Жизнь и творчество Е. А. Баратынского

БАРАТЫ́НСКИЙ (Боратынский), Евгений Абрамович [19.II (2.III). 1800, с. Мара Тамбовской губ., — 29.VI (11.VII). 1844, Неаполь; похоронен в Петербурге] — русский поэт. Родился в небогатой дворянской семье.

В 1812 г. отправлен учиться в Петербург в Пажеский корпус, из которого в 1816 г. был исключен за мальчишеские проступки с запрещением поступать на службу. В 1819 г. зачислен рядовым в один из петербургских полков. Сдружился в это время с А. А. Дельвигом, познакомился с А. С. Пушкиным, В. К. Кюхельбекером и др., принят в члены Вольного общества любителей российской словесности. Позднее сближается с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым.

В 1820 г. Баратынский произведен в унтер-офицеры и переведен в полк, стоявший в Финляндии. Пребывание в Финляндии (ок. 5 лет) было своего рода ссылкой для поэта. Произведенный, наконец, в 1825 г. в офицеры, он вышел в 1826 в отставку и поселился в Москве.

Баратынский начал печататься в 1819. Произведения, созданные в годы «финляндского изгнания»: элегия «Финляндия» (1820), поэма «Пиры» (1820, опублик. в 1826, перераб. 1833) и другие принесли Баратынскому большой успех.

В 1-й пол. 20-х гг., продолжая и развивая традиции К. Н. Батюшкова, он писал преимущественно элегии и послания: «Разуверение» («Не искушай меня без нужды...», 1821, положенное на музыку М. И. Глинкой), «Водопад» (1821), «Две доли» (1823), «Истина» (1824), «Буря» (1824) и др.

Однако Баратынский внес новые черты и в содержание и в форму элегического жанра. Его элегии отличаются не только глубокой искренностью, но и стремлением к психологическому раскрытию чувств и переживаний автора в их сложности и внутренней динамике. Один из критиков того времени (И. Киреевский) справедливо назвал их «психологическими миниатюрами».

Такова одна из лучших элегий Баратынского «Признание» (1823), которую Пушкин считал лучшей русской элегией. Уже в это время стихам Баратынского свойственна философичность, которая станет в дальнейшем отличительной чертой его поэзии, поэзии мысли по преимуществу. С этим связано и стилевое своеобразие его стихов, определяемое стремлением логически четко и точно выразить поэтическую мысль.

Непосредственно политические темы в стихах Баратынского отсутствуют, но многое в его творчестве этих лет проникнуто вольнолюбием, отражающим общественный подъем периода подготовки восстания декабристов.

В 1826 г. вышла стихотворная «финляндская повесть» Баратынского «Эда» (начатая в 1824). В ней Баратынский пытался преодолеть манеру пушкинских романтических поэм и «идти новою собственною дорогою» (из предисловия к «Эде»), противопоставив исключительности положений и характеров обыденность и простоту. «Эда», как и последующие поэмы, не имела успеха, но была высоко оценена Пушкиным, считавшим, что она отличается «оригинальной своею простотою, прелестью рассказа, живостью красок и очерком характеров, слегка, но мастерски означенных...» (Полн. собр. соч., т. 7, 1958, с. 83).

Проявлением дружбы Баратынского с Пушкиным и некоторой близости их литературных позиций явилась книга «Две повести в стихах» (1828), в которую вошли поэма Пушкина «Граф Нулин» и поэма Баратынского «Бал» (1825—28), в которой он стремился психологически раскрыть характеры романтических героев, действующих уже в обстановке московского светского общества.

Опубликованная в 1831 г. романтическая поэма «Наложница» (позднее названа «Цыганка») встретила нападки критиков за «низкий» сюжет и «грубость» языка. В полемическом предисловии к ней, по отзыву Белинского, «весьма умно и дельно написанном», Баратынский, объявляя литературу «наукой» о жизни («Чем писатель вернее отражает действительность... тем он нравственнее»), выступал против критиков, требовавших от писателя изображения только «высокого» и «добродетельного».

