Пародия как жанр литературной критики. Гроссман Л. П.

Пародия на литературное произведение является почти всегда его оценкой. Выделяя и гипертрофируя те или иные комические, странные или своеобразные черты оригинала, пародия тем самым характеризует данный текст, отражает его в своем «кривом зеркале» под определенным углом зрения, судит и оценивает его.

Несмотря на свой сатирический характер, пародия нередко передает общий стиль и характер данного произведения гораздо выразительнее, чем обстоятельная критическая статья. Пародист умело схватывает самое характерное, отражает его рельефно и остро, клеймит претенциозные, искусственные или слабые стороны произведения.

В России литературная пародия возникла в раннюю эпоху. Уже в XVIII веке ею пользуются в целях литературной полемики. В пушкинское время этот литературный вид несомненно процветает. Батюшков в своей сатире «Певец в беседе славянороссов» дает характерные образцы этого жанра. Нельзя отказать в талантливости пародии Шаховского на баллады Жуковского, вкрапленной в его комедию «Липецкие воды»:

Пел бессмертный славну Трою,
Пел родных Приама чад,
Пел Ахилла, жадна к бою,
Пел Елены милый взгляд;
Но чувствительность слезами
Извела глаза певца... и пр.

В сатирическом приложении к «Московскому телеграфу» Полевого помещались пародии на стихотворения поэтов пушкинского кружка под заглавием: «Выдержки из нового альманаха «Литературное зеркало». Пушкин упоминает об этом в статье «О карикатуре в Англии и о Полевом», отмечая, что на родине Байрона «всякое сочинение, ознаменованное успехом, попадает под пародию. Искусство подделываться под слог известных писателей доведено в Англии до совершенства».

Сам Пушкин, конечно, был первоклассным пародистом. Многие современные критики, напр. Надеждин, отмечали это не без осуждения.[2] Позднейшие исследователи изучали эту именно грань его творчества. В своих поэмах и эпиграммах поэт оставил пародии на Жуковского («Послушай, дедушка...», «Руслан и Людмила», IV песнь), Библию (10-я заповедь, «Гаврилиада»>, Шекспира («Граф Нулин»), Байрона (путешествие Онегина), современных историков («История села Горюхина»), Подолинского («Когда стройна и светлоока...»), графа Хвостова («Султан ярится...») и пр. Литературная современность ярко и разнообразно отразилась в критическом зеркале пушкинской сатиры.

Вскоре пародия сказалась у нас в качестве элемента литературной критики. Один из журналистов правого лагеря, мало сочувствуя поэзии Некрасова, заканчивал свою статью о нем опытом довольно слабой, впрочем, пародии:

Кряхтит все и стонет Некрасов
Над бедной спиной мужичков... и пр.[3]

Новатор в области литературной критики, отменяющий в этой области застоявшиеся традиции и обновляющий стиль журнальной рецензии, Белинский вводит пародию уже в первую свою знаменитую статью. Примечательно, что автор «Литературных мечтаний» выступал с пародией на литературных критиков. Обращение к читателям — «вы, может быть, ожидаете, что я... начну мое обозрение с начала всех начал — с яиц Леды» — пародирует большую статью Марлинского о Полевом, где дается вначале обширное обозрение всего хода всемирной литературы.

Впоследствии в статье о «Стихотворениях Боратынского» Белинский прибегает к тому же способу литературной характеристики: «Было время, когда русская критика состояла из заметок об отдельных стихах. Какой гармонический стих...» и ир. — Таким образом в лице Белинского пародия полноправно вступила в область литературной критики.

В следующем поколении, с возникновением у нас сатирической юмористики («Искра» Курочкина и Степанова), литературная пародия как критический жанр заметно растет и совершенствуется. «Обличительный поэт» (Д. Д. Минаев), «Гейне из Тамбова» (П. И. Вейнберг), «Конрад Лилиеншвагер» (Н. А. Добролюбов), «Аммос Шишкин» (А. А. Сниткин) охотно упражняются в пародировании Фета, Майкова, Полонского, Случевского, Каролины Павловой, Аполлона Григорьева, Страхова, Крестовского и др. Мы встречаем в изобилии в сатирических журналах эпохи «Элегии и мелодии», пародирующие Фета, «Антологические стихотворения» в духе Майкова, «Литературные вариации» в манере Случевского, «Современный Анакреон», «Конкурсные стихотворения на звание члена О-ва любителей российской словесности», «Посвящение К. К. Павловой по прочтении ее поэмы "Кадриль"» и пр. и пр.

Особенно повезло на пародии в то время Аполлону Григорьеву, вероятно, из-за своеобразия его стиля и общей оригинальной манеры его статей. В «Искре» (1860 г.) появилось комическое изображение его писаний «Критик, романтик и лирик». Несколько позже пародировал «Литературные и нравственные скитальчества» Григорьева Н. А. Потехин в своих сценах «Наши в Париже». Отдал дань этой теме и «Обличительный поэт».

