Портреты Л. Н. Толстого
Портрет молодого человека эпохи Крымской войны и «Казаков»	Портрет Крамского
1-й. Молодой офицер с рыжеватыми волосами, самолюбивый, эгоистичный, очень замкнутый в себе сверхчеловек — страстный художник, некрасивый игрок и чуть ли не бретер. Мечтатель, идеалист. Работа над собою, самообразование, независимость взгляда на все.	2-й. Семейный помещик, образцовый хозяин, охотник; требовательный к внешности, щеголь, красивый и сильный мужчина. Общественный деятель: воспитатель, народник, изучающий жизнь на всех ступенях с определенными задачами. Универсальное занятие науками».

Следующие три периода жизни Толстого Репин иллюстрирует портретами, написанными им самим: «Толстой в черной блузе проповедника» (1887), «Л. Н. Толстой на молитве босиком» (этюд 1891 г. и картина 1900 г.) и последний портрет 1909 г. «Толстой по ту сторону жизни: посланник Бога». Репин ошибочно считает, что Толстой после перелома в его мировоззрении (80-е) постепенно переходит от идеи борьбы со злом к покорности и всепрощению, к покаянию и молитве. Поэтому те портреты, в которых выражено одностороннее представление Репина об идейной эволюции Толстого, нецелесообразно демонстрировать в классе. Живой Толстой во всем многообразии его движений, дум и чувств предстает перед нами не на этих портретах, а на тех этюдах, карандашных рисунках, где Репин выразил свое непосредственное впечатление о писателе.

Но облик писателя и в последние годы сложен и противоречив. Одновременно с проповедью непротивления злу, выражавшей растерянность патриархального крестьянства накануне великих революционных бурь, в художественном творчестве и публицистике Л. Н. Толстого с нарастающей силой звучит критика всех общественных основ самодержавного режима, помещичьего землевладения и хищнической буржуазной эксплуатации. Достаточно вспомнить, что в 1905 г. Толстой не только проповедует: «Не убий!», но и пишет статью «Три неправды», в которой призывает не повиноваться «никакой власти человеческой», не платить налогов, не признавать земельной собственности помещиков, не подчиняться воинской повинности.

При изучении биографии Л. Н. Толстого мы предлагаем подробно остановиться сначала на дагеротипных портретах писателя 1849, 1851 и 1856 гг. [3], а затем обратиться к анализу портретов, написанных И. Н. Крамским (1873), Н. Н. Ге (1884), и к картине И. E. Репина «Л. Н. Толстой на отдыхе в лесу» (1891). В дагеротипном портрете учащиеся должны увидеть в облике писателя выражение его внутренней жизни.

При анализе живописного портрета этого недостаточно.

Здесь необходимо раскрыть также и те художественные средства, которые позволили портретисту выразить свое отношение к писателю, свое понимание его личности.

Можно, хотя и не всегда, с характеристикой портретов писателя связывать рассказ о его внутренней эволюции. Но, во-первых, частое обращение к одному и тому же приему скоро надоедает ученикам, во-вторых, не все изображения писателя позволяют нам открыть в «жизни лица» внутренние перемены, и в-третьих, иной раз портретов слишком мало, чтобы построить на них сколько-нибудь последовательный рассказ обо всех этапах жизни писателя.

Иконография Толстого чрезвычайно обширна. Портреты его писали виднейшие русские художники: И. Н. Крамской, Н. Н. Ге, И. Е. Репин, Л. О. Пастернак, Н. А. Ярошенко, М. В. Нестеров и др. Кроме того, сохранилось множество дагеротипных портретов Толстого, фотографий. Из обширной иконографии мы должны выбрать портреты, которые наиболее рельефно воплощают этапы психологической и творческой эволюции Толстого.

До 1873 г. Толстой не соглашался на предложения писать с него портрет. Трудно найти объяснение этому, тем более, что писатель еще в годы молодости интересовался живописью. Во время путешествий за границу он посещал художественные музеи, неоднократно бывал в Лувре, где восхищался портретами Рембрандта. В дневнике от 17 апреля 1847 г. Толстой ставил перед собой задачу «достигнуть средней степени совершенства в музыке и живописи» и впоследствии неплохо играл и рисовал. Среди рисунков Толстого встречаются портреты близких ему людей и наброски героев его произведений и их прототипов. В 1873 г., читая своим детям романы Ж. Верна, Толстой сделал 15 рисунков к роману «Путешествие вокруг света за 80 дней».

Отказ Толстого от предложений художников написать его портрет объясняется, таким образом, не его пренебрежением к живописи вообще. Скромность Толстого, полагавшего, что он «дурен собой, неловок», также не может считаться причиной отказа: ведь Толстой и до 1873 г. не раз заказывал дагеротипные портреты. Видимо, Толстой не хотел позировать художникам потому, что на долгих сеансах могли исчезнуть непосредственность и живость лица — изображение оказалось бы застывшим, окаменевшим. Толстому же душевная неизменность казалась отсутствием жизни. Создание живописного портрета, в глазах Толстого, требует глубокого проникновения в характер изображаемого, внутренней близости художника и натуры. Впервые такую близость Толстой почувствовал, когда встретился в 1873 г. с И. Н. Крамским, который и написал его первый портрет.


Портрет Л. Н. Толстого
работы И. Н. Крамского. 1873.
Третьяковская галерея

Чтобы глубоко и правильно воспринимать содержание портретов Толстого, написанных Крамским, Ге, Репиным, учащиеся должны отчетливо представлять своеобразие мироощущения и творческой манеры каждого из этих художников. Поэтому на уроках и во внеклассных занятиях надо дать хотя бы краткую характеристику творчества этих художников и выяснить историю их взаимоотношений с Толстым.

При выборе живописных портретов Толстого для анализа их в классе мы руководствуемся прежде всего соответствием облика писателя на портрете основному содержанию творчества Толстого в определенный период его жизни (70-е, 80-е, 90-е гг.). Выбор определяется также и степенью близости портрета к оригиналу. Высказывания современников о работах Крамского, Ге, Репина, фотографии Толстого, относящиеся ко времени написания портретов, воспоминания людей, близко знавших писателя, — все это позволяет судить о том, насколько правдиво он изображен на каждом из этих портретов. Кроме того, важно выбрать для характеристики в классе те портреты Толстого, которые позволяют учителю с разных сторон обрисовать его личность. В портрете Толстого, написанном Крамским, такой внутренней проблемой нам представляется «Толстой перед судом совести», «Толстой в его отношении к человеческому миру и к себе». В портрете работы Ге Толстой предстает перед нами, прежде всего, в своем отношении к литературному творчеству. Толстой и труд — такова внутренняя тема портрета. И наконец, картина Репина позволяет затронуть проблему: Толстой и природа. Такой выбор картин позволяет раскрыть личность Толстого в самых разнообразных проявлениях его натуры. Каждый из выбранных портретов дает возможность нового поворота в эстетическом и нравственном развитии учащихся.

