Мануйлов В. А. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»
Литература
 
 Главная
 
Портрет М. Ю. Лермонтов
сюртуке лейб-гвардии
гусарского полка
работы А.И. Клюндера. 1839-1840 гг.
ГМИРЛИ имени В. И. Даля
 
«Бэла». 1900.
Иллюстрация В. А. Полякова
к роману М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»
Источник: М. Ю. Лермонтов. ПСС в 2-х томах. – СПБ, М.: Товарищество М. О. Вольф. 1900.
 
 
 
 
 
 
Мануйлов В. А.

РОМАН М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
«ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»[1]
 

Содержание
     
 
 
 
 
 
 
   
 
РОМАН М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
«ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»
 
Вот книга, которой суждено никогда не стареться,
потому что, при самом рождении ее, она была вспрыснута живою водою поэзии!
Эта старая книга всегда будет нова...

Перечитывая вновь «Героя нашего времени»,
невольно удивляешься, как все в нем просто, легко, обыкновенно и в то же время
так проникнуто жизнию, мыслию, так широко, глубоко, возвышенно...

Белинский В. Г. Герой нашего времени.
Сочинения М. Лермонтова.
Издание третье, 1843.
 
ПЕРВЫЕ ОТКЛИКИ ИЗ ДВУХ СТАНОВ
 
Незадолго до отъезда Лермонтова на Кавказ во вторую ссылку, в середине апреля 1840 года, в Петербурге вышло первое отдельное издание романа «Герой нашего времени». «Вышли повести Лермонтова, — писал в эти дни Белинский. — Дьявольский талант! Молодо-зелено, но художественный элемент так и пробивается сквозь пену молодой поэзии, сквозь ограниченность субъективно-салонного взгляда на жизнь»[2].

Хорошо зная и глубоко понимая историческую сущность окружающей его действительности, двадцатипятилетний Лермонтов создал образ героя своего времени, в котором обобщил большой жизненный материал.

Белинский первым раскрыл типические черты Печорина — «человека с сильной волей, отважного, напрашивающегося на бури и тревоги». Великий критик объяснил причины раздвоенности Печорина и убежденно заявил, что в этом романе Лермонтов является «решителем важных современных вопросов».

Вслед за первой, предварительной рецензией на роман Лермонтова Белинский во второй половине мая 1840 года сделал подробный разбор «Героя нашего времени», вскоре опубликованный в июньской и июльской книжках «Отечественных записок». Этот разбор раскрыл широким кругам русских читателей идейное и художественное значение романа Лермонтова в истории русской общественной жизни и в истории русской литературы. Горячо защищая Печорина от проповедников лицемерной казенной морали, Белинский видел в образе Печорина воплощение критического духа своего времени[3].

Одновременно с Белинским, вскоре после смерти Лермонтова, Гоголь оценил «Героя нашего времени» даже выше, чем его поэзию: «Никто еще не писал у нас такою правильною, прекрасною и благоуханною прозою. Тут видно больше углубленья в действительность жизни — готовился будущий великий живописец русского быта...»[4]

Реакционно-охранительная критика, напротив, порицала «безнравственность» Печорина. Показательно, что высказывания реакционных журналистов полностью совпадали с отрицательным отзывом Николая I в частном письме к императрице от 12(24) июня 1840 года[5].

Реакционная критика осудила Печорина и противопоставила ему соответствующий ее идеалам образ Максима Максимыча.

Добрый, бывалый кавказец, бесспорно, должен быть отнесен к положительным персонажам романа. Это мужественный, честный, искренний, хороший русский человек, незаметно делающий свое трудное и нужное дело. Он кровно связан с народом. Он принадлежит к числу тех демократических героев русской литературы XIX века, родословная которых идет от Самсона Вырина («Станционный смотритель» Пушкина), а затем получает продолжение в образах униженных и оскорбленных, бедных чиновников Гоголя и Достоевского. Но в отличие от гоголевских Поприщина и Акакия Акакиевича Башмачкина Максим Максимыч обладает большим чувством собственного достоинства.

Читателю нашего времени ясно, что ограниченному Максиму Максимычу совершенно чужд дух протеста против мерзостей крепостнической России, он покорно тянет лямку военной службы на Кавказе, он не рассуждает и даже не может в полной мере понять всей трагедии лучших передовых людей своего времени. Вот эта покорность судьбе больше всего привлекала симпатии Николая I и реакционной критики к образу Максима Максимыча, тогда как для Лермонтова истинным героем времени был Печорин.

Передовая молодежь, солидаризируясь с Белинским, отлично разобралась в значении образов Печорина и Максима Максимыча, в отношении к ним Лермонтова. Об этом свидетельствует письмо от 13 декабря 1840 года в редакцию «Отечественных записок», автором которого был студент Казанского университета А. И. Артемьев, впоследствии известный статистик, археолог и географ. Студент-разночинец решительно не соглашался с позицией одного из самых реакционных критиков, редактора журнала «Маяк» Бурачка: «Стражи “Маяка” боятся, что мы все, прочитавши книгу Лермонтова, сделаемся такими же героями нашего времени, как и Печорин. Да чем же быть, гг. Максимы Максимычи? Скорее, мне кажется, надобно идти вслед за веком, нежели отставать от него. «Герой нашего времени», по крайней мере для меня, гораздо нравственнее, хотя в нем и нет огромных молитв»[6].

