Песнь о Нибелунгах. Авентюры XXXI

АВЕНТЮРА XXXI.
О ТОМ, КАК ОНИ ХОДИЛИ В СОБОР

Промолвил смелый Фолькер[2]: "В кольчуге я продрог,
Да и рассвет, я чую, теперь уж недалек -
Коль ветерком пахнуло, недолго ждать зари".
И в дом будить соратников пошли богатыри.

Луч утреннего солнца сквозь окна брызнул в зал,
И поднимать с постели бургундов Хаген стал:
В собор к обедне ранней идти пора пришла,
По-христиански там уже звонят в колокола.[3]

Неслось оттуда пенье, звучавшее не в лад,-
Несходен с христианским языческий обряд,
Но все ж герои с ложа вскочили поскорей.
Боялись службу пропустить мужи трех королей.

Богатую одежду надели удальцы.
В такой не щеголяли еще ничьи бойцы.
Был этим смелый Хаген немало огорчен.
"Потребен здесь иной наряд,- друзьям промолвил он.

Вам всем теперь известно, как дело обстоит
И сколько неприязни Кримхильда к нам таит.
Возьмите в руки лучше не розы, а клинки
И вместо обручей на лоб надвиньте шишаки.

Не избежать сегодня нам с вами битвы тяжкой.
Прикройте ж грудь кольчугой - не шелковой рубашкой,
Не пестрый плащ берите, а добрый щит с собой,
Чтоб быть во всеоружии, коль нам навяжут бой.

Ведите, государи, вассалов ваших в храм,
Где вознесут моленья они к Творцу, чтоб нам
Предсмертные мученья он облегчил в бою.
Мы все без исключения умрем в чужом краю.[4]

Пусть каждый честный воин в грехах, свершенных им,
Покается смиренно пред богом всеблагим
И знает, что к обедне идет в последний раз,
Коль царь небесный защитить не соизволит нас".

Отправились молиться с дружиной короли,
Но встали перед храмом и в двери не вошли -
Совет им подал Хаген не заходить в собор:
"Держаться вместе мы должны, чтоб гуннам дать отпор.

Друзья мои, поставьте свои щиты у ног
И первого, кто скажет вам слово поперек,
Разите без пощады, чтоб наповал убить.
Лишь дерзость нам оградою отныне может быть".

К господню храму Хаген с отважным скрипачом
По площади соборной направились вдвоем -
Хотелось с королевой столкнуться им в дверях.
Сверкал неукротимый гнев у витязей в очах.

Тут показался Этцель с супругою своей.
Роскошная одежда была в тот день на ней.
Вздымая тучи пыли, за ними следом шло
Вассалов их воинственных несметное число.

Заметив, что доспехи на всех гостях блестят,
Хозяин с изумленьем всмотрелся в их наряд
И рек: "Зачем в кольчугах пришли мои друзья?
Коль им обиду нанесли, ее заглажу я.

А если был случайно ущерб им причинен,
По первому же слову он будет возмещен -
Пусть только скажут прямо, что нужно сделать мне.
Как жаль, что кто-то оскорбил их у меня в стране!"

"Никем,- ответил Хаген,- мы не оскорблены,[5]
А лишь блюдем обычай своей родной страны -
На пир три дня являться в доспехах и с мечами.
Обидь нас кто, об этом вам мы доложили б сами".

На Хагена Кримхильда, услышав эту ложь,
Со злобою взглянула, но промолчала все ж.
Не смела опровергнуть она слова его,
Хоть помнила обычаи народа своего.

Ведь если бы всю правду ее супруг проведал,
Раздору бы начаться державный Этцель не дал.
Вот почему смирила свой нрав его жена,
Хоть ненавистью к родичам была, как встарь, полна.

Стояли два бургунда у входа в божий храм,[6]
И только на две пяди они по сторонам
Неспешно отступили, когда Кримхильда к ним
Высокомерно подошла со всем двором своим.

Побагровели гунны от дерзости такой
И дать уже бургундам готовы были бой,
Но вовремя сдержались - внушал им Этцель страх,
И дело, к счастью, кончилось лишь толкотней в дверях.

На площадь после службы все высыпали вновь,
И гунны лихо сели на добрых скакунов.
Кримхильду провожало семь с лишним тысяч их,
А также много знатных дев, красавиц молодых.

Кримхильду в зал дворцовый отвез ее супруг.
Там у окна уселся с женою он сам-друг.
За ними встали дамы, вперяя взгляд во двор,
Куда съезжались на турнир бойцы во весь опор.

Бесстрашный Данкварт тоже поспел к началу боя.[7]
За ним оруженосцы и слуги шли толпою,
Ведя для нибелунгов оседланных коней,
И не было там скакунов, разубранных пышней.

Когда в седло вскочили с дружиной короли,
Стоять призвал их Фолькер за честь родной земли
И биться так, чтоб в схватке стяжать почет и славу.
Пришелся землякам его такой совет по нраву.

Рад показать был каждый, на что способен он.
В обширный двор стекались бойцы со мех сторон.
Далеко разносился ударов тяжкий гром,
И любовались битвою Кримхильда с королем.

Пятьсот мужей отважных, что Дитриху служили,[8]
Туда верхом примчались, взметая клубы пыли.
С приезжими схватились они бы, как один,
Когда б им это разрешил их славный господин.

Меж смелых бернцев было богатырей немало,
Но Дитриху известно намеренье их стало,
И, сильно опасаясь за подданных своих,
Он вызвать не дал им на бой бургундов удалых.

Пришло на смену бернцам бехларенцев пятьсот.
Щитами прикрываясь, носились взад-вперед
Они вдоль стен дворцовых во всем вооруженье,
Но Рюдегер почтенный был не рад их появленью.[9]

К своим вассалам верным немедля подскакав,
Разумными словами им объяснил маркграф,
Что Гунтеровы рейнцы весьма раздражены
И уклониться от игры бехларенцы должны.

Ушли герои с поля, очистив место там
Воинственным тюрингам и датским удальцам.
Их было десять сотен, как люди говорят.
Обломки копий сыпались на землю, словно град.