Как же портреты Толстого включались в изучение его биографии в классе? Покажем это на примере первых трех уроков по биографии писателя.

На первом уроке речь идет о семье Толстого, о детстве и юности писателя, о занятиях в Казанском университете и переезде в Ясную Поляну, о неудачной попытке Толстого улучшить быт своих крестьян, описанной впоследствии в «Утре помещика»[4]. Учитель расскажет о противоречивых стремлениях Толстого, то захваченного идеей самоусовершенствования, то отдающегося светским развлечениям в Москве, Туле, Петербурге. В конце урока учащимся можно предложить рассмотреть дагеротипный портрет Толстого 1849 г. Учитель рассказом о жизни молодого Толстого должен подготовить учащихся к восприятию психологического содержания портрета. Тогда они заметят в облике писателя тот подтекст, который определялся конкретными фактами биографии Толстого и развитием его мировоззрения.


Дагеротипный портрет Л. Толстого
работы В. Шенфельдта
Петербург, 1849 г.[5]

Мы включаем в свой рассказ факты, характеризующие облик и настроения Толстого в 1847—1849 гг., из дневников писателя и мемуаров о нем.

В последние дни пребывания в Казани Толстой записывает в дневнике: «Цель жизни человека есть всевозможное способствование к всестороннему развитию всего существующего». Он упорно стремится заняться самообразованием, стать человеком широких знаний, острого ума, смелых, независимых суждений, решительных действий. Эта программа работы над собой включает в себя и воспитание качеств светского человека, так как в этот период аристократизм для Толстого — несомненное достоинство. Толстой хочет быть изящным до утонченности, свободным до небрежности, гордым и независимым до холодности, полупрезрения к другим людям. И внешне это ему удается. Однокурсник Толстого по Казанскому университету В. Н. Назарьев вспоминает, что Толстой оттолкнул его «напускной холодностью, щетинистыми волосами и презрительным выражением прищуренных глаз».

Но наедине с самим собой Толстой не может признать светскую жизнь и ее нормы оправданными: «Я ясно усмотрел, — пишет он в дневнике, — что беспорядочная жизнь, которую бóльшая часть светских людей принимает за следствие молодости, есть не что иное, как следствие раннего разврата души».

Стремясь избавиться от беспорядочности и пошлости светской жизни, Толстой в апреле 1847 г. уезжает из Казани в Ясную Поляну, где хочет заняться самообразованием, благоустройством жизни крестьян. Стремление Толстого помочь крестьянам, узнать их, сблизиться с ними сталкивается с глубоким недоверием крестьян к барину. Чтобы охарактеризовать отношения Толстого к крестьянам в этот период его жизни, мы предлагаем одному из учащихся, заранее подготовленному, прочесть в классе отрывки из II и III глав «Утра помещика» (Нехлюдов у Чурисенка). Установить человеческие отношения между помещиком и крестьянами не удается, и Толстой в середине октября 1848 г. уезжает в Москву. «Зиму третьего года, — пишет Толстой в июне 1850 г., — я жил в Москве, жил очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели; и жил так не потому, что, как говорят и пишут многие, в Москве все так живут, а просто потому, что такого рода жизнь мне нравилась». Однако в конце 1848 г. Толстой чувствует глубокую неудовлетворенность рассеянной светской жизнью и пишет Т. А. Ергольской, что он «недоволен собой». Приехав в начале 1849 г. в Петербург, Толстой хочет приучить себя к порядку и деятельности, которые, по его словам, так необходимы «молодым людям, неопытным и не умеющим браться за дело».

Биографический рассказ, схему которого мы привели, позволяет при рассматривании дагеротипного портрета 1849 г. поставить вопрос: «Как в облике Толстого отразились его стремления, образ жизни этого периода?» Мы намеренно не разбиваем этот общий вопрос на конкретные небольшие вопросы, которые часто мешают учащимся сказать о своем целостном впечатлении. Лучше идти от общего впечатления к обоснованию его, ставя вопрос «Почему?», чем сразу «сбивать настроение» мелкими вопросами, которые, прояснив детали, могут не открыть целого. Опыт убедил нас, что наиболее глубоко учащиеся анализируют портрет тогда, когда у них свежо настроение, возникшее под влиянием рассказа учителя. Поэтому мы, поставив этот вопрос перед классом, даем возможность одному из учащихся подробно высказать свое мнение. У него находятся оппоненты, которые в чем-то не согласны с ним. Завязывается полемика. Учитель направляет беседу, требует оправданности возражений, а затем делает заключение.

Заключение учителя, подводящее итог беседе и завершающее урок, может быть примерно таким.

На дагеротипном портрете 1849 г., сделанном в Петербурге, мы видим двадцатилетнего Толстого, в котором чувствуется аристократическая приверженность к идеалу comme il faut. Это сказывается и в элегантности костюма, и в манере изящно сидеть, и в подчеркнутой решительности взгляда, и в нарочитой сдержанности в проявлении чувств, и в гордой посадке головы. Руки лежат как будто непринужденно, но в эффектном жесте заметна известная поза. Замкнутость, даже угрюмость видна в выражении лица. Взгляд очень пристален и строг. В глазах одновременно и стремление проникнуть в тот мир, который Толстой видит перед собой, и желание отодвинуть, оттолкнуть этим взглядом все то, что составляет круг светской жизни Толстого в Москве и Петербурге. Толстой как будто недоволен собой, но из гордости не хочет этого обнаружить перед людьми. Чем он недоволен? Может быть, тем, что идеал comme il faut, которому Толстой так упорно следовал в юности, оказался теперь ничтожным и пустым в его глазах? А может быть, и тем, что светские развлечения оторвали его от Ясной Поляны, от крестьян, ответственность за жизнь и судьбу которых он так остро чувствует теперь?

Второй урок по изучению биографии Толстого мы начинали с работы над дагеротипным портретом 1851 г. Сказав, что этот портрет Толстого был сделан в Москве 1 мая 1851 г., накануне отъезда с братом на Кавказ, учитель предлагает ученикам внимательно посмотреть на портрет и ответить на вопрос: «Как изменился облик Толстого по сравнению с портретом 1849 г.?»