Через шесть лет после выхода в свет романа Лермонтова на Кавказ приехал Я. П. Полонский. Работая в канцелярии наместника в редакции газеты «Закавказский вестник» в Тифлисе, Полонский за пять лет службы много путешествовал по Грузии, не раз ездил по Военно-Грузинской дороге и, естественно, постоянно связывал свои путевые впечатления с памятными ему образами любимого Лермонтова. Подобно Лермонтову, он интересовался культурой и народным творчеством кавказских и закавказских народов. В июне 1851 года Я. П. Полонский написал стихотворение «На пути из-за Кавказа», в котором поэтически воспроизвел путь автора с Максимом Максимычем и последние страницы «Княжны Мери»:

Душу, к битвам житейским готовую,
Я за снежный несу перевал.
Я Казбек миновал, я Крестовую
Миновал — недалеко Дарьял.

Слышу, Терека волны тревожные
В мутной пене по камням шумят —
Колокольчик звенит — и надежные
Кони юношу к северу мчат.

Выси гор, в облака погруженные,
Расступитесь! — приволье станиц —
Расстилаются степи зеленые,
Я простору не вижу границ.

И душа на простор вырывается
Из-под власти кавказских громад —
Колокольчик звенит-заливается...
Кони юношу к северу мчат.

Погоняй! гаснет день за курганами,
С вышек молча глядят казаки —
Красный месяц встает за туманами,
Недалеко дрожат огоньки.

В стороне слышу карканье ворона —
Различаю впотьмах труп коня —
Погоняй, погоняй! тень Печорина
По следам догоняет меня...[7]

В этом стихотворении — не только поэтический отклик на роман Лермонтова, но и признание Полонского в том, что ему, младшему современнику Лермонтова, были близки и созвучны размышления, чувства и образы, созданные его старшим собратом.
 
ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И СОВРЕМЕННИКИ ПЕЧОРИНА
В РУССКОЙ И МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
 
Творчество Лермонтова и его роман «Герой нашего времени» нельзя рассматривать в отрыве от тех процессов, которые происходили в русской и мировой литературе в конце 1830 — начале 1840-х годов. Одним из важнейших событий в европейской литературе конца XVIII — первой трети XIX века было зарождение реалистического метода, подготовленного всем предшествующим развитием мировой литературы, в том числе достижениями классицизма, сентиментализма, и в особенности романтизма. В этот период одной из важнейших задач как в западноевропейской, так и в русской литературе была задача создать образ героя своего времени, передового молодого человека, рассказать об отношении этого героя к породившему его обществу. Эта задача, поставленная писателями эпохи Просвещения, а затем углубленная сентименталистами и романтиками, в годы возникновения реализма значительно осложнилась, приобрела новые аспекты и потребовала новых решений[8].

В ряду великих творений европейской литературы, воссоздавших историю развития образа передового человека нового времени, следует прежде всего назвать «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо (I часть опубликована в 1782 году; II часть — в 1789-м — в самом преддверии Французской буржуазной революции) и «Страдания молодого Вертера» И. В. Гете, повесть, написанную в середине 1770-х годов и ставшую известной читателям до «Исповеди» Руссо; здесь же следует назвать повествовательный эпизод, вставленный в сочинение Шатобриана «Гений христианства» под названием «Рене, или Следствие страстей» (1802). В 1806 году также на французском языке появляется роман Сенанкура «Оберман»; через год Бенжамен Констан заканчивает свой психологический роман в прозе «Адольф», который выходит в свет только в 1816 году (русский перевод П. А. Вяземского с предисловием Пушкина в 1830 году под названием «Адольф и Элеонора»). Этот роман Бенжамена Констана, как давно установлено и убедительно показано А. А. Ахматовой, имел большое значение для автора «Евгения Онегина»[9], не менее важен он и для автора «Героя нашего времени». В 1810-е годы европейский читатель получает «Паломничество Чайльд-Гарольда» Дж.-Г. Байрона.

Русская литература откликается на проблему «героя времени» с некоторым опозданием, но уже в 1799—1803 годах Н. М. Карамзин, следуя за открытиями Руссо в области анализа душевного мира формирующегося ребенка, приступает к созданию «Рыцаря нашего времени». Эта незаконченная повесть не выходит за рамки сентиментальной эстетики, но во многом предвосхищает дальнейшее развитие русского психологического романа. Через 20 лет молодой Пушкин начинает писать первый реалистический роман в стихах «Евгений Онегин», а в самом конце 1830-х годов Лермонтов создает первый русский реалистический роман в прозе «Герой нашего времени».

За год до начала работы Лермонтова над романом появляется и производит большое впечатление на европейского читателя роман Мюссе «Исповедь сына века» (1836), менее сложный и менее глубокий, чем «Герой нашего времени», но в известной мере предвосхищающий «Княжну Мери».

В то же время в русской литературе «Княжне Мери» непосредственно предшествуют так называемые «светские повести» 1830-х годов Н. Ф. Павлова, В. Ф. Одоевского, О. М. Сомова, В. А. Соллогуба и др. И этот жанр имел значение в истории становления реализма в русской литературе[10].