Вели дружину Ирнфрид и Хаварт, муж достойный,
Но встретили их гости с надменностью спокойной
И отразили натиск тюрингских храбрецов,
Разбив на части множество сверкающих щитов.

На вормсцев двинул Бледель трехтысячную рать,
И глаз была не в силах Кримхильда оторвать
От схватки исступленной, что перед нею шла.
По-прежнему сородичам она желала зла.

В бой устремился Рамунг, с ним - Хорнбог, Шрутан, Гибих.
Вы все бы им дивились, коль увидать могли б их.
Неустрашимо гунны с бургундами дрались.
Обломки копий над дворцом, свистя, взвивались ввысь.

Но все же это было лишь воинской игрой,
Хотя сражались вормсцы со смелостью такой,
Что от ударов мощных гудели двор и зал,
И каждый зритель искренне героев восхвалял.

Столь рьяно в гущу схватки кидались смельчаки,
Что вскоре забелели от пота чепраки
На их конях ретивых, набегавшихся вволю.
Ни гости, ни хозяева не уступали поля.

Соратникам промолвил бесстрашный Фолькер так:
"Всерьез схватиться с нами едва ль посмеет враг.
Коль в ссору не втянули нас гунны даже тут,
То с нами затевать ее и дальше не дерзнут.

Коней на отдых в стойла мы отвести велим,
А как начнет смеркаться, турнир возобновим.
Быть может, свежий вечер Кримхильду охладит,
И за отвагу нас она хвалою наградит".

До тут могучий шпильман заметил, что на двор
Какой-то гунн пригожий влетел во весь опор.
Пышней любой из женщин был витязь разряжен -[10]
Понравиться одной из них хотел, наверно, он.

"Не упущу я случай,- сказал скрипач друзьям.-
Сейчас при дамах рухнет с седла любимец дам.
Вы только не мешайте мне проучить его.
А коль Кримхильда взбесится, так что нам до того?"

"Оставьте,- молвил Гунтер,- намеренье свое.
Коль ссора неизбежна, не мы начнем ее -
Пускай лежит на гуннах, а не на нас вина".
Меж тем хозяин все сидел с супругой у окна.

"Мне б тоже,- вставил Хаген,- продолжить бой хотелось.
Пусть витязи и дамы оценят нашу смелость
И меж собой хотя бы о ней поговорят,
Коль скоро у хозяйки нет для нас иных наград".

Коня отважный Фолькер погнал обратно вскачь.
Поверг в большое горе и дам, и дев скрипач.
Пронзен был гунн красивый копьем врага насквозь.
Немало слез пролить о нем всем женщинам пришлось.

Последовал и Хаген за шпильманом лихим.
Все шестьдесят вассалов помчались вместе с ним
И яростную схватку затеяли опять,
А Этцель продолжал за ней с женою наблюдать.

Чтоб Фолькер не остался один среди врагов,
Три короля с дружиной из тысячи бойцов
Ему без промедленья на помощь поспешили.
Немало вражеских щитов их копья сокрушили.

Когда красавца-гунна скрипач убил на месте,
Воззвали со слезами его друзья о мести
И на расспросы ближних: "Кем родич наш сражен?" -[11]
Ответили, что Фолькером был предан смерти он.

Родня маркграфа-гунна, который пал в бою,
Схватилась за оружье, чтоб честь спасти свою
И отплатить убийце погибшего бойца.
Заметив это, выбежал сам Этцель из дворца.

Звучали вопли гуннов все горестней и злей,
И спешилась дружина трех братьев-королей,
Готовясь в рукопашной дать недругам отпор,
Но тут хозяин подоспел и прекратил раздор.

Когда за меч схватился один маркграфов друг,
У гунна Этцель вырвал оружие из рук
И разогнал буянов, в сердцах на них крича:
"Меня вы опозорите, напав на скрипача.

Я видел, как он дрался и как врага убил -
Не умысел, а промах тому виною был.
Ему я не позволю обиду нанести
И долг гостеприимства впредь заставлю вас блюсти.

Оставьте-ка в покое гостей моих честных".
Увидев, что хозяин горой стоит за них,
Без лишних опасений велели короли,
Чтоб слуги приняли коней и в стойла отвели.

Забыть о ссоре Этцель вассалам приказал
И об руку с шурьями пошел обратно в зал.
Когда ж умылись вормсцы, им подали еду,
Но много было там людей, питавших к ним вражду.

Пока гостей хозяин усаживал за стол,
К Кримхильде смелый Дитрих со свитой подошел,
И разговор коварный с ним повела она:
"Властитель Бернский, помощь мне до крайности нужна".

Тут Хильдебранд вмешался: "Я не помощник той,[12]
Кто смелым нибелунгам желает смерти злой.
Подобная затея не кончится добром:
Отвагою померятся они с любым врагом".

А Дитрих королеве учтиво молвил так:
"Исполнить вашу просьбу я не могу никак.
Меж вашими родными и мною счетов нет,
И в ход пускать оружие мне против них не след.

Да и к лицу ль об этом вам, госпожа, просить?
Поверьте, люди будут везде вас поносить,
Коль братьев вы убьете, их заманив сюда.
Нет, мстить я им за Зигфрида не стану никогда".

На Дитрихе осекшись, она не унялась
И Бледелю в награду за помощь поклялась
Дать Нудунгову марку[13], но, Данквартом сражен,
Так щедрым даром и не смог воспользоваться он.

Сказала королева: "Ах, деверь, помоги!
Пируют в этом зале сейчас мои враги,
Которыми был Зигфрид, мой милый муж, убит.
Я буду век служить тому, кто мстить мне пособит".

Ответил Бледель: "Знайте, владычица моя,
Что на гостей при брате напасть не смею я.
У Этцеля бургунды теперь в такой чести,
Что я пропал, коль им дерзну обиду нанести".

"Зато найдешь ты, Бледель, заступницу во мне.
Дам золота тебе я, а серебра - вдвойне
И сил не пожалею, чтоб ты в свой час и срок
Женой невесту Нудунга торжественно нарек.

Я Нудунгову марку тебе пообещала,
Но к ней земель и замков в придачу дам немало.
Ты в жизни испытаешь все радости сполна.
Ручаюсь в этом словом я, а слову я верна".