Дагеротипный портрет Л. Толстого.
Москва, 1851 г.[6]

В беседе выясняется, что Толстой на портрете 1851 г. выглядит как-то мягче, скромнее, человечнее. Очертания лица не так резки и грубы, как на портрете 1849 г. Одет Толстой гораздо скромнее и проще. Забота об элегантной внешности уже не занимает его. Руки мягко и свободно сложены, они опираются не на роскошное кресло, как в портрете 1849 г., а на простую палку. Кажется, что Толстой собрался в далекое странствие по трудным дорогам. Но какие из них выбрать? Во всей позе — глубокая задумчивость. Он как будто прислушивается к чему-то в себе и в мире. В глазах — тревога и вопрос. Пытливо смотрит Толстой на мир. Но жизнь, которую он видит, вызывает в нем недоумение и страдание. Удивленно поднялась бровь, тени легли под глазами, нервная гримаса пробежала по щеке.

После рассмотрения портрета 1851 г. и сравнения его с дагерротипом 1849 г. у учащихся, естественно, возникает стремление объяснить перемены, происшедшие в Толстом за эти два года. Это обостряет их внимание к следующему за беседой о портрете рассказу учителя о жизни Толстого перед отъездом на Кавказ. Если на первом уроке работа над портретом была своеобразной формой закрепления материала, изложенного учителем, то на втором уроке анализ портрета является как бы прелюдией к биографическому рассказу и ставит перед учащимися вопросы, разрешение которых они найдут в следующем за беседой изложении учителя.

Учитель скажет, что в 1849—1851 гг. Толстой жил то в Ясной Поляне, то в Туле и в Москве, что его душевная жизнь была очень напряженной. Все силы его отданы наблюдению за окружающим и за самим собой. Его дневник этих лет — бесстрашная исповедь и программа действий, в которой выявление своих недостатков сочетается со страстным желанием освободиться от них. Толстой упорно борется с тщеславием, которое кажется ему основой, сущностью людей света. Он считает, что нужно «и впредь добротой, скромностью и благосклонным взглядом на людей подавлять тщеславие». «Последнее время, проведенное мною в Москве, — пишет Толстой в дневнике, имея в виду как раз те дни, когда сделан дагеротипный портрет 1851 г., — интересно и презрением к обществу и беспрестанной борьбой внутренней». Желание найти выход из этой внутренней борьбы так велико, что Толстой пытается подвести итог своих дневниковых записей в повести «История вчерашнего дня». Растущее недоверие к жизни светского круга заставляет писателя искать какую-то новую жизнь.

Однако, для того чтобы порвать со старой, привычной и всеми вокруг него признаваемой светской жизнью, нужно выработать в себе сильный, независимый характер. «Много пропустил я времени, — записывает Толстой в дневнике 28 февраля 1851 г. — Сначала завлекся удовольствиями светскими, потом опять стало в душе пусто; и от занятий отстал, т. е. от занятий, имеющих предметом свою собственную личность. Мучало меня долго то, что нет у меня ни одной задушевной мысли или чувства, которое бы обусловливало все направление жизни — все так, как придется; теперь же, кажется мне, нашел я задушевную идею и постоянную цель; это — развитие воли, цель, к которой я давно стремлюсь».

Однако очень скоро Толстой чувствует, что он не может улучшить себя, продолжая оставаться в светском кругу. 2 марта 1851 г. он записывает: «Мне начинало казаться, что сколько я над собой ни работаю, ничего из меня не выйдет. Эта же мысль пришла мне потому, что я исключительно занимался напряжением воли, не заботясь о форме, в которой она проявлялась».

Толстой чувствует себя растерянным от того, что понимает, как не надо жить, но не знает, как надо. «Я желал чего-то высокого и хорошего; но чего, я передать не могу» — эти слова из дневника наиболее точно, на наш взгляд, передают то душевное состояние, которое отразилось в дагеротипном портрете 1851 г. Естественно, что в таком положении Толстому показалось очень привлекательным предложение брата Николая, которому необходимо было возвращаться после отпуска в действующую армию, уехать вместе с ним на Кавказ. Позднее, в одном из черновых вариантов «Казаков», Толстой, описывая мотивы отъезда на Кавказ Оленина, очевидно, передаст и свои мысли и чувства: «Он говорил себе, что ехал для того, чтобы быть одному, чтобы испытать опасное, испытать себя в опасности, чтоб искупить трудом и лишеньями свои ошибки, чтобы вырваться сразу из старой колеи, начать все снова — и свою жизнь и свое счастье».

Рассказ учителя о жизни Толстого на Кавказе, о его участии в обороне Севастополя должен соединять характеристику событий с постоянным вниманием к внутреннему развитию писателя. Иначе учащиеся не смогут себе представить, как и почему Толстой среди тревог и волнений бурной военной жизни создает «Детство» и «Отрочество»», начинает писать «Юность» — произведения, внешне не связанные с непосредственными впечатлениями его жизни той поры. Дневники Толстого дают возможность подвести учащихся к тем проблемам, которые ставились в этих произведениях.

Дневники эти покажут, как в сознании писателя идея самоусовершенствования постепенно начинает вытесняться гуманистической мыслью о необходимости служения людям.

12 июня 1851 г.: «Хотелось бы мне больше порядка в умственной деятельности, больше самой деятельности, дольше вместе с тем свободы и непринужденности».

29 марта 1852 г.: «Нет, славы я не хочу и презираю ее; а принимать большое влияние в счастии и пользе людей».

29 июня 1852 г.: «Дурно для меня то, что дурно для других. Вот что всегда говорит совесть. Желание или действие? Совесть упрекает меня в поступках, сделанных с добрым намерением, но имевших дурные следствия. Цель жизни — есть добро. Это чувство присуще душе нашей. Средство к доброй жизни — есть знание добра и зла. Но какая ближайшая цель: изучение или действия? Отсутствие зла есть ли добро?»

В заключение урока дается общая характеристика «Севастопольских рассказов» и показывается (но не анализируется) дагеротипный портрет Толстого 1856 г. В качестве домашнего задания учитель предлагает прочесть один из «Севастопольских рассказов»[7] и найти в нем мысли, которые выражают представление Толстого о нравственных достоинствах человека и писателя, а также рассказать о жизни писателя в 1851—1856 гг., используя дагерротип 1856 г. Портрет оставляется в классе, чтобы учащиеся могли хорошо рассмотреть его и вдуматься в те изменения, которые произошли в облике Толстого за эти годы, сумели объяснить эти изменения фактами биографии.