Исторически достоверный и типический образ Печорина возник в русской литературе не только как прямое продолжение и развитие героя 1820-х годов Евгения Онегина. Незадолго до возникновения образа Печорина или почти одновременно с ним в творчестве ряда второстепенных писателей появляются менее значительные, но все же весьма характерные для тех лет образы молодых людей, которые так или иначе воплощают ищущего истину современного человека. Некоторые литературоведы (Г. Г. Шевченко, Б. Т. Удодов и другие) обратили внимание, что даже у так называемых пассивных романтиков, представителей пассивного романтизма, основной герой — человек высоких духовных запросов, который вступает в конфликт с окружающим его обществом, с исторической действительностью и неизбежно становится жертвой этой реальной, «низкой» действительности. Таков юноша Дмитрий из повести М. П. Погодина «Адель», таков Юлий из повести А. Теплякова «Человек не совсем обыкновенный», а также герой повести Н. Станкевича «Несколько мгновений из жизни графа Z***». В этой связи называют повесть А. Андросова «Случай, который может повториться. Русская современная быль» (имеется в виду один из героев повести — Александр Иванович). К подобным персонажам относится и художник-мечтатель, молодой идеалист Пискарев из «Невского проспекта» Гоголя. Во всех этих героях-романтиках много автобиографического, они откровенно высказывают мысли своих создателей. Но, как справедливо отметила Г. Г. Шевченко, в пассивно-романтическом течении наблюдались попытки создать и объективный портрет современника. Это характерно для тех писателей, чье творчество отличалось уже в то время реалистическими, а порой и демократическими тенденциями. Так, «меткие типологические портреты» представителя нового поколения принадлежат В. Ф. Одоевскому; однако писатель не ставил перед собой задачи раскрыть характер «гордого человека XIX столетия»: он был лишь эпизодическим лицом в произведениях В. Ф. Одоевского, иногда участником событий, обнаруживающих необычную логику его поведения. Н. Ф. Павлов в повести «Маскарад» (Моск. наблюдатель. 1835. Ч. 1. Кн. 2; 1836. Ч. 4. Кн. 1) показал человека тоскующего, не находящего себе места в жизни, как характерного для мыслящей части светской молодежи, как «лишнего человека»[11].

К проблеме так называемого «лишнего человека» в 1830-е годы подошли и представители революционного романтизма. Именно эта проблема определила исключительную противоречивость творческих исканий В. К. Кюхельбекера. Писатель-декабрист, переживший трагедию разгрома восстания на Сенатской площади, понимал, что новому веку «необходим пример», образец цельного героя-борца, но он видел и другого человека 1830-х годов, раздвоенного, мятущегося, не находящего для себя выхода (трагедия-мистерия «Ижорский», роман «Последний Колонна»)[12].

Вопрос о новом герое волнует и писателя-декабриста А. А. Бестужева-Марлинского. Вступая в творческую полемику с автором «Евгения Онегина», неудовлетворенный сниженным и негероическим образом Онегина, Марлинский противопоставляет этому разочарованному скептику и скучающему эгоисту своего героя — майора Стрелинского (повесть «Испытание»). Продолжая работать над повестями из светской жизни, в которых изображался конфликт между человеком-гражданином, энтузиастом «всего высокого и благородного» и бездушным, пустым светом, писатель решал психологическую проблему: сумеет ли герой, вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам и вопреки личным влечениям, сохранить верность гражданскому долгу (повесть «Фрегат “Надежда”»). В 1830-е годы Марлинский все настойчивее обращается к образу рефлектирующего человека («Мулла-Нур», «Вадимов», «Он был убит»)[13].

Наконец, образ «рефлектирующего», «лишнего человека» зарождается в прозе молодого Герцена — Трензинский в «Записках одного молодого человека» (1839—1841).

Таким образом, «Герой нашего времени» создавался не в безвоздушном пространстве, не обособленно, а в сложном и противоречивом контексте эпохи, в период, когда в недрах романтизма со всеми его противоречиями и оттенками зарождался еще более сложный и многообразный творческий метод, получивший впоследствии название реализма.

Как явление типологическое, отражающее реальную действительность, Печорин не был одинок в русской литературе 1830-х годов. Но ни один из близких к нему образов современного рефлектирующего молодого человека не обладал такой силой характера, таким мужественным интеллектом, такой страстной жаждой деятельности. Эта значительность, масштабность образа Печорина, позволяющая сблизить его с Демоном и Мцыри, — черта во многом автобиографическая, выражение специфически «Лермонтовского духа».

Это сразу почувствовал Белинский. Спустя несколько дней после выхода в свет первого издания романа Лермонтова он писал В. П. Боткину: «Недавно был я у него в заточении и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как верно он смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного! О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура!.. Каждое его слово — он сам, вся его натура, во всей глубине и целости своей. Я с ним робок, — меня давят такие целостные, полные натуры, я перед ним благоговею и смиряюсь в сознании своего ничтожества» (Белинский. Т. 11. С. 508—509).

Прошло несколько недель, и 13 июня 1840 года Белинский снова обратился к Боткину со своими размышлениями о Лермонтове: «Лермонтов великий поэт: он объектировал современное общество и его представителей» (там же, с. 527).

Печорин был явлением характерным для своего времени, типическим. Создать такой образ и так раскрыть его в романе мог только гениальный художник.
 
ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОМАНА.
ПОСЛЕДНИЕ ПРОЗАИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ
ЛЕРМОНТОВА
 
Творческая история романа Лермонтова «Герой нашего времени» может быть восстановлена лишь в самых общих чертах. Сохранились настолько скудные материалы, что нет возможности детально проследить, как создавалось это самое значительное произведение нашего поэта. В этом отношении исследователь «Евгения Онегина» находится в несравненно лучших условиях, в его распоряжении громадный рукописный фонд от черновых набросков Пушкина до беловых автографов.

