из другой, "Собака-вiвця", известной только по содержанию, Гоголь взял эпиграфы к четырем главам "Сорочинской ярмарки".

1826–1827 годы явились переломными в духовном развитии будущего писателя. В эту пору под воздействием общественно-политических событий в стране, вызванных восстанием декабристов и последующей за ним николаевской реакцией, в воззрениях Гоголя совершился заметный поворот.

Прямо или косвенно политические репрессии затронули почти все стороны общественной жизни. "На поверхности официальной России, "фасадной империи", – писал Герцен, – видны были только потери, жестокая реакция, бесчеловечные преследования, усиление деспотизма". Но среди молодых сил "нового поколения", в народных массах "совершалась великая работа – работа глухая и безмолвная, но деятельная и непрерывная; всюду росло недовольство".

Не избежали полицейских репрессий, и учебные заведения. В 1824 году министром просвещения стал реакционер А. С. Шишков. В самом начале своей деятельности он заявил, что видит свою основную задачу в борьбе с "духом времени" и что "обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, чем пользы".

В учебных заведениях по прямому указанию Николая I насаждались чисто казарменные методы воспитания. Мерилом поведения и успехов в учебе служила грубая солдатская формула "должно повиноваться, а не рассуждать". По указанию высшего начальства почетный попечитель Нежинской гимназии потребовал от преподавателей неукоснительно "внедрять в юные сердца питомцев любовь к богу и ближнему, повиновение властям и вообще страх божий".

Но все эти реакционные мероприятия не дали ожидаемых результатов. Убедительным доказательством этого явилось возникшее в 1827 году "дело о политическом и религиозном вольнодумстве" в Нежинской гимназии.

Молодые воспитанники гимназии были свидетелями и участниками острой борьбы, начавшейся непосредственно после разгрома декабристского движения в стенах учебного заведения. Она велась между передовыми представителями русской культуры, близкими по своим общественным идеалам декабристам, профессорами Белоусовым, Шапалинским, Андрущенко, Соловьевым, Ландражиным, Зингером и реакционными преподавателями Билевичем, Никольским, Кулжинским, Моисеевым, протоиереем Волынским и директором гимназии Ясновским.

"Дело о вольнодумстве" в Нежинской гимназии, начавшееся в результате доносов верноподданных профессоров, имело прямое отношение ко многим воспитанникам старших классов. В числе студентов, привлекавшихся к дознанию по "делу о вольнодумстве" профессора юридических наук Н. Г. Белоусова и его коллег, был и Николай Гоголь, который дал показания в пользу своего любимого учителя.

После окончания следствия, которое тянулось свыше трех лет, по высочайшему повелению был прекращен прием учащихся в низшие классы гимназии, а в 1832 году она вообще закрывается. Прогрессивные профессора были изгнаны из гимназии и высланы из Нежина без права заниматься педагогической деятельностью.

Юный Гоголь и его ближайшие товарищи по гимназии в меру своих сил пытались спасти Белоусова, Шапалииского и других преподавателей от расправы. За это Гоголю пришлось поплатиться. По требованию врагов Белоусова он был выпущен из гимназии чиновником XIV, а не XII класса, на что имел полное право по результатам выпускных экзаменов.

События, связанные с "делом о вольнодумстве", полицейское беззаконие и произвол, с которыми Гоголю пришлось столкнуться лично, не прошли для него бесследно. Он начинает пристальнее всматриваться в окружающую его действительность, учится ненавидеть зло и пошлость.

"Не знаю, как-то на следующий год я перенесу это время!.. – писал он своему другу летом 1827 года. – Как тяжело быть зарыту вместе с созданьями низкой неизвестности в безмолвие мертвое! Ты знаешь всех наших существователей, всех, населявших Нежин. Они задавили корою своей земности, ничтожного самодоволия высокое назначение человека. И между этими существователями я должен пресмыкаться... Из них не исключаются и дорогие наставники наши. Только между товарищами, и то немногими, нахожу иногда, кому бы сказать что-нибудь..."

Навсегда уходило детство. Наступала юношеская зрелость, а с нею ясность и определенность мысли, стремление к активной деятельности.