Когда услышал Бледель про множество наград,
Из коих был невесте всего сильнее рад,
Решился за Кримхильду он обнажить свой меч.
Костьми из-за нее пришлось ему с дружиной лечь.

Промолвил он невестке: "Вернитесь в зал опять,
А я уж постараюсь внезапно шум поднять.
Вы с Хагеном сочтетесь сегодня наконец.
Доставлен будет связанным к вам Гунтеров боец".

"К оружью! - крикнул Бледель дружинникам своим.
Сейчас мы над врагами расправу учиним.
Угодно королеве, чтоб дал я бой гостям.
Сегодня жизнью, храбрецы, рискнуть придется вам".

Увидев, что послушен и верен деверь ей,
Кримхильда в зал к супругу вернулась поскорей
И села там, где Этцель с бургундами сидел.
Приуготовлен ею был им горестный удел.

Давно в ней жажда мести все чувства заглушила.
Вражду любой ценою разжечь она решила
И привести велела малютку-сына в зал.[14]
Кто женщину безжалостней когда-нибудь видал?

Пошли за юным принцем четыре удальца,
И приведен был Ортлиб к столу его отца.
Владетель Тронье тоже сидел за тем столом.
Ребенка, злобой обуян, он умертвил потом.

Взглянул державный Этцель на сына своего
И, полон дружелюбья, сказал дядьям его:
"Вот тот, кто мне подарен был вашею сестрой.
Пусть всей родне отрадою наследник служит мой.

Он будет добрый витязь, коль в вас пойдет, шурья.
Двенадцать стран обширных ему оставлю я.
Тогда, прославлен, знатен, отважен и силен,
Всем вам, друзья и родичи, опорой станет он.

Услуги - и немалой - я жду от вас, как зять.
Когда придет вам время отбыть на Рейн опять,
Дозвольте, чтобы с вами поехал сын сестры,
И будьте с мальчиком всегда сердечны и добры.

Пусть под присмотром вашим племянник ваш растет.[15]
За это, став мужчиной, мой Ортлиб в свой черед
Тому, кто вас обидит, сумеет дать отпор".
Кримхильда молча слушала весь этот разговор.

Владетель Тронье молвил: "Зачем на воспитанье
Брать нашим государям его до возмужанья?
Ему, судя по виду, совсем недолго жить.[16]
Едва ль я буду Ортлибу когда-нибудь служить".

На неучтивца глянул хозяин, помрачнев.
Он не сказал ни слова, переборол свой гнев,
Но в сердце уязвленном тревогу ощутил:
Увидел Этцель явственно, что Хаген не шутил.

Потупился он скорбно, а гости-короли
От дерзости вассала в смущение пришли,
Но в разговор вмешаться им не позволил стыд.
Они еще не ведали, что Хаген учинит.

АВЕНТЮРА XXXII.
О ТОМ, КАК ДАНКВАРТ УБИЛ БЛЕДЕЛЯ

Меж тем был к битве Бледель уже вполне готов.[17]
Пошло с ним десять сотен испытанных бойцов
В зал, где с прислугой Данкварт сидел и пировал.
Там скоро меж героями раздор забушевал.

Когда к столам бургундов направил Бледель шаг,
Поднялся Данкварт с места и гунну молвил так:
"Вам, государь мой Бледель, мы рады, как всегда.
Поведайте, что вас прийти заставило сюда".

Надменно Бледель бросил: "Не радуйся, пришлец.
Приход мой означает, что ждет тебя конец.
Расплатишься ты ныне за братнюю вину -
За то, что Хагеном сражен был Зигфрид в старину".

Воскликнул Данкварт: "Полно! Ужели мы должны
Жалеть о том, что были к друзьям приглашены?
Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет,[18]
И не обязан я держать за смерть его ответ".

"Его убили Гунтер и Хаген, а за это
Тебе платить придется - с обоими в родстве ты.[19]
Бургунды, защищайтесь! Вам больше нет спасенья,
И кровью вашей утолит Кримхильда жажду мщенья".

"Коль вы,- ответил Данкварт,- стоите на своем,
Мне жаль, что столковаться пытался я с врагом",-
И выскочил проворно из-за стола герой,
Вытаскивая на ходу клинок булатный свой.

Одним ударом гунну снес голову он с плеч
И, пнув ее ногою, сказал такую речь:
"Сей свадебный подарок ты в гроб возьмешь с собою,
Хотя невесту Нудунга и не назвал женою.

Пусть к ней теперь другие затеют сватовство.
Ты гнался за приданым - и получил его".
О замыслах Кримхильды был Данкварт извещен -
Сумел доброжелателя найти меж гуннов он.

Едва лишь рухнул Бледель, как все его вассалы
Оружье обнажили, не мешкая нимало,
И ринулись на челядь бургундских королей,
Но горько поплатились те, кто в бой втянул гостей.

Возвысил голос Данкварт и крикнул землякам:
"Друзья, теперь вам ясно, что здесь готовят нам
И для чего Кримхильда нас зазвала к себе.
Сражайтесь! Если умирать, так умирать в борьбе".

Кто был не при оружье, тот в ход пустил скамью.
Столы, кувшины, стулья - сгодилось все в бою.
У смельчаков и слуги бывают смельчаками.
На гуннах челядь шишаки дробила рундуками.

Без шлемов и доспехов дрались бургунды так,
Что выбит был из зала вооруженный враг.
Пятьсот иль больше гуннов та схватка унесла.
Ручьями с победителей кровь недругов текла.

Узнал с прискорбьем каждый, кто Этцелю служил,
Что голову в сраженье безвременно сложил
Высокородный Бледель с толпой мужей своих.
Брат Хагена со слугами повинны в смерти их.

Вооружились гунны, две тысячи числом,
И, прежде чем прослышал их государь о том,
Ворвались в двери зала лавиною кольчужной
И в бой вступили с челядью почти что безоружной.

Как ни старались вормсцы напор врага сдержать,
Сломила их упорство языческая рать.
Хотя они и были отважными людьми,
Им всем до одного в тот день пришлось полечь костьми.

Резни кровопролитней от века не бывало.
Двенадцати вассалов у Данкварта не стало,
Да пало девять тысяч слуг и простых бойцов,[20]
И только сам он уцелел под натиском врагов.