Л. Н. Толстой – поручик.
(с работы фотографа С. Л. Левицкого)
15 февраля 1856 г., С.-Петербург[8]

Таким образом, учащиеся анализируют портрет самостоятельно. Это сложный вид домашнего задания, но он по силам учащимся: во-первых, они уже проделали аналогичную работу под руководством учителя в классе и, во-вторых, располагают необходимым биографическим материалом.

Третий урок по биографии Толстого начинается с вопроса «Как изменился облик Толстого к 1856 г. и чем объясняются перемены в нем?»

Проверка домашнего задания нередко превращается в самую скучную для учеников часть урока. И скука эта рождается там, где ответ ученика становится буквальным или ухудшенным повторением рассказа учителя на прошлом уроке или соответствующих ему страниц из учебника. Если же при опросе учитель требует от ученика нового осмысления материала, ставит вопрос, на который не ответишь цитатой из рассказа учителя или из учебника, внимание класса обеспечено. Именно поэтому при повторении биографии Толстого первой половины 50-х гг. мы вводим новый элемент — портрет 1856 г. Учащиеся теперь выявляют степень своего понимания изложенного учителем материала, но не в прямом повторении фактов, а в соотнесении этих фактов с обликом писателя на портрете.

Вызванный ученик, сравнивая дагеротипный портрет Толстого 1856 г. с портретом 1851 г., говорит, что Толстой стал за эти годы мужественнее, увереннее в своих силах, тверже. В его фигуре чувствуется сила, офицерский мундир кажется немного узким на широких плечах. Толстой похудел, его лицо стало строже и мужественнее. Усы как-то смягчают резкое выражение твердо сжатых губ, делают Толстого простым, похожим на обыкновенных армейских офицеров. Голова Толстого чуть наклонена вперед, и это придает его облику выражение скромности и естественности. Глаза смотрят очень пристально и бесстрашно, как будто хотят увидеть всю правду; во взгляде появилась особенная глубина и твердость, которую дает только деятельная и суровая жизнь. Ученик говорит, что Толстой так изменился под влиянием жизни на Кавказе и в Севастополе. Сближение с простыми людьми, жизнь рядом с солдатами, повести и рассказы, дружно одобренные читающей Россией, участие в опасных и трудных сражениях, наконец, героическая оборона Севастополя, открывшая Толстому неиссякаемую любовь народа к своей стране, его силу, величие, — все это серьезно повлияло на Толстого и изменило его облик.

После некоторых замечаний и уточнений, сделанных классом по первому ответу, вызываем второго ученика и предлагаем ему рассказать о том, как за эти годы изменились представления Толстого о смысле жизни и каковы теперь в его глазах нравственные достоинства человека и писателя. Ученик рассказывает о постепенном отходе Толстого от идеи нравственного самоусовершенствования, которая в юности воспринималась им как высшая цель жизни. Под влиянием новых впечатлений, общения с солдатами, казаками у Толстого пробуждается интерес к общей, народной жизни, и служение людям, деятельное желание добра становится для него первой и самой высокой потребностью.

Толстой думает, что сможет принести пользу людям, прежде всего, своим творчеством, и усиленно работает над своими первыми литературными произведениями. Затем ученик говорит, что новое представление Толстого о нравственном достоинстве человека выразилось в «Севастопольских рассказах», и читает выписанные им в тетрадь цитаты.

Возможен и другой путь работы над портретом 1856 г. Проверяя, как учащиеся осмыслили факты биографии писателя, изложенные на прошлом уроке, учитель предлагает классу вопрос: «Какие эпизоды жизни Толстого связываются в вашем представлении с портретом 1856 г.?» Ученики вспоминают продажу большого яснополянского дома, с которым связано у Толстого столько дорогих воспоминаний. Толстой решился на этот шаг потому, что ему нужны были деньги для издания «Солдатского листка» в Севастополе. Очерки, которые он печатал в «Современнике», были наполнены гордостью и отчаянием защитника Севастополя, человека, видящего, как героические усилия армии губятся бездарностью и продажностью, тщеславием и мелочным эгоизмом «верхов». Но Толстому недостаточно выразить эти мысли и чувства столичной публике. Ему непременно нужно открыть глаза самим участникам Севастопольской обороны, возбудить «самосознание». Для этого и нужен «Солдатский листок». И ради этого продан дом, в котором родился Толстой. Николай I, однако, не разрешил издание «Солдатского листка», и жертва от этого была еще более горькой. «Этот эпизод связан с портретом 1856 г., так как в облике Толстого здесь чувствуется способность к самоотверженности», — так объяснил один из учеников возникшую ассоциацию. У других возникла в памяти история с проектами освобождения крестьян, которые составляет и переделывает Толстой. Им руководит не только дух времени, но и чувство справедливости. И потому Толстой настойчиво стучится в двери императорских канцелярий и приемные министерств.

Итоги Крымской войны заставляют Толстого думать, что Россия должна «совершенно преобразоваться», он чувствует, что «великие перемены ожидают Россию. Нужно трудиться и мужаться, чтобы участвовать в этих важных минутах в жизни России». Подробно о том, в чем выразилось это участие, речь пойдет на следующем уроке (яснополянская школа, отношение к реформе, устройство крестьянских дел).

Искренность, честность, глубина чувства, так ясно проступающие в портрете 1856 г. сказываются и в отношении Толстого к людям. Писатель в это время очень остро испытывает желание дружбы, любви. Но потребность чувства он не путает с действительным, реальным отношением к человеку. Он слишком серьезно относится к любви, чтобы забавляться ею. Об этом так выразительно говорит история отношений Толстого и В. В. Арсеньевой[9], которой он писал: «От этого-то я так боюсь брака, что слишком строго и серьезно смотрю на это. Есть люди, которые женясь думают: „Ну, а не удалось тут найти счастье — у меня еще жизнь впереди“ — эта мысль мне никогда не приходит, я все кладу на эту карту. Ежели я не найду совершенного счастья, то я погублю все, свой талант, свое сердце, сопьюсь, картежником сделаюсь, красть буду, ежели не достанет духу зарезаться». Приведенные учениками эпизоды разноречивы, и в классе возникает спор о том, какой из них больше соответствует облику писателя на портрете 1856 г.

После этого учитель подводит итог высказанным учащимися мыслям о портрете Толстого 1856 г. и о биографических фактах этого периода. Непреклонность мужества, простота, величие глубокого и искреннего патриотизма, бесстрашие правдивости — вот те качества, которые роднят Толстого с защитниками Севастополя, вот те черты, которые приобрел Толстой в общении с простыми людьми.