Новые мотивы зазвучали в его произведениях. Об этом он все чаще говорит в своих письмах к родным и друзьям. "Сочинений моих вы не узнаете, – пишет он матери 23 ноября 1826 года. – Новый переворот настигнул их. Род их теперь совершенно особенный". "Вы одни только видели, - говорил он в другом письме, – что под видом иногда для других холодным, угрюмым таилось кипучее желание веселости... и часто в часы задумчивости, когда другим казался я печальным, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывал науку веселой, счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают его, встретясь с ним... До сих пор я был счастлив, но ежели счастие состоит в том, чтобы быть довольну своим состоянием, то не совсем".

Гоголь постепенно отходит от неопределенных романтических мечтаний, присущих его раннему творчеству, и начинает серьезнее и глубже судить о жизни. По его словам, он уже в ранние годы умел замечать в окружающих "те особенности, которые ускользают от вниманья других людей, как крупные, так мелкие и смешные... угадать человека, то есть угадать, что он должен в таких и таких случаях сказать, с удержаньем самого склада и образа его мыслей и речей".

Страсть наблюдать за людьми, их поступками, речью придавала уже первым произведениям Гоголя черты жизненной правды. Примером этого может служить написанная им в эти годы сатира "Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан". Само название произведения говорит о его сатирической заостренности и критической направленности. Здесь заметна попытка нарисовать картину тусклой, скучной жизни нежинских обывателей, которых автор презрительно именовал "существователями".

Сатира до нас не дошла, Гоголь ее уничтожил. Может быть, одной из причин этого явилось начавшееся весной 1827 года "дело о вольнодумстве". Но факт ее создания является подтверждением того, что будущий писатель еще в ранней молодости пробовал свои силы в обличительном жанре и выступал с критикой тех, кто "задавил корою своей земности" высокое и благородное назначение человека.

В эту пору Гоголь начинает мучительно думать о своей будущей деятельности. "Еще с самых времен прошлых, – доверительно писал он дяде, – с самых лет почти непонимания, я пламенел неугасимою ревностью сделать жизнь свою нужною для блага государства, я кипел принести хотя малейшую пользу... Я перебирал в уме все состояния, все должности в государстве и остановился на одном. На юстиции. – Я видел, что здесь работы будет более всего, что здесь только я могу быть благодеянием, здесь только буду истинно полезен для человечества. Неправосудие, величайшее в свете несчастие, более всего разрывало мое сердце. Я поклялся ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага".

Осуществление своих благородных юношеских идеалов Гоголь неизменно связывал с Петербургом - центром политической и культурной жизни России. "Ежели об чем я теперь думаю, так это все о будущей жизни моей. Во сне и наяву мне грезится Петербург", – писал он матери в начале 1827 года.

К этому времени относится и оживленная переписка Гоголя с его другом Герасимом Высоцким, который после окончания гимназии в 1826 году уехал служить в столицу. Основным содержанием писем Гоголя к приятелю были радужные мечты о Петербурге и будущей службе. Более практичный и рассудительный, Высоцкий пытался охладить восторженного друга, сообщая ему о трудностях петербургской жизни, необыкновенной дороговизне. Но решение Гоголя оставалось непоколебимым. В ту пору, по его собственному признанию, "мысль о писателе... никогда не всходила" ему на ум. "Я думал, просто, я выслужусь и все это доставит служба государственная. От этого страсть служить была у меня в юности очень сильна".

Высокое государственное поприще, служение "для счастия граждан", представлялось Гоголю в то время весьма неопределенным, расплывчатым. В его понимании оно сводилось к искоренению многочисленных злоупотреблений чиновников, к борьбе с неправосудием, с которым он столкнулся во время следствия по делу о вольнодумстве.

В июне 1828 года Гоголь окончил Нежинскую гимназию. Вторую половину года он провел в Васильевке. Мария Ивановна с трудом вела хозяйство разоренного имения, заложенного и перезаложенного после смерти Василия Афанасьевича. Гоголь болезненно переживал затруднительное положение матери и, будучи не в силах помочь ей наладить запущенные хозяйственные дела, все настойчивее стремился в Петербург.

Но вот закончились длительные и хлопотливые сборы. Предусмотрительная матушка выпросила у Д. П. Трощинского рекомендательное письмо к видному петербургскому чиновнику Л. И. Голенищеву-Кутузову, в котором "благодетель" просил помочь молодому родственнику устроиться на службу. Наконец пришла зима, и, как только установился санный путь, Гоголь вместе со своим другом А. С. Данилевским 13 декабря 1828 года выехал в Петербург.

Продолжение: Петербург >>>