Достаточно сказать, что до нас не дошло ни одной рукописи «Бэлы». Наибольшую ценность представляет тетрадь Лермонтова, содержащая рукописные тексты «Максима Максимыча», «Фаталиста» и «Княжны Мери», в которой все написано рукой поэта, за исключением отрывка в «Княжне Мери», написанного рукой А. П. Шан-Гирея, но сохранившего следы авторской правки. Эта драгоценная тетрадь хранится в РНБ. На обложке рукою Лермонтова написано раннее заглавие романа: «Один из героев начала века»[14]. По всей вероятности, это первоначальный текст. С. А. Раевский в письме к А. П. Шан-Гирею 8 мая 1860 года, между прочим, отмечал: «Мишель почти всегда писал без поправок» (Рус. обозрение. 1890. № 8. С. 743). В эту тетрадь вклеен автограф Предисловия к «Журналу Печорина».

В РНБ хранится и черновой автограф Предисловия к роману в альбоме Лермонтова 1840—1841 гг. (карандашом) и авторизованная копия «Тамани», написанная рукою А. П. Шан-Гирея с пометками Лермонтова. В РО ИРЛИ имеется авторизованная копия Предисловия к роману (рукой А. П. Шан-Гирея с поправками Лермонтова). Вот, собственно, и все рукописные материалы; в полном объеме установить текст романа Лермонтова и его историю они не позволяют.

Текстологу приходится обращаться также к первым прижизненным публикациям романа. Эти печатные источники текста таковы:

«Бэла» (Из записок офицера о Кавказе) // Отеч. зап. 1839. Т. 2. № 3. Отд. 3. С. 167—212.

«Фаталист» // Отеч. зап. 1839. Т. 6. № 11. Отд. 3. С. 146—158.

«Тамань» // Отеч. зап. 1840. Т. 8. № 2. Отд. 3. С. 144—154.

«Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова». Ч. 1—2. СПб., 1840. Первое отдельное издание (без Предисловия). Цензурные даты обеих частей — 19 февраля 1840 года. Здесь впервые напечатаны: «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина» и «Княжна Мери».

«Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова». Ч. 1—2. Изд. 2-е. СПб., 1841. Цензурная дата первой части — 19 февраля 1841 года, второй — 3 мая 1841 года. Здесь впервые напечатано Предисловие к роману — перед второй частью, с отдельной римской нумерацией страниц, без указания в оглавлении. Это произошло потому, что Предисловие было подверстано к книге в последний момент, когда вся книга была уже набрана, а может быть, и отпечатана.

Текст второго отдельного издания романа представляет собой перепечатку первого издания, за исключением Предисловия, с точным воспроизведением внешнего вида, вплоть до совпадения страниц и строк. Большинство разночтений с первым изданием — результат типографских ошибок, но есть и несомненные следы авторской правки.

Отдельные эпизоды романа возникли в творческом воображении Лермонтова летом и осенью 1837 года на Кавказе и в Закавказье. По свидетельству Н. М. Сатина, в Пятигорске Лермонтов «был знаком со всем водяным обществом (тогда очень многочисленным), участвовал во всех обедах, пикниках и праздниках. Такая, по-видимому, пустая жизнь не пропадала, впрочем, для него даром: он... зорко наблюдал за встречающимися ему личностями»[15].

Основная работа над «Героем нашего времени» относится к пребыванию Лермонтова в Петербурге с начала 1838 года и до начала 1840 года. К сожалению, ни в переписке Лермонтова, ни в воспоминаниях его друзей не сохранилось сколько-нибудь достоверных свидетельств о ходе работы над романом.

Не представляется возможным определить порядок написания повестей, составивших роман «Герой нашего времени»[16]. Б. М. Эйхенбаум высказал предположение, что раньше других повестей была написана «Тамань», когда мысли о романе еще не было[17]. И. Л. Андроников связал с замыслом «Тамани» загадочный набросок Лермонтова: «Я в Тифлисе...» (Т. 6. С. 383), действительно отдаленно напоминающий сюжетную ситуацию «Тамани»[18].

«Бэла» написана раньше «Максима Максимыча»; об этом можно судить по тетради РНБ, где «Максим Максимыч» отмечен цифрой II, а также и по тому, что эпиграфом к «Максиму Максимычу» первоначально были взяты слова: «...и они встретились», связанные с финалом «Бэлы». Как заметил Б. М. Эйхенбаум, в начале «Максима Максимыча» сказано, что «Бэла» была начата во время остановки во Владикавказе: «Мне объявили, что я должен прожить тут еще три дни... и я, для развлечения, вздумал записывать рассказ Максима Максимыча о Бэле, не воображая, что он будет первым звеном длинной цепи повестей...» (С. 85). Из этих слов видно, что во время работы над «Максимом Максимычем» «цепь повестей» уже определилась, но последовательность их, видимо, не совсем была ясна для Лермонтова.

Сначала Лермонтов опубликовал в мартовской книжке «Отечественных записок» за 1839 год «Бэлу», затем в том же журнале в ноябрьской книжке за 1839 год «Фаталиста», а во второй книжке «Отечественных записок» за 1840 год «Тамань», но такой порядок публикации частей романа не дает еще оснований для определения последовательности работы Лермонтова над этими повестями.

Почти одновременно с Предисловием ко всему роману, включенным во второе издание, весной 1841 года Лермонтов написал для сборника А. П. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими» очерк «Кавказец», продолжающий и углубляющий характеристику типа кавказца, так напоминающего образ Максима Максимыча.

На этом работа Лермонтова-прозаика оборвалась. Но известно, что вслед за «Героем нашего времени», очерком «Кавказец» и наброском повести «Штосс» Лермонтов хотел написать три исторических романа из трех эпох русской жизни.