Умолкли шум и крики, стенанья отзвучали,[21]
И, зал окинув взором, исполненным печали,
Сказал бесстрашный Данкварт: "Мертвы мои друзья,
И с гуннами лицом к лицу один остался я".

Ремень щита на локте стянул потуже он
И о мужьях поплакать заставил многих жен.
Хоть сыпались удары дождем на смельчака,
Немало обагрил кольчуг он острием клинка.

Сын Альдриана молвил: "С дороги, гунны,- прочь!
Здесь духота такая, что мне дышать невмочь.
Хочу за дверь я выйти и воздуха глотнуть".
И прорубил герой мечом себе из зала путь.

Когда, разгоряченный, он выскочил во двор,
Там снова подступили враги к нему в упор:
Тот, кто еще не видел дел, совершенных им,
Мнил, что нетрудно справиться с бургундом удалым.

Воскликнул смелый Данкварт: "Когда бы знал мой брат,
Как Этцелевы люди сейчас меня теснят,
Давно б помог мне Хаген иль пал со мною здесь
. Дай Бог, чтоб кто-нибудь ему успел доставить весть".

Сказали гунны: "Будешь ты сам таким гонцом,
Когда твой труп безгласный мы к Хагену снесем.
Пусть боль и скорбь впервые проймут его до слез.
Тебе не жить: ты Этцелю большой ущерб нанес".

Ответил он: "Вы правы: трем нашим королям
Я о коварстве вашем поведать должен сам.
Вы лучше не грозитесь, а дайте мне дорогу.
Кровь кой-кому пустить могу еще я, слава Богу".

Врагов рассеял Данкварт ударами клинка,
Но гунны стали копья метать издалека.
Так много их застряло в щите бойца, что он
Был тяжестью немалою в движениях стеснен.

Отбросил щит воитель и ринулся вперед.
"Теперь,- решили гунны,- от нас он не уйдет".
Но витязь не сдавался, а бился втрое злей.
Стяжал он славу в этот день отвагою своей.

Со всех сторон бросались мужи Кримхильды в бой.
Померяться с бургундом хотел из них любой.
А Данкварт шел на гуннов, как вепрь на свору псов.[22]
Кто и когда смелей, чем он, мечом крушил врагов?

Дымились лужи крови на всем пути его.
Никто не мог бы лучше явить пример того,
Как надлежит в сраженье вести себя бойцу.
Вот так он и пробил себе дорогу ко дворцу.

Едва там стали слышны ударов лязг и стук,
У стольников и кравчих все выпало из рук.
Раздался крик: "К оружью!" - и встречен был храбрец
Толпою новых недругов у входа во дворец.

"Уйдите-ка с дороги,- сказал герой устало.-
Не ввязываться в схватку вам, стольники, пристало,
А королю с гостями прислуживать честь честью.
Прочь с лестницы! Я тороплюсь к своим владыкам с вестью".

Тех, кто его пытался наверх не допустить,
Сумел мечом тяжелым воитель укротить,
А прочие бежали - такой он страх внушил.
Да, много Данкварт в этот день чудесных дел свершил.

АВЕНТЮРА XXXIII.
О ТОМ, КАК БУРГУНДЫ БИЛИСЬ С ГУННАМИ

Слуг Этцеля отбросив, смельчак пробился в зал,
Дверь распахнул широко и на пороге встал.
Забрызган кровью витязь был с головы до ног.
В руке держал он наголо булатный свой клинок.

Окликнул брата Данкварт так, чтобы все слыхали:
"Не в меру, милый Хаген, вы засиделись в зале.
Поведать вам и Богу хочу я скорбь свою -
Всех наших слуг до одного лишились мы в бою".[23]

Владетель Тронье крикнул: "Кто уничтожил их?"
Ответил Данкварт: "Бледель с толпой мужей своих,
Хотя он поплатился за это очень скоро:
Ему я голову мечом отсек без разговора".

Сказал на это Хаген: "Жалеть его невместно.
Кто, с витязем сражаясь, погиб, как витязь честный,
Того должны живые счастливцем почитать,
И даже женщинам о нем не следует рыдать.

Но почему от крови броня у вас красна?
Сдается мне, вам рана была нанесена.
Того, кто поднял, Данкварт, на вас свой дерзкий меч,
Сам сатана от рук моих не сможет уберечь".

"Оставьте страх напрасный - ваш Данкварт жив-здоров.
Я мокр от крови красной, но это кровь врагов.
Их уложил я столько, что сбился бы со счета,
Когда бы трупы сосчитать пришла мне вдруг охота".

"Мой брат,- воскликнул Хаген,- оберегайте дверь,
Чтоб ни один из гуннов не ускользнул теперь.
Я ласковых хозяев порасспросить хочу,
За что их люди предали всех наших слуг мечу".

"Покорен,- молвил Данкварт,- я нашим королям.
Коль скоро приставляют они меня к дверям,
Ручаюсь, не сыскать им привратника верней".
В унынье ввергла эта речь Кримхильдиных мужей.

А Хаген усмехнулся: "Я вижу с удивленьем,
Что гуннские герои охвачены смятеньем.
Наверно, им не любо, что у дверей застыл
Тот, кто об истребленье слуг бургундам возвестил.

Слыхал я, что Кримхильда о прошлом не забыла
И будет жажда мести кипеть в ней до могилы.
Помянем же усопших хозяйкиным вином[24]
И гуннам за него платить с наследника начнем".

На Ортлиба обрушил жестокий Хаген меч,[25]
И голова ребенка, слетев со слабых плеч,
Кримхильде на колени упала тяжело,
И тут кровопролитие у витязей пошло.

Наставник принца тоже не избежал конца.
Застигнутый ударом бургундского бойца,
Простился с головою и навзничь рухнул он.
Ах, плохо воспитатель был за труд вознагражден!

Играл на скрипке Вербель пред королем своим.
К нему метнулся Хаген, взмахнул мечом стальным
И руку музыканту по локоть отрубил.[26]
"На, получай за то, что ты гонцом к бургундам был!"

Несчастный шпильман вскрикнул: "Где ты, рука моя?
Что вам, владетель Тронье, худого сделал я,
Когда посольство правил и жил у вас в стране?
Чем, руку потеряв, держать смычок отныне мне?"