Интересно, что люди, близко знавшие Толстого, когда он приехал из Севастополя в Петербург, отмечают в его облике это обаятельное сочетание мягкой скромности и энергической силы. Некрасов писал В. П. Боткину 24 ноября 1855 г. о встрече с Толстым: «Милый, энергический, благородный юноша — сокол! ... а может быть, и — орел. Он показался мне выше своих писаний, а уж и они хороши... Некрасив, но приятнейшее лицо, энергическое, и в то же время мягкость и благодушие: глядит, как гладит».

А. А. Толстая, с которой писатель был очень дружен, вспоминает: «Сам по себе он был прост, чрезвычайно скромен и так игрив, что присутствие его воодушевляло всех. Про самого себя он говорил весьма редко, но всматривался в каждое новое лицо с особенным вниманием и презабавно передавал потом свои впечатления, почти всегда несколько крайние. Прозвище тонкокожего, данное ему впоследствии его женой, как раз подходило к нему: так сильно действовал на него в выгодную или невыгодную сторону малейший подмеченный им оттенок. Он угадывал людей своим артистическим чутьем, и его оценка часто оказывалась верною до изумления. Некрасивое его лицо, с умными, добрыми и выразительными глазами, заменяло по своему выражению то, чего ему недоставало в смысле изящества, но оно, можно сказать, было лучше красоты».

Но в 50-е гг. Толстой, сочувствуя народу и критически относясь к дворянству, еще считает возможным пользоваться привилегиями своего класса. 8 августа 1857 г. он записывает в дневнике: «Вот как дорогой я ограничил свое назначенье: главное, литературные труды, потом семейные обязанности, потом хозяйство — но хозяйство я должен оставить на руках у старосты, сколько возможно, смягчать его, улучшать и пользоваться только 2-мя тысячами, остальное употреблять для крестьян». Таким образом, беседа о портрете 1856 г. переходит в рассказ о творческом пути Толстого во второй половине 50-х — начале 60-х гг. На третьем уроке по биографии Толстого рассказ доходит непосредственно до истории создания «Войны и мира» и далее следуют уроки, посвященные анализу романа.

Включение в изучение биографии Толстого анализа дагеротипных портретов 1849, 1851 и 1856 гг. в значительной степени подготавливает учащихся к восприятию такого сложного произведения, как «Война и мир».

В выборе живописных портретов Толстого для анализа их в классе мы руководствовались, прежде всего, характерностью облика писателя на портрете, соответствием этого облика основному настроению и содержанию творчества Толстого в определенный период его жизни (70—90-е гг.). Выбор определяется также и степенью близости портрета и оригинала. Высказывания современников о работах Крамского, Ге, Репина, фотографии Толстого, относящиеся хронологически ко времени написания каждого из портретов, воспоминания людей, близко знавших Толстого, — все это позволяет судить о том, насколько верно, правдиво, точно изображен Толстой на каждом из этих портретов. Кроме того, нам казалось важным выбрать для характеристики в классе те портреты Толстого, которые позволяют учителю со всех сторон обрисовать личность писателя. Мы постарались отобрать такие портреты, в которых изображение Толстого связано с внутренней проблемой, волновавшей художника. В портрете, написанном И. Н. Крамским, такой внутренней проблемой нам представляется «Толстой и совесть», в портрете, созданном Н. Н. Ге, — «Толстой и труд», на картине И. Е. Репина — «Толстой и природа». Далее мы постараемся показать, что внутренняя тема картины неразрывно связана с лейтмотивом творчества каждого художника. Здесь нам важно было подчеркнуть, что такой выбор картин позволяет раскрыть личность Толстого в самых разнообразных проявлениях его натуры и что каждый из выбранных портретов дает возможность нового поворота в эстетическом и нравственном развитии учащихся.

Второй этап изучения биографии Толстого начинается после завершения работы над романом. Как мы уже указывали, работа над портретами Толстого, созданными художниками Крамским, Ге, Репиным, вызывает необходимость постановки новых эстетических проблем. Первый урок после изучения «Войны и мира» посвящен творческому пути писателя в 70-е гг.

В начале урока учитель говорит о том, что десятилетие реформ 60-х гг. не принесло облегчения народным массам и не разрешило острых вопросов политического и экономического развития России. Передовые представители русской интеллигенции испытывают глубокую тревогу, видя, что наступление капитализма усиливает все существовавшие ранее противоречия. 70-е гг. вошли в историю русского общества как эпоха исканий, тревог, стремлений понять, в чем же корни серьезного неблагополучия русской жизни. В 70-е гг. Толстой входит с характерным ощущением тревоги, отсутствия душевного спокойствия. В письме к А. Фету он сообщает о том, что «что-то переломилось» в его внутренней жизни.

25 ноября 1870 г. Толстой пишет Н. Н. Страхову: «Я нахожусь в мучительном состоянии сомнения, дерзких замыслов невозможного или непосильного, недоверия к себе и вместе с тем упорной внутренней работы».

10 марта 1873 г. Толстой, сравнивая себя с людьми, которых он считает значительными, — философом и публицистом Б. Н. Чичериным и поэтом Ф. И. Тютчевым, — отмечает в записной книжке: «Чичерин всегда уверен, но не спокоен. Федор Иванович всегда спокоен, но не уверен. Толстой не уверен и не спокоен». Не случайно в это время Толстому оказалось близким стихотворение Фета «Майская ночь», в котором, по его мнению, «прелестно все».

Отсталых туч над нами пролетает
       Последняя толпа.
Прозрачный их отрезок мягко тает
       У лунного серпа.

Царит весны таинственная сила
       С звездами на челе —
Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
       На суетной земле.

А счастье где? Не здесь в среде убогой,
       А вон оно, как дым.
За ним! За ним! Воздушною дорогой —
       И в вечность улетим.

Счастье оказывается призрачным, как эти легкие облака, рассеянные ветром. Но Толстой думает не о погоне за счастьем («За ним! За ним!»), а обращает свой взор к той «суетной земле», тревоги которой лишают его веры в возможность счастья. В письме к Страхову 7 апреля 1873 г. он говорит: «Исполняю возложенную на меня по какому-то высочайшему повелению обязанность — мучаюсь, и нахожу в этом мучении всю, не радость, но цель жизни».

Глубокое неблагополучие русской жизни болезненно и остро задевает Толстого. Он считает, что истинный художник должен пережить все тревоги своего времени и, поняв их источник, осветить людям путь к преодолению страданий. Недаром в 1870 г. Толстой так определяет назначение искусства: «Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает... Настоящий поэт сам невольно и со страданием горит и жжет других. И в этом все дело». Такое представление о миссии писателя заставляет Толстого всматриваться в острый и болезненный процесс ломки устоев прежней жизни и во все обстоятельства, которые его сопровождают. В 1871 г. Толстой пишет статью о военной реформе, в 1872 г. — «Новый суд в его приложении». В 1873 г., уехав в Самарское имение, Толстой делает объезд всей округи, чтобы определить размеры голода, постигшего крестьян из-за неурожая. Новое увлечение педагогической деятельностью, работа над «Азбукой» — все это обнаруживает стремление Толстого глубже понять нужды народа, сблизиться с ним.