Атмосфера реакции, общественной депрессии, явившейся результатом разгрома декабристов, наложила резкий отпечаток на поэзию Баратынского. Философское начало выходит в ней на первый план. Но «дума» поэта о жизни, взгляд на нее становится все мрачнее и безотраднее. Для его стихов после 1825 г. характерны мотивы гибели друзей, одиночества, великой скорби («Стансы», 1827), сознание неполноценности человеческой природы («Недоносок», 1835) и тщеты бытия («На что вы, дни», 1840), прославление смерти, как «разрешенья всех цепей» («Смерть», 1829, перераб. 1835), «ужасная картина» грядущего вырождения и гибели всего человечества («Последняя смерть», 1827).

Единственную отраду Баратынский находит в искусстве («Болящий дух врачует песнопенье», 1834). Но для поэзии — все меньше места в индустриально-торгашеском «железном» 19 веке.

Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны,
И не о ней хлопочут поколенья,
Промышленным заботам преданы
(«Последний поэт»)

Не удовлетворяет Баратынского и собственное поэтическое творчество, отягченное бременем мысли («Все мысль да мысль! Художник бедный слова»), ограниченное эгоистическим углублением «в себя». «Время индивидуальной поэзии прошло, другой еще не созрело», — пишет он в 1832 П. А. Вяземскому.

В стихотворении «На посев леса» (1843 ?) он прямо заявляет о своем отказе от «лиры». Но именно в этот период в полной мере проявляется художественная зрелость Баратынского, своеобразие его дарования, то «лица необщее выражение», которое отмечал сам поэт («Не ослеплен я музою моею», 1829).

К числу его шедевров принадлежит стихотворение «На смерть Гёте» (1832), особенно ценимое М. Горьким. Пушкин очень высоко ставил лирику Баратынского: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит ... мыслит по своему... между тем, как чувствует сильно и глубоко» (там же, с. 221).

В. Г. Белинский, посвятивший Баратынскому две статьи (1835 и 1842), считал, что «из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место, бесспорно, принадлежит г. Баратынскому» (Полн. собр. соч., т. 6, 1955, с. 479). Охарактеризовав Баратынского как «поэта мысли», он определил его миросозерцание: «Жизнь как добыча смерти, разум как враг чувства, истина как губитель счастия — вот откуда проистекает элегический тон поэзии г. Баратынского и вот в чем ее величайший недостаток» (там же, с. 476).

Одностороннее отрицание «меркантильного века», неуменье видеть «... что было в их эпохе существенно исторического, а не одни ее недостатки» (там же, с. 488), Белинский оценивал как «ложную мысль», несмотря на искренность и подлинный трагизм поэзии Баратынского.

По воспоминаниям П. Н. Лепешинского, поэзию Баратынского высоко оценивал В. И. Ленин.

Последние годы жизни Баратынский провел в подмосковном имении Мураново, позднее принадлежавшем Тютчевым.

В 1844 г. Баратынский предпринял поездку в Италию. В его стихах зазвучали бодрые, жизнеутверждающие ноты («Пироскаф», 1844). В Неаполе он скоропостижно скончался. В 1919 г. в Муранове создан литературно-мемориальный музей, посвященный Баратынскому и Ф. И. Тютчеву.

Соч.: Стихотворения, М., 1827; Стихотворения, ч. 1—2, М., 1835; Сумерки, М., 1842; Соч., 4 изд., Казань, 1884 (сюда вошли проза и мн. письма поэта); Полн. собр. соч., под ред. и с примеч. М. Л. Гофмана, т. 1—2, СПБ, 1914—15, Полн. собр. стихотворений, ред., коммент. и биогр. статьи Е. Купреяновой и И. Медведевой, т. 1—2, Л., 1936; Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма, вступ. ст. К. Пигарева, М., 1951; Полн. собр. стихотворений. Вступ ст., подгот. текста и примеч. Е. Н. Купреяновой, 2 изд., Л., 1957; Татевский сборник С. А. Рачинского, СПБ, 1899 (здесь опубл. письма Б. и его детские стихи).

Лит.: Белинский В. Г., О стихотворениях г. Баратынского, Полн. собр соч., т. 1, М., 1953; его же, Стихотворения Е. Баратынского, там же, т. 6, М., 1955, Брюсов В. Я., Далекие и близкие, М., 1912, с. 43, 88, 103, 116 (и др.); Гофман М. Л., Поэзия Баратынского, П., 1915, Купреянова Е. Н., Баратынский, в кн.: История рус. лит-ры, т. 6, М.—Л., 1953.

Источник: Благой Д. Д. Баратынский Е. А. // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Сов. энциклопедия, 1962. — Т. 1. — Стб. 444—447. (вернуться)