Но что за дело было до жалоб скрипача
Тому, кто исступленно врагов разил сплеча?
Удары сыпал Хаген, клинок его свистел,
Валились на пол с грохотом десятки мертвых тел.

Вступился шпильман Фолькер за друга своего,
И заходил со звоном смычок в руках его,
Но не по струнам скрипки - по темени врагов.
Их много стало у него меж гуннских смельчаков.

Три короля пытались унять бойцов лихих,
Но глас благоразумья был слишком слаб и тих,
Чтоб Хаген или Фолькер прислушались к нему.
Где вспыхнул бой, там гнев уже не обуздать уму.

Поняв, что нет надежды беду предотвратить,
За благо счел и Гунтер оружье в ход пустить.
Кольчуг блестящих много король мечом рассек
И доказал в тот день, что он - бесстрашный человек.

Могучий Гернот в схватку вступил за братом вслед
И воинству хозяев принес изрядный вред.
У смелого бургунда от крови стал багрян
Тот меч, что Рюдегером был ему в подарок дан.

Пришел друзьям на помощь и Уты сын меньшой.
Им причинен был гуннам ущерб весьма большой.
Мечом он вражьи шлемы со звоном сокрушал.
Никто столь славных подвигов досель не совершал.

Отважны были люди бургундских королей,
Но Гизельхер рубился всех земляков смелей.
За витязем бесстрашным никто поспеть не мог.
Везде, где меч его взлетал, враги валились с ног.

Однако гунны были противникам под стать
И за себя умели нехудо постоять.
Сверкали и свистели мечи со всех сторон.
Стенаньями и воплями дворец был оглашен.

Дверь осаждали гунны из зала и извне:
Одни рвались снаружи на выручку родне,
Другие путь пытались пробить себе во двор,
Но Данкварт, на пороге встав, им всем давал отпор.

Шла там, где он сражался, жестокая резня.
Крушил на гуннах шлемы клинок его, звеня,
И все же он навряд ли б остался жив и цел,
Когда бы старший брат его о нем не порадел.

Владетель Тронье крикнул лихому скрипачу:
"Друг Фолькер, об услуге я вас просить хочу.
Взгляните, как у входа мой брат тесним врагами.
Спасите Данкварта, иль он падет под их мечами".

"Иду",- ответил шпильман и двинулся к дверям.
Играл все ту же песню он по пути врагам -
На шлемах, а не струнах, мечом, а не смычком.
Остались рейнцы смелые довольны скрипачом.

Он Данкварту промолвил: "Прислал меня ваш брат,
И разделить я с вами ваш труд нелегкий рад.
Спина к спине мы встанем, оберегая вход,-
Снаружи вы, я изнутри, и недруг не пройдет".

Теперь снаружи Данкварт за лестницей следил,
И вниз катился каждый, кто к двери подходил,
А Фолькер отбивался от гуннов изнутри.
Отбросили противников назад богатыри.

И крикнул шпильман громче, чем сеча грохотала:
"Мы наглухо закрыли, друг Хаген, двери зала.
Их заперли для гуннов мечи двух смельчаков,
Надежные и прочные, как тысяча замков".

Когда услышал Хаген о том, что вход закрыт,
Он за спину закинул стальной широкий щит[27]
И за обиды начал расплачиваться так,
Что перестал спасенья ждать отчаявшийся враг.

Вскочил правитель Берна проворно на скамью
И, увидав, что Хаген уже успел в бою
Десятки крепких шлемов на части раздробить,
Сказал: "Он чашу горькую заставит нас испить".

Был устрашен хозяин отвагою гостей.
Немало перебили они его друзей,
И сам он из-за вормсцев лишиться жизни мог.
От них и королевский сан его б не уберег.

Кримхильда обратилась со слезною мольбой
К владыке Амелунгов: "Спаси меня, герой,
И помоги нам с мужем покинуть этот зал.
Коль Хаген подойдет ко мне, мой смертный час настал".

Но Дитрих ей ответил: "Как помогу я вам?
В опасности смертельной я нахожусь и сам.
Кипит такая ярость в бургундах удалых,
Что в пору мне теперь спасать себя, а не других".

"Нет, выведи отсюда меня, мой храбрый друг,
Не то погибнет Этцель, державный мой супруг,
И я паду с ним рядом от вражьего клинка".
Ни разу к смерти не была Кримхильда так близка.

"Ну что ж, я выйти с вами попробую во двор,
Хотя не приходилось мне видеть с давних пор
Богатырей столь многих в неистовстве таком.
Из-под разбитых шлемов кровь бежит у них ручьем".

Бесстрашный Дитрих начал скликать своих бойцов.
Его могучий, звонкий, как звуки рога, зов
Разнесся над толпою и огласил дворец.
Безмерной силой наделен был бернский удалец.

Сказал бургундам Гунтер, как только понял он,
Чьим кличем грохот боя так властно заглушен:
"Я слышу, как взывает к друзьям правитель Берна.
Кого-то из его людей убили мы, наверно.

Взгляните, как рукою он машет, встав на стол.
Боюсь я, чтоб на помощь он гуннам не пришел.
Прервите схватку, рейнцы, и Дитриха спрошу я,
За что к бургундам возымел он злобу столь большую".

Как только Гунтер отдал бойцам такой приказ,
Оружье опустили вассалы сей же час:[28]
Покорны государю все были, как один.
И вот что Дитриху сказал бургундский властелин:

"Коль причинили бернцам ущерб мои друзья,
Любое возмещенье вам дать согласен я.
Должны вы грех невольный нам, Дитрих, извинить.
У нас и в мыслях не было обиду вам чинить".

"Худого,- молвил Дитрих,- от вас я не видал.
Вы мне лишь дайте мирно покинуть этот зал
И вывести отсюда всех бернских удальцов.
За это верно вам служить до смерти я готов".

Но тут вмешался Вольфхарт: "Зачем просить о том,
Чтоб отперли нам выход, закрытый скрипачом?
Замки куда покрепче сбивал наш добрый меч".
Воскликнул Дитрих: "Черт бы вас побрал за эту речь!"