Современность так волнует Толстого, что он оставляет работу над романом об эпохе Петра I и в 1873 г. начинает писать «роман очень живой, горячий», непосредственно отражавший сложную эпоху 70-х гг. Изображая трагическую судьбу Анны Карениной и мучительные искания Левина, Толстой показывает, что катастрофы, метания, несчастия отдельных людей связаны с тем, что в России «все переворотилось». Разрушение цельности человека, его гармонии, согласованности естественных потребностей его сердца и мысли с обязанностями перед человечеством рассматривается в «Анне Карениной» как один из признаков трагической запутанности времени. (Далее учитель дает краткий анализ романа.)

Интерес Толстого к «больным вопросам» русской жизни приводит его в 1877 г., в период завершения работы над «Анной Карениной», к самому серьезному выводу о состоянии общественных дел в России. Сообщая Н. Н. Страхову о своем отрицательном отношении к русско-турецкой войне, Толстой пишет, что его тревожит «не война сама, а вопрос о нашей несостоятельности, который вот-вот должен решиться, и о причинах этой несостоятельности, которые мне становятся все яснее и яснее. Мне кажется, что мы находимся на краю большого переворота».

Подобное ощущение эпохи было свойственно и Ивану Николаевичу Крамскому (1837—1887), которого один из лучших русских пейзажистов Ф. Васильев называл самым большим, самым серьезным художником из русских. Впрочем, это было мнение не только Васильева. Крамской, действительно, был духовным вождем, идеологом новой реалистической школы русской живописи. Он возглавил движение «передвижников», деятельность которых содействовала демократизации русского искусства. М. Е. Салтыков-Щедрин писал, что благодаря усилиям передвижников «искусство перестает быть секретом» для русского народа.

Крамской был представителем разночинцев в русском искусстве. Суровое детство в глухом провинциальном городке, полное лишений и страстной мечты о большом искусстве, юность, прошедшая в скитаниях по России, трудные годы учения в Академии Художеств (1857—1863). Стремление выработать и защитить свои представления об искусстве, отличные от архаики равнодушного, мертвенного академизма, приводит к тому, что Крамской с группой своих товарищей уходит из Академии и организует артель художников. В педагогической работе, которой Крамской занят с 1862 г., его вдохновляет желание воспитать единомышленников, дать возможность развиться реалистическому направлению в русской живописи. Крамской мог гордиться результатами своей педагогической работы: в числе его учеников был И. Е. Репин. В 1872 г. Крамской пишет картину «Христос в пустыне», в которой в отвлеченной форме библейского сюжета передает настроения, характерные для русской интеллигенции того времени.

Давая краткую характеристику творческого пути Крамского и анализ картины «Христос в пустыне», которую следует показать в классе, учитель должен подчеркнуть глубокую внутреннюю близость художника и писателя, которых объединяет интерес к психологии человека и трагическое ощущение эпохи.

В 70-е гг. Крамской, так же как и Толстой, чувствует отсутствие душевного спокойствия. «Как устроить свою жизнь так, чтобы впечатления не отзывались болезненно?» — пишет он Репину 8 октября 1873 г.

Общность художественной манеры и настроений Толстого и Крамского была проявлением глубокой близости их взглядов на искусство, на его роль в жизни общества. И художник, и писатель считали, что произведение искусства должно нести идею, необходимую людям, быть близким жизни и народу, помогать решению наболевших вопросов. Не наслаждение чисто эстетическими эффектами (хотя и о них не следует забывать), а радость открытия новой стороны жизни — вот что должно нести, по мнению Толстого и Крамского, произведение искусства читателю и зрителю. Толстой и Крамской требовали от художника серьезного отношения к своему творчеству. Крамской восставал против произведений, которые «грешат тем, чем грешит весь свет. Они красиво лгут, они, как разговор в гостиных, всего слегка коснутся, но не всерьез, не приятно, не комильфо. Прожить с такими картинами жизнь — невозможно».

Низведение литературы и живописи до уровня развлечения, забавы, характерное для буржуазной цивилизации, казалось Толстому и Крамскому циническим осквернением самой сущности искусства. 5 ноября 1873 г. Толстой записывает в дневнике: «Художник звука, линий, цвета, слова, даже мысли в страшном положении, когда не верит в значительность выражения своей мысли».

По мнению Толстого и Крамского, право на общение с людьми в искусстве дается глубиной душевной жизни, способностью сердцем, а не только умом понять тревоги и радости человека, обостренной чуткостью к окружающему миру. «Разве Патти сердце?, — пишет Крамской об итальянской певице, столь прославившейся виртуозным исполнением колоратурных пассажей. Беспечная легкость бездумно играющей голосом певицы не трогала и Толстого.

В. Булгаков вспоминает, что когда у Толстого в один из вечеров спросили, можно ли завести граммофон и послушать Патти, он, не желая, очевидно, навязывать свои вкусы присутствующим, ответил: «Ну, Патти так Патти!» Однако, уйдя в кабинет, через десять минут запер дверь из гостиной в зал.

Гуманизм лежит в основе художественного метода Толстого и Крамского, произведения которых можно назвать психологическими трактатами, ибо они проникнуты стремлением раскрыть душевную природу человека. Толстого и Крамского сближает и требование оригинальности искусства, и защита самобытности русской литературы и русской живописи.

Толстой писал в статье «Несколько слов по поводу книги «Война и мир»: «История русской литературы со времени Пушкина не только представляет много примеров такого отступления от европейской формы, но не дает даже ни одного примера противного».

«Русского художника никто не учит, и ему учиться не у кого, — писал Крамской. — Сколько раз ему приходится стоять с разинутым ртом от изумления перед Ван Дейком, Веласкесом и Рембрандтом и чувствовать, что сошли со сцены и умерли уже и эти цельные натуры и эти связные характеры, что, наконец, человеческое лицо, каким мы его видим теперь в городах и всюду, где есть газеты и вопросы, требует других приемов для выражения».

И Толстой, и Крамской считают реалистическую правдивость и сердечность неизменными чертами русского искусства, которые позволяют через национальное выразить общечеловеческое. Естественно, что столь значительная общность взглядов и мироощущения привела к быстрому сближению Толстого и Крамского при первой же их встрече.