Минаев вообще выделяется из ряда пародистов 60-х годов. У него особые приемы и нередко свежие темы для сатирической критики. Так, он любит пародировать отдельную строфу или стих. Его «Весенняя песня» написана на мотив В. Крестовского: «Забывались мы с нею вдвоем — Над весенней страницею Фета», причем последний стих служит припевом для всех строф пародии. «Опыты переводов Гейне на русский язык» (подражание русским переводчикам немецкого поэта) написаны размерами русских переводов из Гейне (не соответствующими подлиннику):

— Гейне, встань! Мы для примера
Познакомим русский свет
C Intermezzo, с Romanzero,—
Шепчут Миллер, Берг и Фет.

Минаевская «Смерть Майкова» — пародия на майковскую «Смерть Люция», причем в пародии фигурируют «эстетические критики» — А. Григорьев, Эдельсон, П. Анненков, лирики Полонский и Фет, журналисты Краевский и Громека, попутно пародируются их статьи, любимые выражения и пр. В одной пародии («Литературные ополченцы») Минаев применяет своеобразный прием: буквальные цитации из современных поэтов вставлены в контекст, придающий им комическое значение. Пародийный стиль был вообще свойственен поэту-фельетонисту Минаеву («Говорят, поэт Полонский написал поэму «Братья»— Но такую ж точно тему, как и он, могу избрать я...»).

В ту же эпоху Склонность к элементам пародии в критике проявляет и Дружинин (см. его «Чернокнижникова»).

В следующие десятилетия русская журналистика заметно отходит от этого жанра. Только первые выступления символистов вызывают юмористические отзвуки и даже вдохновляют на пародийные опыты В. С. Соловьева.

Возрождение русской сатиры после 1905 г. оживило и литературную пародию. В сатирических журналах и даже ежедневных газетах стали появляться юмористические строфы о современных поэтах. Вскоре затем критик Измайлов выпустил сборник своих пародий, преимущественно на поэтов-символистов. В настоящее время их уже трудно цитировать — они кажутся нам сегодня грубыми и угловатыми. Не смешат уже элементарные вышучивания Брюсова («Я с рассвета привскачу на иглу адмиралтейства — Я мандрилла захвачу для блаженства чародейства...» и пр.). Комизм таких опытов рассчитан, как газета, на краткий срок и не в состоянии пережить одно поколение читателей.[4]

Ряд довольно удачных опытов дан в книге «Парнас дыбом» («Космос», 1925 г.), где пародируются литературные стили самых разнообразных авторов — от Юлия Цезаря и Симеона Полоцкого до Маяковского и Демьяна Бедного. Задача дать разработку одной темы (напр. «Жил-был у бабушки серенький козлик...») в преломлении самых разнообразных литературных манер живо характеризует ряд писательских обликов.[5]

Но несомненно малоудачны пародии на Блока, Ахматову и особенно Пушкина. Классически-прекрасные строфы явно не поддаются стилю пародии и создают впечатление неудачной шутки. Попытки пародировать в форме «онегинской строфы» посвящение к няне («Подруга дней моих суровых...»), где имеются такие грубые и плоские имитации, как «козел, томим духовной жаждой...», представляются крайней безвкусицей.

Такое же досадное впечатление производят пародии на Гомера и Данте. Невольно вспоминается Сальери:

Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля.
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери...

Неудачен также прием буквального воспроизведения в пародии подлинных текстов оригинала, что допустимо лишь в чрезвычайно незначительных дозах. Пародия не должна слишком часто соприкасаться и слишком полно совпадать с пародируемым материалом: здесь «за планом произведения стоит другой план, стилизуемый или пародируемый», причем «в пародии обязательно невязка обоих планов, смещение их».[6] И — прибавим — отражение и переработка, а не механическое воспроизведение элементов оригинала.

Одним из новейших опытов пародийной разработки литературных стилей является фельетон И. Кольцова «Солнце в редакции», отражающий в «кривом зеркале* манеру Н. Бухарина, К. Радека, А. Зорича, Демьяна Бедного, Л. Сосновского и др.[7]

Общий обзор материалов показывает, что пародии бывают различных типов и категорий. Недавно сатирический поэт и пародист Арго сделал попытку классифицировать главные проявления жанра. Опираясь на накопившийся материал и основные термины, он предложил следующую схему:
1) пародии на отдельное стихотворение;
2) на творчество поэта в целом;
3) на целое литературное направление и пр. [8]
Рубрикация эта удобна при обзоре всего материала.

Мы видим, что в целом ряде случаев пародия выполняет ряд функций художественной критики: своеобразным приемом беглой и отрывочной зарисовки она дает нечто вроде портрета писателя, его «силуэта», выразительного очерка его литературной манеры, хотя бы и под знаком иронии. В сокращенной и конденсированной форме здесь дается характеристика общего писательского пошиба, юмористическое изображение определенного литературного стиля, причем иронический разрез всего текста особенно склонен выделять дефекты произведения и, стало быть, — выполняет роль отрицательного, памфлетического или полемического разбора.

Во всяком случае анализ жанра свидетельствует, что искусство пародиста чрезвычайно родственно приемам и задачам литературной критики.

Леонид Гроссман.

Источник: Русская литературная пародия. – М., Л.: ГИЗ, 1930. – С. 39-48.