Ответил бернцу Гунтер: "Вы можете уйти
И всех, кого хотите, с собою увести.
Лишь тем, с кем мы враждуем, я ускользнуть не дам:
Урон чрезмерный нанесли сегодня гунны нам".

Услышав это, Дитрих обвил одной рукой
Дрожащую Кримхильду, а Этцеля - другой
И к выходу из зала повел поспешно их.
Шли вместе с витязем шестьсот его мужей лихих.

А Рюдегер достойный, бехларенский маркграф,
Промолвил: "Будет лучше, коль, бернцам выйти дав,
И мне вы удалиться позволите из зала.
Досель меж мной и вормсцами вражда не возникала".

И Гизельхер Бургундский сказал ему в ответ:
"Причин для ссоры с вами у нас и ныне нет.
Бехларенцев мы любим, как истинных друзей,
И не мешаем вам уйти с дружиною своей".

Зал Рюдегер достойный оставил в свой черед,
За ним - его вассалы, а было их пятьсот,
И каждый расположен к бургундам всей душой.
Но нанесли они потом гостям урон большой.

Один из гуннов видел, как Дитрих за порог
Пригожую Кримхильду и Этцеля увлек.
По их примеру к бернцам пристроился и он,
Но был у двери Фолькером замечен и сражен.

По лестнице спустившись и выходя во двор,
Владыка гуннов бросил назад тревожный взор.
"Увы, теперь я тоже таким гостям не рад.
Они всех воинов моих сегодня истребят.

Зачем,- прибавил Этцель,- я праздник затевал?
Встал, на несчастье наше, скрипач у входа в зал.
Как дикий вепрь, он грозен, как сущий дьявол, зол.
Еще спасибо, что хоть я от рук его ушел.

Его напев смертелен, его смычок багров.
Играючи, прикончил он множество бойцов.
Не знаю я, чем Фолькер так сильно разъярен.
Вовек никто не причинял мне больше зла, чем он".

Уйти бургунды дали всем, кто им был не враг,
И тут же вновь на гуннов набросились, да так,
Что им сполна воздали за земляков своих.
Ах, сколько шпильман изрубил доспехов дорогих!

Поднялся шум у двери, и громко Гунтер рек:
"Вы слышите, мой Хаген, как Фолькеров смычок
Из шлемов исторгает напев свой удалой?
Покрыт он кровью алою, а не натерт смолой".

"Король,- ответил Хаген,- жалею я безмерно,
Что в одиночку бьется мой сотоварищ верный.
Прийти к нему на помощь я должен был давно.
Ведь мы с ним навсегда друзья, коль жить нам суждено.

Взгляните, как усердно он нынче служит вам,
Как расторопно ходит по вражьим головам
И пробивает шлемы смычок богатыря.
Брал Фолькер ваше золото и серебро не зря.

Я отродясь не видел такого скрипача.
На гуннов низвергает он лезвие меча,
И жалобную песню поет на них броня.
Не грех ему в награду дать и платье и коня".

Дрались упорно гунны, оставшиеся в зале,
Но все в жестокой сече добычей смерти стали.
Умолкли крик и стоны, утихли лязг и стук,
И выпустили витязи оружие из рук.

АВЕНТЮРА XXXIV.
О ТОМ, КАК ОНИ ВЫБРАСЫВАЛИ УБИТЫХ ИЗ ЗАЛА

Передохнуть уселись бойцы и короли,
А смелый шпильман Фолькер и Хаген вниз сошли.
Они на страже встали у выхода во двор
И, на щиты облокотясь, вступили в разговор.[29]

Тут Гизельхер Бургундский воззвал к другим героям:
"Не время наслаждаться, соратники, покоем,
Сперва должны убитых мы вынести из зала.
Ударят вскоре вновь на нас Кримхильдины вассалы.

Мешать нам будут трупы, валяясь под ногами,
Когда опять мы вступим в сражение с врагами
И, до того как гунны задавят нас числом,
Еще не одного из них израним иль убьем".

Услышав это, Хаген сказал: "Вот речь мужчины!
Я счастлив быть слугою такого властелина.
Подать совет подобный мог лишь боец лихой,
Каким и показал себя король наш молодой".

Воители за дело взялись без долгих слов
И вынесли из зала семь тысяч мертвецов.[30]
Вниз с лестницы бросали во двор тела они
Под вопли и рыдания сбежавшейся родни.

Был кое-кто из гуннов и ранен-то слегка.
Уход за ними спас бы им жизнь наверняка,
Паденье же добило Кримхильдиных мужей
К великому прискорбию их плачущих друзей.

"Теперь,- промолвил Фолькер,- я убежден вполне
В том, что про гуннов люди рассказывали мне:
Они - народ никчемный и хуже баб любых.
Чем раненых оплакивать, лечили лучше б их".

Насмешливое слово за правду посчитав,
Приблизился поспешно к дверям один маркграф -
Израненного друга он унести решил,
Но шпильман доблестный копьем насквозь его пронзил.

Увидев это, гунны пустились наутек
И на бегу убийцу бранили кто как мог.
Один со злости даже копье в него метнул.
Скрипач оружье это взял и вслед врагам швырнул.

Оно над всей толпою со свистом пронеслось,
Ударилось о землю и так в нее впилось,
Что отступить от зданья заставил гуннов страх.
Впервые Фолькер поселил его у них в сердцах.

Меж тем дружины Этцель уже стянул во двор,
И с королем вступили в недобрый разговор
Смельчак-скрипач и Хаген, хоть дерзостная речь
Теперь лишь беды новые могла на них навлечь.

"Отважен,- крикнул Хаген,- народ в бою лишь там,
Где государь вассалов ведет в сраженье сам,
Вот так, как поступают три короля мои.
Недаром с их мечей бегут кровавые ручьи".

Был Этцель не из робких, за щит он взялся свой.[31]
"Грех,- молвила Кримхильда,- вам рисковать собой.
Сумеет грозный Хаген и с вами совладать.
Вы лучше гуннам золота пообещайте дать".

Но Этцель рвался в битву и был к советам глух.
Не часто в государе живет столь смелый дух.
Пришлось насильно свите его остановить.
А дерзкий гость все продолжал хозяина язвить.