Белинский сообщил об этом последнем большом эпическом замысле Лермонтова в статье, посвященной второму изданию «Героя нашего времени»: «...пылкая молодость, жадная впечатлений бытия, самый род жизни, — отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединенной думы, столь любезной музам; но уже кипучая натура начала устаиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни. Уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые; он сам говорил нам, что замыслил написать романическую трилогию, три романа из трех эпох жизни русского общества (века Екатерины II, Александра I и настоящего времени), имеющие между собою связь и некоторое единство, по примеру куперовской тетралогии, начинающейся „Последним из могикан“, продолжающейся „Путеводителем в пустыне“ и „Пионерами“ и оканчивающейся „Степями“...» (Белинский. Т. 5. С. 455).

Возможно, что замысел первого романа, из века Екатерины II, был связан с восстанием Пугачева и, таким образом, восходил к замыслу «Вадима». Второй роман — «из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене». Третий роман — «из Кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране»[19].

Очерк Лермонтова «Кавказец» и мысль о создании трех исторических романов свидетельствуют, что дальнейшее развитие его прозы шло бы по пути реализма, что возможности романтической поэтики были Лермонтовым уже исчерпаны.
 
СПОР
О ТВОРЧЕСКОМ МЕТОДЕ РОМАНА
 
Реалистическое или романтическое произведение «Герой нашего времени»? Так был сформулирован один из вопросов научной анкеты, опубликованной к V Международному съезду славистов[20]. Подавляющее большинство ответов, появившихся в советской и болгарской печати, сводилось к тому, что роман Лермонтова «Герой нашего времени» — одно из самых значительных произведений периода становления русского критического реализма и по своему творческому методу и стилю принципиально отличается от того, что принято называть романтизмом[21].

Этому же вопросу было посвящено специальное заседание V Всесоюзной Лермонтовской конференции в мае 1962 года в г. Орджоникидзе[22]. В оживленной и плодотворной дискуссии наметились в основном три точки зрения: 1) Метод и стиль «Героя нашего времени» следует определить как реалистический (Д. А. Гиреев, А. М. Докусов, В. А. Мануйлов, А. Н. Соколов и др.); 2) «Герой нашего времени» — вершина русской романтической прозы (К. Н. Григорьян) и 3) «Героя нашего времени» следует отнести к особому течению в критическом реализме, которое можно обозначить как течение романтического реализма[23] (У. Р. Фохт; позднее к этой точке зрения присоединился Б. Т. Удодов)[24].

Ряд исследователей обратил внимание на изучение как ярко выраженных, так и скрытых элементов романтизма в творческом методе автора «Героя нашего времени» и в стиле романа[25]. Изучение романа Лермонтова в таком аспекте углубило понимание весьма сложных и во многом противоречивых явлений в истории развития русской литературы первой половины XIX века. Но в этой интересной дискуссии не обошлось без некоторых крайностей. Так, К. Н. Григорьян рассматривает Лермонтова как поэта, по своему миросозерцанию целиком принадлежащего к романтизму, как убежденного и последовательного романтика на протяжении всего творческого пути. По мнению исследователя, Лермонтов остается на позиции романтизма и в «Герое нашего времени», романе, который, как полагает К. Н. Григорьян, является высшим достижением русской романтической прозы.

С таким пониманием творческого пути Лермонтова и места романа «Герой нашего времени» в истории русской литературы трудно согласиться.

В конце 1830-х годов XIX века романтизм для западноевропейской и русской литературы был пройденным, хотя и очень плодотворным этапом. Вобрав художественный опыт своих предшественников, намного усложнив и обогатив традиции, накопленные в европейской литературе, Лермонтов создавал свой роман на магистрали развития европейского реалистического романа. Если бы «Герой нашего времени» был романтическим произведением, этот роман ни в какой мере не был бы новаторским и значительным. Смысл, место, метод и стиль «Героя нашего времени» можно правильно понять только в контексте реального историко-литературного процесса.

Спор о методе и стиле романа Лермонтова в значительной мере сводится к тому, был ли «Герой нашего времени» шагом вперед, великим художественным открытием или его автор не ушел дальше пройденного романтического периода и романтической эстетики. Кажущаяся новизна не всегда означает приближение к истине. Исследователи, видящие в романе Лермонтова вершину романтической прозы, по существу, снимают вопрос о новаторстве автора «Героя нашего времени», сводят на нет его достижения в истории развития европейского реалистического психологического романа.

Творчество Лермонтова развивалось от романтизма к реализму, от мятежной лирики и романтических кавказских поэм к «Бородину», «Тамбовской казначейше», «Сашке», «Валерику», «Завещанию», «Родине».

Именно в эти зрелые годы, в период от «Бородина» до «Валерика», создан «Герой нашего времени». На первый взгляд, такому пониманию творческого пути Лермонтова противоречит создание «Мцыри» и поздних редакций «Демона» — произведений безусловно романтических. Но эти произведения завершают давние замыслы, возникшие в романтический период. Создается впечатление сосуществования романтического и реалистического методов. На самом деле мы видим дописывание того, что давно начато в романтической манере, и возникновение и разработку новых, уже реалистических замыслов. Именно в пору создания «Героя нашего времени» Лермонтов вписал в альбом С. Н. Карамзиной широко известные и очень значительные по своей декларативной сущности стихи:

Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.

Но красоты их безобразной
Я скоро таинство постиг,
И мне наскучил их несвязный
И оглушающий язык.

Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор...

Эти стихи написаны через десять лет после известных пушкинских строф в «Путешествии Онегина», в которых мы справедливо видим своеобразный манифест критического реализма[26]. Было время когда Пушкину казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья...