Летом 1873 г. Крамской вместе с семьей и с друзьями-живописцами отправился в Воронежскую, а затем в Тульскую губернию. Узнав, что поблизости находится имение Л. Н. Толстого, Крамской писал П. М. Третьякову, который давно стремился приобрести портрет великого писателя для своей галереи: «Употреблю все старания, чтобы написать портрет графа Толстого, который оказывается моим соседом — в 5 верстах от нас его имение в селе Ясная Поляна. Я уже был там, но граф в настоящее время в Самаре и воротится в имение в конце августа, где и останется на зиму. Повторяю, я употреблю все от меня зависящее, чтобы написать с него портрет». Кроме желания написанием портрета уплатить долг Третьякову, который помог другу Крамского — больному художнику Васильеву, Крамского в Ясную Поляну притягивает интерес к самому Толстому. 22 августа семья Толстых вернулась в Ясную Поляну, a 5 сентября Крамской уже был там и добился согласия Льва Николаевича на написание его портрета для галереи Третьякова.

«Граф Лев Николаевич Толстой, — писал Крамской Третьякову, — приехал, я с ним видался и завтра начну портрет. Описывать Вам мое с ним свиданье я не стану, слишком долго,— разговор мой продолжался слишком 2 часа, 4 раза я возвращался к портрету и все безуспешно... Чтобы, наконец, кончить, я начал ему делать уступки и дошел до следующих условий, на которые он и согласился: во-первых, портрет будет написан, и если почему-нибудь он ему не понравится, будет уничтожен, затем, время поступления его в галерею Вашу будет зависеть от воли графа, хотя и считается собственностью Вашею. Последнее обстоятельство было настолько уже безобидно для него, что он как бы сконфузился даже и должен был согласиться. А затем оказалось из дальнейшего разговора, что он бы хотел иметь портрет и для своих детей, только не знал, как это сделать, и спрашивал о копии... Я поспешил ему доказать, что копии точной нечего и думать получить, хотя бы и от автора, а что единственный исход из этого, это написать с натуры 2 раза совершенно самостоятельно, и уже от него будет зависеть, который оставить ему у себя и который поступит к Вам. На этом мы и расстались и порешили начать сеансы завтра... Не знаю, что выйдет, но постараюсь, написать его мне хочется».

Итак, двухчасовая беседа писателя с художником настолько сблизила их, что Толстой, столь упорно отказывавшийся раньше от всех предложений писать его портрет, решился на это. С. А. Толстая так объясняет решение Толстого: «Он не хотел ни за что допустить И. Н. Крамского писать свой портрет. Но Крамской приехал сам и своею симпатичною личностью и беседою привлек Льва Николаевича, и он согласился на портрет. То же самое было с Ге. Он полюбил художника и дался ему делать портрет».

Интерес друг к другу и внутренняя близость писателя и художника еще более возросли во время сеансов. «Граф Толстой, которого я писал, — отмечает Крамской в одном из своих писем, — интересный человек, даже удивительный. Я провел с ним несколько дней и, признаюсь, был все время в возбужденном состоянии, даже на гения смахивает». Крамской же Толстому «интересен, как чистейший тип петербургского новейшего направления, как оно могло отразиться на очень хорошей и художнической натуре». Толстой сообщает Страхову, что «во время сидений» он обращает Крамского «из петербургской в христианскую веру и, кажется, успешно».

Таким образом, Толстой не только согласился позировать Крамскому, он открыл художнику свое сердце и поделился с ним сокровенными мыслями о жизни. Именно это духовное общение позволило Крамскому создать портрет, проникнутый глубокой одухотворенностью.

Разговоры с Толстым, действительно, оказали серьезное влияние на Крамского. Через год после встречи с Толстым художник писал Репину: «Тянет меня вон из Петербурга, так тянет, что рассказать Вам не могу. Посмотрел я в прошлом году на Льва Николаевича Толстого, живет себе безвыездно в деревне, и ничего, не тонет человек... Сидя в центре, так сказать, начинаешь терять нерв широкой вольной жизни; слишком далеко окраины, а народ-то что может дать! Боже мой, какой громадный родник!»

Через много лет после встречи с Толстым, 7 октября 1880 г., Крамской писал В. В. Стасову: «Очень интересна поездка Ваша к Толстому, да, это человек! Я тоже немножко испытал на себе его влияние и до сих пор помню». Впоследствии Крамской не раз собирался приехать в Ясную Поляну, но из-за постоянной занятости не мог осуществить свое намерение. Однако внутренняя близость его с Толстым не разрушилась, хотя к религиозной проповеди Толстого Крамской относился неодобрительно. Творческая близость художника и писателя нашла свое выражение в картине «Неизвестная» (1883). Портрет женщины, созданный Крамским, удивительно напоминал облик героини толстовского романа Анны Карениной. И дело не только во внешнем сходстве. Неизвестная моложе Анны, ее фигура тоньше, движения более гибки. Но эта яркая красота на фоне холодного Петербурга, это неповторимое выражение оскорбленной гордости, которая прячет боль в презрительно прищуренных глазах и отвечает на ядовитые насмешки высоко и вызывающе поднятой головой, — это выражение Анны.

В свою очередь, Крамской оказался для писателя фигурой настолько значительной и современной, что Толстой в романе «Анна Каренина» отразил его черты в образе художника Михайлова. Впервые это сходство заметил Репин: «А знаете ли, ведь его Михайлов страх как похож на Крамского! Не правда ли? Боже мой, какая всеобъемлющая душа у этого Толстого!»

Действительно, демократическое происхождение Михайлова, застенчивая скромность манер и стремление «соблюсти свое достоинство», старомодный костюм, смелая новизна взглядов, основанных на «отрицании и материализме», самоотверженный труд над большим полотном, которое художник считает делом жизни, и безденежье, заставляющее отрываться от любимой картины для выполнения заказов, нервная раздражительность и удивительная преданность своему художническому идеалу, тонкая впечатлительность натуры и острая проницательность взгляда — все это в Михайлове напоминает И. Н. Крамского. Внимательно следивший за работой художника на сеансах, Толстой сумел уловить характерную для Крамского манеру писать портрет: «...делая эти поправки, он не изменял фигуры, а только откидывал то, что скрывало фигуру. Он как бы снимал с нее те покровы, из-за которых она не вся была видна: каждая новая черта только больше выказывала всю фигуру во всей ее энергической силе...»

Портрет Толстого, написанный Крамским, свидетельствует именно о такой манере «снятия покровов», обнаружения духовной сущности устранением всех случайных деталей, не раскрывающих основу характера портретируемого.