Он рек: "Не потому ли взъярился на меня ты,
Что Зигфрид Нидерландский, убитый мной когда-то,
Считаться, право, может сородичем твоим?
Еще задолго до тебя спала Кримхильда с ним".

Задели королеву поносные слова,
И слезы удержала она едва-едва.
Как смел на людях Хаген ее затронуть честь?
И вот какую речь тогда ей подсказала месть:

"Я, мужний щит наполнив казною золотою,
Ее, в придачу к землям и замкам, дам герою,
Которым будет Хаген, обидчик мой, сражен.
Пусть только голову врага ко мне доставит он".

"Где гунны? - молвил Фолькер.- Что ж не идут сюда?
Я воинов ленивей не видел никогда -
Они не сходят с места, хоть их награда ждет.
Напрасно Этцель посулил им плату наперед.

Хлеб государя даром вся их орава ест.[32]
Вот и сейчас без дела они торчат окрест,
А не спешат на помощь владыке своему.
За что мужами их зовут - никак я не пойму".

АВЕНТЮРА XXXV.
О ТОМ, КАК БЫЛ УБИТ ИРИНГ

Маркграф датчанин Иринг, озлясь, сказал в ответ:
"Я долгу неизменно был верен с детских лет.
Не раз мою отвагу изведал враг в бою.
Мой меч подайте мне, и спесь я с Хагена собью".

Владетель Тронье молвил: "Со мной не пробуй драться,
А если уж решился, вели своим убраться.
Пусть лучше не мечтают тайком проникнуть в зал -
Всех вниз спущу я с лестницы, как их родню спускал".

"Довольно,- крикнул Иринг,- с меня пустых речей!
Случалось мне тягаться с врагами посильней.
С тобой и в одиночку, бахвал, управлюсь я.
Не пособит тебе в бою заносчивость твоя".

Направился он к залу, но Хаварт удалой,
Тюринг отважный Ирнфрид, воитель молодой,
И десять сот иль больше испытанных бойцов
С ним вместе двинулись на двух бургундских удальцов.

У Фолькера мгновенно зажегся гневом взгляд,
Когда скрипач увидел, какой большой отряд
За Принтом отважным ко входу в зал спешит -
Все в новых прочных шишаках, у всех на локте щит.

"Мой Хаген, полюбуйтесь, как ваш соперник смел.
Он с вами в одиночку управиться хотел,
Но десять сот иль больше мужей с собой ведет.
Он лгал, и эта ложь пятно на честь его кладет".

Друг Хаварта воскликнул: "Пусть все уходят прочь.
Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч.[33]
Уж если дал я слово, то слово я сдержу.
И в одиночку Хагена, как он ни лих, сражу".

Он чуть не на коленях стал заклинать родных,
Чтоб вмешиваться в схватку не смел никто из них,
Но долго их упорства сломить не мог никак -
Все знали, до чего силен его жестокий враг.

Однако Иринг все же поставил на своем
И наконец остался с противником вдвоем,
Чтобы себя прославить иль честно смерть принять,
И поединок витязи решили начинать.

Копье датчанин поднял, к груди свой щит прижал
И Хагену навстречу по лестнице взбежал,
А тот от двери зала уже спешил к врагу,
Копье, длиной немалое, вздымая на бегу.

Метнули разом копья друг в друга смельчаки.
Щиты пробив, оружье сломалось на куски.
Обломки древков в воздух взлетели, засвистев,
И за мечи взялись бойцы, придя в великий гнев.

Могуч и храбр был Хаген: врага он так рубнул,
Что по двору и залу разнесся громкий гул.
Все зданье сотрясали тяжелые удары,
Но Хагена не одолел датчанин в схватке ярой.

Увидев, что противник ему не по плечу,
Маркграф шаги направил к лихому скрипачу.
"Его-то,- думал Иринг,- я посильнее буду".
Но Фолькер тоже отражать врагов умел нехудо.

На щит маркграфа рухнул клинок его, звеня,
И отлетели пряжки подщитного ремня.
Не связываться Иринг со шпильманом решил
И с Гунтером Бургундским бой затеять поспешил.

Друг другу оказались соперники под стать.
Как ни старались оба победу одержать,
Не получили даже царапины они:
Булат - и тот не пробивал надежной их брони.

От Гунтера отпрянув и тщетный бой прервав,
На Гернота с разбега набросился маркграф,
Из вражеской кольчуги сноп искр исторг мечом,
Однако сам чуть не убит был грозным королем.

Все ж Иринг увернулся и четырех мужей,
Прибывших с Рейна в свите бургундских королей,
Сразить поочередно за краткий миг успел.
Заметил это Гизельхер и гневом закипел.

"Вам, государь мой Иринг,- в сердцах воскликнул он,-
За тех воздать я должен, кто вами был сражен".
И с этими словами король, шагнув вперед,
Датчанина ударил так, что наземь рухнул тот.

В крови пред Гизельхером лежал он недвижим,
И, видя это, каждый, кто наблюдал за ним,
Мнил, что маркграфу больше не взяться за клинок,
Но нет, не ранен Иринг был, а только сшиблен с ног.

Падением так сильно был оглушен храбрец,
Что сам уже не ведал, живой он иль мертвец.
Сознания лишила его на время боль -
Столь сокрушительный удар нанес ему король.

Когда же понемногу беспамятство прошло,
Тайком подумал Иринг: "А я судьбе назло
Не только жив, но даже не ранен никуда,
Хоть силу Гизельхерову запомню навсегда".

Когда б бургунды знали, что враг не пострадал,
Удел куда печальней датчанина бы ждал.
Он голоса их слышал[34] и размышлял тревожно,
Как невредимым ускользнуть от Гизельхера можно.

Вскочил внезапно Иринг и бросился во двор.
По счастью для маркграфа, был на ногу он скор.
Но за порогом Хаген предстал ему опять,
И беглецу пришлось себе дорогу прорубать.

"Теперь,- подумал Хаген,- не избежишь ты смерти,
Уж разве что прискачут тебе на помощь черти".
И все ж бургунд был ранен - рассек шишак на нем
Могучий Иринг Васкеном, своим стальным мечом.