Но прошли годы, и на смену романтическим мечтаниям пришли иные образы, иные творческие устремления:

Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор.
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи,
Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых;
Теперь мила мне балалайка
Да пьяный топот трепака
Перед порогом кабака.
Мой идеал теперь — хозяйка,
Мои желания — покой,
Да щей горшок, да сам большой[27].

Заключительные стихи этой строфы предвосхитили концовку лермонтовской «Родины»:

...И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

Интерес к жизни простого русского человека в его повседневном быту, изображение демократического героя в неразрывной связи с самой природой и историческими судьбами народа, объективно верное раскрытие социальных противоречий действительности и отражение этих противоречий в психике современного передового человека — таковы основные черты, определяющие содержание и проблематику зрелых реалистических произведений Пушкина и Лермонтова. И Лермонтов уверенно продолжает путь к реализму, открытый до него Пушкиным.

Отказ от всякой аффектации, от романтической приподнятости вел к подлинной народности, к овладению богатствами родного языка, к простому и правдивому выражению своих мыслей и чувств, своего критического отношения к окружающей действительности.

По сравнению с ранними произведениями Лермонтова портреты, пейзажи, диалоги в его зрелых стихотворениях, поэмах и прозе приобретают большую конкретность, определенность, точность. Романтические картины природы в ранних произведениях Лермонтова — горы, море, дубравы, степи, только названные, но лишенные каких-либо четких примет, постепенно сменяются картинами, имеющими всю достоверность географического ландшафта. Среднерусская равнина с ее полями и лесами, степи и предгорья Кавказа, суровые вершины кавказских хребтов, гористая и долинная Грузия — все пейзажное многообразие широких просторов родины оживает в его зрелых произведениях. При этом пейзаж в реалистических творениях Лермонтова всегда представлен в связи с человеком, с историей, показан в восприятии определенного лица и в определенном душевном состоянии.

Все это неразрывно связано с эволюцией человека в творческом развитии Лермонтова. От внеисторического, абстрактного героя ранних стихотворений и поэм, выражающего тревоги и порывы юного поэта, Лермонтов переходит к созданию живых, конкретных исторических образов, к созданию «типичных характеров в типичных обстоятельствах» не только в лучших произведениях зрелой реалистической лирики («Бородино», «Казачья колыбельная песня», «Валерик», «Завещание»), но и в еще большей степени в самом значительном своем творении, в романе «Герой нашего времени».

Лермонтов дорожил исторической достоверностью, реалистичностью, типичностью образа Печорина и сознательно противопоставлял его героям отошедшей эпохи неистового романтизма, трагическим и романтическим злодеям. В Предисловии к роману, написанном для второго издания 1841 года, отвечая на выпады реакционной критики, Лермонтов заявлял: «Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что, ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина?».

Следует отметить также несостоятельность попытки отделить «неистовый романтизм» от романтизма вообще и неосновательность включения в понимание термина «романтизм» того, что Пушкин, Вяземский и их единомышленники называли «истинным романтизмом». В нашем понимании «истинный романтизм» есть реализм, получивший впоследствии название критического реализма. Для нас «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Герой нашего времени» — произведения, которые ознаменовали в русской литературе торжество реалистического метода.

Не употребляя термина «реализм», Белинский всегда говорил о «Герое нашего времени» как о произведении, отвечающем на важнейшие вопросы современности, и произведении, верно и по-новому отражающем действительность, т. е. произведении реалистическом. Достаточно напомнить хотя бы следующее высказывание великого критика: «В основной идее романа г. Лермонтова лежит важный современный вопрос о внутреннем человеке, вопрос, на который откликнутся все, и потому роман должен возбудить всеобщее внимание, весь интерес нашей публики. Глубокое чувство действительности, верный инстинкт истины, простота, художественная обрисовка характеров, богатство содержания, неотразимая прелесть изложения, поэтический язык, глубокое знание человеческого сердца и современного общества, широта и смелость кисти, сила и могущество духа, роскошная фантазия, неисчерпаемое обилие эстетической жизни, самобытность и оригинальность — вот качества этого произведения, представляющего собою совершенно новый мир искусства...» (Белинский. Т. 4. С. 146—147).

Здесь Белинский перечисляет все важнейшие признаки реалистического и подлинно новаторского — в пору становления реализма — произведения. Именно таким произведением в глазах прогрессивной революционной демократической критики и был «Герой нашего времени».

Белинский отмечал «непостижимую верность, с какою обрисованы у г. Лермонтова даже малейшие подробности». Он обратил внимание и на изображение Лермонтовым типических характеров: «...в „Герое нашего времени“ вы видите повседневную жизнь обитателей Кавказа, видите ее в повести и драме нашего времени, олицетворенную в типических характерах, которые с таким творческим искусством изображает художническая кисть г. Лермонтова. Тут не одни черкесы: тут и русские войска, и посетители вод, без которых неполна физиономия Кавказа» (Белинский. Т. 4. С. 174—175).

Понимание романа «Герой нашего времени» как произведения реалистического и положение о типичности образа Печорина, впервые выдвинутое Белинским, получило глубокое конкретно-историческое осмысление и всестороннюю разработку в отечественном литературоведении (Б. М. Эйхенбаум, Е. Н. Михайлова, В. В. Виноградов, Б. С. Виноградов, Э. Э. Найдич и др.).

Образ центрального героя романа следует рассматривать во всей его сложности и противоречивости как отражение важнейших противоречий русской действительности 1830-х годов, иначе говоря, как образ реалистический, в отличие от Мцыри и Демона. Эти образы выразили неудовлетворенность и порывы лучших людей своего времени, но они, в силу своей исключительности, не типичны, и окружающая их среда лишена социально-бытовой конкретности.