Когда почуял Хаген, что рану получил,
Клинком над головою взмахнул он что есть сил.
Муж Хаварта пустился бежать, покуда цел,
А Хаген вниз по лестнице вослед за ним летел.

Но если б даже втрое была она длинней,
И то не смог бы витязь врага сразить на ней -
Себя коснуться Иринг бургунду не давал.
Лишь искры из его щита противник выбивал.

К друзьям маркграф вернулся, оставшись невредим.
Кримхильде доложили, что Ирингом лихим
Ее обидчик ранен в отчаянном бою,
И выразить пришла она признательность свою.

"Пусть за отвагу, Иринг, воздаст тебе Творец!
Меня ты, славный воин, утешил наконец -
Я вижу, вся кольчуга у Хагена красна".
И щит иссеченный с бойца сама сняла она.

"Его вы,- молвил Хаген,- благодарите рано.
Я с жизнью не расстанусь от столь пустячной раны.
Вот если б снова схватку со мной он завязал,
Я б тоже счел, что это муж, а не пустой бахвал.

Не радуйтесь, что стала красна броня моя.
Теперь еще свирепей на гуннов ринусь я,
И первым будет Иринг за все держать ответ,
Хотя вассалом Хаварта я лишь слегка задет".

Встал на ветру датчанин и снял с себя шишак -
Дать поостыть кольчуге намерен был смельчак.
Его превозносили за храбрость все вокруг,
И от таких хвалебных слов воспрял он духом вдруг.

"Возобновлю я схватку,- вскричал маркграф лихой,-
И гордеца-бургунда сражу своей рукой.
Друзья, вооружиться вы мне должны помочь".
И взял он новый крепкий щит, отбросив старый прочь.

С великим тщаньем Иринг был в битву снаряжен.
Копье потяжелее нарочно выбрал он,
Надеясь, что бургунда пронзит оно насквозь.
А Хаген за врагом следил, и в нем кипела злость.

Противнику навстречу, сгорая нетерпеньем,
Он первый устремился по лестничным ступеням,
Метнул копье в маркграфа и взялся за клинок.
Могуч был Иринг, но сломить он Хагена не смог.

Мечи щиты пробили и в панцири впились,
И пламя от ударов столбом взметнулось ввысь.
Датчанину глубоко булат плечо задел,
И силой Хавартов вассал мгновенно оскудел.

Теперь лишь защищался израненный маркграф,
До самого забрала пробитый щит подняв.
Им мысль одна владела - как жизнь свою спасти.
Но горший вред ему сумел соперник нанести.

Муж Гунтера нагнулся и, подобрав копье,
Метнул в противоборца оружие свое.
Застряло в лобной кости у Иринга оно.
Знать, было витязю в тот день погибнуть суждено.

Он до своих добрался в предчувствии конца,
Но снять шишак датчанам не удалось с бойца,
Пока копье из раны не вырвали они,
И рухнул навзничь удалец под крик и плач родни.

Об этом королева была извещена.
Над Ирингом склонилась с рыданием она -
Так было ей прискорбно, что пал лихой вассал,
А он супруге Этцеля при всех родных сказал:

"Не лейте слез напрасно, владычица моя.
Они помочь бессильны: так тяжко ранен я,
Что неизбежно должен сегодня умереть.
Служить ни вам, ни Этцелю мне не придется впредь".

Датчанам и тюрингам он дал такой совет:
"Дары от королевы вам принимать не след.
За золото Кримхильда на смерть отправит вас.[35]
Тот, кто пойдет на Хагена, умрет, как я сейчас".

Тут побледневший Иринг был должен замолчать,
И смерть на нем незримо поставила печать.
Датчане застонали, но тут же всей толпой
Схватились за оружие и устремились в бой.

Ворвались храбрый Ирнфрид и Хаварт в двери зала.
За ними десять сотен вассалов их бежало.
Все разом загудело и затряслось кругом.
На вормсцев копья острые посыпались дождем.

Затеял схватку Ирнфрид со шпильманом лихим,
Но был достойно встречен противником своим.
Ландграфа грозный Фолькер мечом ударил так,
Чтоб лоб оружье рассекло, пробив стальной шишак.

Лихой тюринг бургунда рубнул клинком сплеча, И расскочились звенья в кольчуге скрипача, И пламенем холодным сверкнул ее металл, Но Фолькер все же уложил ландграфа наповал.

Напал датчанин Хаварт на Хагена со злобой.
Они чудес немало в тот день свершили оба.
Звенели непрерывно мечи в руках бойцов.
Владетель Тронье недруга сразил в конце концов.

Вселила гнев и ярость кончина их вождей
И в датских и в тюрингских неистовых мужей,
И стали в двери зала ломиться смельчаки.
Десятки шлемов были там изрублены в куски.

Бургундам крикнул Фолькер: "Впустите их сюда.
Им золота Кримхильды не видеть никогда.
Мы за нее с врагами произведем расчет.
Никто из них живым у нас обратно не уйдет".

Едва втянулся в зданье весь вражеский отряд,
Удары на пришельцев посыпались, как град,
И с плеч голов немало на мокрый пол слетело.
Сражался славно Гизельхер, и Гернот бился смело.

Везде мечи взлетали, свистя, круша, рубя,
Бургунды в этой битве прославили себя.
Все тысяча четыре врага, что в зал вступили,
До одного истреблены мечами рейнцев были.

Вновь тишина настала, умолкли шум и гам.
Одна лишь кровь убитых по сточным желобам
С журчанием негромким сбегала вниз во двор.
Вот так был людям Этцеля жестокий дан отпор.

Свои щиты бургунды поставили у ног
И отдохнуть немного присели, кто где мог.
Остался только Фолькер у входа в зал стоять.
Чтоб первым в сечу ринуться, коль вспыхнет бой опять.

Скорбела королева, король был удручен.
От слез померкли очи у гуннских дев и жен.
Шептал им тайный голос, что скоро смерть у них
Вновь похищать начнет друзей, мужей, детей, родных.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: АВЕНТЮРА XXXVI. О ТОМ, КАК КОРОЛЕВА ПРИКАЗАЛА ПОДЖЕЧЬ ЗАЛ

Источник: Песнь о Нибелунгах. – Л.: Наука, 1972.