Итог многолетнему изучению отечественными литературоведами романа Лермонтова подвела Е. Н. Михайлова в книге «Проза Лермонтова». Вот как она сформулировала историко-литературную природу и проблематику «Героя нашего времени»: «В этом вершинном создании Лермонтова его исконная проблема, проходящая, как сквозная нить, через все почти лермонтовские произведения, — проблема личности и общества — получила полноту реалистического воплощения. Перенесение тяжбы человека и общества на реальную историческую почву современности сразу дало жизнь, краски, глубину тому, что абстрактно и односторонне намечалось в творениях Лермонтова-романтика...»[28]

Анализ стиля романа также показывает, что этот стиль вобрал в себя многие элементы, характерные для романтической манеры, но в новом качестве, и что стиль «Героя нашего времени» принципиально отличается от романтического стиля «Вадима» и романтической прозы конца 1820-х и 1830-х годов, стиль романа — реалистический.

Таким образом, усилиями нескольких поколений русских критиков и литературоведов, от Белинского до нашего времени, выработалось понимание «Героя нашего времени» как произведения реалистического, являющегося следующим шагом в развитии русской реалистической прозы после Пушкина и предвосхищающего мастерство Тургенева, Льва Толстого, Достоевского и Чехова.

Продолжение: Образ Печорина, его оценка и судьба в истории русской литературы  >>>
1. Мануйлов В. А. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». – СПб.: Академич. проект, 1996.
Мануйлов Виктор Андроникович – доктор филологических наук, поэт, исследователь творчества Лермонтова, Пушкинского Дома, инициатор и главный редактор первой персональной «Лермонтовской энциклопедии», член Союза советских писателей. (вернуться)

2. Белинский. Т. 11. С. 508. (вернуться)

3. Перечень отзывов о «Герое нашего времени», напечатанных при жизни Лермонтова в журналах, см.: Библиография 1. Отдельные журнальные критические статьи воспроизведены в:
Зелинский В. А. Русская критическая литература о произведениях М. Ю. Лермонтова: Хронологический сб. критико-библиогр. статей. 3-е изд. Т. 2. М., 1914. 239 с.;
Белинский В. Г. М. Ю. Лермонтов: Статьи и рецензии. Л.: Гослитиздат, 1940. 265 с.;
важнейшие обзоры: Абрамович Д. И. Обзор литературы о Лермонтове // Лермонтов М. Ю. Полн. собр. соч. СПб., 1913. Т. 5. С. 128-134;
Гершензон Д. Я. Лермонтов в русской критике // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Сб. 1. Исследования и материалы. М.: Гослитиздат, 1941. С. 589-616;
Мордовченко Н. И. Лермонтов и русская критика 40-х годов // Лит. наследство. 1941. Т. 43-44. С. 745-796;
Михайлова, с. 5-48; История русской критики. Т. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 395, 397;
Мануйлов В. А., Гиллельсон М. И., Вацуро В. Э. М. Ю. Лермонтов: Семинарий. Л.: Учпедгиз, 1960. С. 19-26;
Найдич Э. Э. «Герой нашего времени» в русской критике // Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени / Изд. подгот. Б. М. Эйхенбаум и Э. Э. Найдич. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 163-171 (Лит. памятники). (вернуться)

4. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14-ти т. Т. 8. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 402. (вернуться)

5. Текст письма см.: Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. 2-е изд. М.: Худож. лит., 1986. С. 61-62. Подлинный французский текст см. там же. С. 330-331. (вернуться)

6. Это письмо было опубликовано В. И. Кулешовым по материалам архива А. А. Краевского. См.: Кулешов В. И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. М.: Изд-во МГУ, 1959. С. 44-45. Хорошо понимали правдивость образа Печорина многие современники Лермонтова. Так, известный прозаик и критик А. В. Дружинин писал тогда же в неопубликованной статье: «Автор в нем <Печорине> как в фокусе, собрал эссенцию пороков нашего поколения» (цит. по: Трофимов И. Т. Поиски и находки в московских архивах. М., 1982. С. 143). (вернуться)

7. Полонский Я. П. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1935. С. 79; ср.: Полонский Я. П. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1954. С. 151-152; см. также: Попов А. В. «Герой нашего времени»: Материалы к изучению романа М. Ю. Лермонтова // Литературно-методический сборник. Ставрополь, 1963. С. 77. (вернуться)

8. Об этом подробнее см.: Соколов А. Н. От романтизма к реализму. М.: Изд-во МГУ, 1957. (вернуться)

9. Ахматова А. А. «Адольф» Бенжамена Констана в творчестве Пушкина // Пушкин: Временник пушкинской комиссии. Т. I. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 91-114; ср.: Томашевский Б. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция // Лит. наследство. 1941. Т. 43-44. С. 496-499. (вернуться)

10. Об этом подробнее см.: Михайлова, с. 293-294; Евзерихина В. А. «Княжна Мери» М. Ю. Лермонтова и «светская повесть» 1830-х годов // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. А. И. Герцена. 1961. Т. 219. Вопросы истории русской литературы. С. 51-72; Иезуитова Р. В. Светская повесть // Русская повесть XIX века: История и проблематика жанра. Л.: Наука, 1973. С. 196-197. (вернуться)

11. Об этом подробнее см.: Шевченко Г. Г. На путях становления русского социально-психологического романа: (Постановка проблемы «героя века» в литературе 20-30-х годов XIX века) // Учен. зап. Харьк. ун-та им. А. М. Горького. 1962. Т. 114. Труды филол. факультета. Т. 10. С. 52-72; ср. Удодов Б. Т. «Герой нашего времени» как явление историко-литературного процесса // М. Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1964. С. 36-37; он же. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1989. С. 8-24. (вернуться)

12. См.: Пульхритудова Е. М. «Лермонтовский элемент» в романе Кюхельбекера «Последний Колонна» // Науч. доклады высш. школы. Филол. науки. 1960. № 2. С. 126-138. (вернуться)

13. См.: Базанов В. Г. Очерки декабристской литературы. М.: Гослитиздат, 1953. (вернуться)

14. Э. Г. Герштейн предложила другое прочтение первоначального заглавия - «Один из героев нашего века». Петербургские лермонтоведы считают, что это не подтверждается автографом. См. примечание Э. Э. Найдича в кн.: Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4-х т. Т. 4. Л.: Наука, 1981. С. 458. (вернуться)

15. Воспоминания. С. 250. (вернуться)

16. О хронологии написания отдельных частей романа см. в кн.: Герштейн Э. Г. «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. М.: Худож. лит., 1976. С. 7-20. Иной точки зрения о времени написания «Тамани» придерживается Б. Т. Удодов. См. его книгу «Роман М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”». М.: Просвещение, 1989. С. 25. (вернуться)

17. Лермонтов М. Ю. Соч.: В 6-ти т. Т. 6. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 656. В тексте далее указываются том и страница. (вернуться)

18. Андроников, с. 335-341; ср.: Попов А. В. «Герой нашего времени»: Материалы к изучению романа М. Ю. Лермонтова // Литературно-методический сборник. Ставрополь, 1963. С. 30-35. (вернуться)

19. Слова Лермонтова в передаче П. К. Мартьянова. См. в кн.: Мартьянов П. К. Дела и люди века. Спб., 1893. Т. 2. С. 93-94. (вернуться)

20. Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз. 1962. Т. 21. Вып. 2. С. 152. (вернуться)

21. Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз. 1963. Т. 22. Вып. 4. С. 319-323; Болгарска Академия на науките. Болгарски комитет на славистите. «Славянска филология», т. 2. Отговори на въпросите за научната анкета по литературознание, литературно-лингвистични проблеми. София, 1963. С. 123 и след. (вернуться)

20. Сообщения о V Лермонтовской конференции были опубликованы в Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз. (1962. Т. 21. Вып. 5. С. 462-463), а также в журнале Рус. лит. (1962. № 4. С. 245-248). (вернуться)

23. О «романтическом реализме» см. Волков И. Романтизм // Творческий метод. М.: Искусство, 1960. С. 205; см. также: Вопр. лит. 1964. № 9. С. 128; Удодов Б. Т. «Герой нашего времени» как явление историко-литературного процесса (характер, метод, стиль, жанр) // М. Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1964. С. 3-109. (вернуться)

24. См. основные работы по этой дискуссии: Григорьян К. Н. О современных тенденциях в изучении романа Лермонтова «Герой нашего времени»: (К проблеме романтизма) // Рус. лит. 1973. № 1. с. 57-78; Усок И. Е. К спорам о художественном методе М. Ю. Лермонтова // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 283-302. (вернуться)

25. Речь идет о следующих работах: Виноградов В. В. Стиль прозы Лермонтова // Лит. наследство. 1941. Т. 43-44. С. 517-628; Григорьян К. Н. Роман Лермонтова «Герой нашего времени» - вершина русской романтической прозы // М. Ю. Лермонтов: Вопросы жизни и творчества. Орджоникидзе, 1963. С. 36-53; ср.: Григорьян К. Н. Лермонтов и романтизм. М.; Л.: Наука, 1964; Бурсов Б. И. Лев Толстой и русский роман. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 30-33, 92-94; Он же. Национальное своеобразие русской литературы. М.; Л.: Сов. писатель, 1964. С. 160-164; Фохт У. Р. Романтизм и реализм в творчестве Лермонтова // Фохт У. Р. Пути русского реализма. М.: Сов. писатель, 1963. С. 148-224; см. также: История русской литературы: В 3-х т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 2. С. 574-588; ср.: Удодов Б. Т. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». М.: Просвещение, 1989. С. 155-178. (вернуться)

26. Против такого понимания развития творчества Лермонтова «от мятежного романтизма к реализму» решительно выступил В. А. Архипов. В частности, опираясь на заключительную строфу приведенного выше стихотворения, вписанного в альбом С. Н. Карамзиной («Люблю я парадоксы Ваши, и ха-ха-ха, и хи-хи-хи...»), исследователь отказывается признать серьезность заявления поэта об отходе от романтизма в первых трех строфах этого альбомного, но, на наш взгляд, значительного стихотворения. Концепция В. А. Архипова во многом перекликается со взглядами К. Н. Григорьяна и представляется нам натянутой и неубедительной. См.: Архипов В. А. М. Ю. Лермонтов: Поэзия познания и действия. М.: Моск. рабочий, 1965. С. 50-61. (вернуться)

27. Пушкин. Т. 5. С. 202-203. (вернуться)

28. Михайлова, С. 205. Понимание «Героя нашего времени» как важнейшего звена в становлении русского критического реализма прочно вошло и в учебную литературу. Так, например, в учебнике для университетов А. Н. Соколова «История русской литературы XIX века», т. 1 (М., 1960) читаем: «Лермонтов не был бы реалистом, если бы он не показал социальную природу характера и переживаний своего героя, если бы он не обрисовал «типичных обстоятельств» общественной жизни, объясняющих личность Печорина. Все это мы находим в ”Герое нашего времени”» (с. 743). (вернуться)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Главная страница
  
 
Яндекс.Метрика