Вероятно, именно эта манера позволила Крамскому достигнуть так скоро изумительного сходства портрета с оригиналом. Сеансы начались 6 сентября 1873 г. и проходили ежедневно до 3 октября с перерывом лишь во время отъезда Толстого на охоту. Уже 15 сентября Крамской пишет Третьякову о том, что значительно продвинулся в работе:

«Я пишу разом два (портрета. — В. М.), один побольше, другой поменьше. Я постараюсь, разумеется, никого не обидеть, и если мне не удастся уже сделать оба портрета одинакового достоинства, то ручаюсь Вам за то, что лучший будет Ваш... После третьего сеанса он (Толстой. — В. М.) и жена его были довольны портретом; следующий день я привожу другой холст и начинаю новый, больший, а тому даю время сохнуть. Когда и этот портрет был поставлен на ноги, графиня говорит мне: „Лучше этого второго сделать нельзя!“ То же говорит граф, прибавляя, что ему будет совестно оставить этот лучший у себя. Я молчу... и принимаюсь за прежний. Граф изъявляет сомнение, чтобы его можно сделать так же, но я продолжаю работать, и вчера, наконец, мне удалось и первый поправить настолько, что он, по общему их отзыву, стал лучше второго, не знаю, который из них будет лучший, но... относительно типа, т. е. общего сходства, я обеспечен в обоих».

С. А. Толстая пишет сестре о том, что «оба портрета замечательно похожи, смотреть страшно даже». Толстой также остался доволен портретами, один из которых оставил в Ясной Поляне, а другой разрешил выставить в галерее П. М. Третьякова. В 1878 г. Толстой согласился на то, чтобы его портрет был показан на выставке русского искусства в Париже, а в 1879 г. разрешил снять с портрета фотографию.

Современники были восхищены портретом работы Крамского. «Тургенев в восторге от ваших портретов Л. Толстого... а он избалован по части выполнения и считает себя знатоком». Репин писал В. В. Стасову 10 октября 1876 г.: «Портрет графа Л. Толстого Крамского чудесный, может стоять рядом с лучшим Вандиком». Познакомившись с Толстым в 1880 г., Репин еще более был поражен достоинствами работы Крамского: «Портрет Крамского страшно похож. Несмотря на то, что Толстой постарел с тех пор, что у него отросла огромная борода, что лицо его в ту минуту было все в тени, я все-таки в одну секунду увидел, что это он самый!»

Сам Крамской тоже сознавал, что портрет Толстого производит сильное впечатление благодаря тому, что он работал с увлечением человека, находящегося «в возбужденном состоянии от близости гениального писателя». «Конечно, портрет Толстого разителен, — писал художник, — и если бы вы его (т. е. Толстого. — В. М.) видели хотя раз, то вам бы было даже смешно (столь удивительное сходство. — В. М.); притом он взят энергично, и написан скоро, с огнем, так сказать, — если вникнуть в технику: это, конечно, и подкупает».

Через несколько дней после окончания портретов Толстого Крамской писал Репину: «Только человеческой головы с ее ледяным страданием и вопросительною миною или глубоким и загадочным спокойствием французы сделать не могли и, кажется, не могут». Думается, что, говоря о глубокой одухотворенности как специфической черте русской школы живописи, Крамской имел в виду и свое творчество. Конкретные же образы этого письма подсказаны, очевидно, двумя портретами Толстого, работу над которыми художник только что закончил. Действительно, на том портрете, который остался в Ясной Поляне, Толстой более углублен в себя и погружен в «глубокое и загадочное спокойствие». Правда, и здесь нет ясности, он скорее мрачен. Чуть наклонив голову и склонив ее набок, Толстой как бы со стороны наблюдает за тем, что происходит вокруг него. Небрежно надетая простая блуза контрастирует со строгим изяществом гордой осанки. Усы скрывают горечь усмешки. На этом портрете Толстой больше яснополянский помещик, лицо частное, чем писатель, тревожащийся о бедах и несчастьях русской жизни и стремящийся проникнуть в тайны мира. Вероятно, поэтому Толстой оставил этот портрет у себя, а другой разрешил выставить в галерее Третьякова. На этом портрете лицо Толстого открыто всем ветрам земли, его глаза пристально смотрят на зрителя, так пристально, что порой кажется, что взгляд пронизывает, что Толстой видит не только тебя, но сквозь тебя. Энергия, испытующая сила, строгий, все подвергающий оценке и сомнению разум, — беспощадность этого взгляда казалась бы жестокой, даже страшной, если бы не мягко сложенные добрые руки, если бы не легкость широкой, крепкой фигуры, легкость чуткого человека, который, увидев горе, быстро придет на помощь.

Картина Крамского очень сдержанна по колориту и композиции. Ничего лишнего, никаких бытовых деталей, кроме кресла, в котором сидит Толстой. Художник-психолог Крамской все внимание хочет сосредоточить на лице и фигуре писателя. Но есть в этой сдержанности и отражение характера самого Толстого, очень не любившего людей, которые подчеркивают выражение своего чувства. Непринужденная и естественная поза, мягкие, свободные складки домашней блузы, расстегнутой у ворота, и чуть отвернувшийся у кисти рукав — все просто и удивительно скромно. Только свежая белизна рубашки, виднеющейся из-под блузы, нарушает суровую однотонность костюма.

Одно лицо выдает мучительное душевное напряжение, которое еще более подчеркнуто контрастом свободной позы и скромной простотой одежды. Лицо Толстого, бледное, исхудавшее, как после тяжелой болезни, напряженно пульсирующая на лбу жилка, синие круги под глазами, резкая складка между бровей — все это, как и темный, сумрачный фон картины Крамского, обнаруживает то «ледяное страдание», о котором писал художник Репину. Широкий лоб, смелый разлет бровей, решительно очерченное, заострившееся от тревоги лицо, плотно, упрямо сжатые губы создают впечатление того, что у этого человека хватит внутренних сил для решения самых сложных вопросов жизни, которые он поставил перед собой. В глазах Толстого не беспокойство человека, потерявшего себя в хаосе жизни, а тревожный и смелый поиск. Кажется, что Толстой отметает все ложные пути, но не знает еще того пути, который ведет к гармонии, к идеалу красоты, добра и правды, и поэтому в его душе снова и снова неумолкаемо звучит вопрос: «Как жить?» Непримиримая требовательность, вечная тревога напряжения, глубина вопроса — Толстой на картине кажется олицетворением совести. Сознание того, что Толстой — совесть России, воплощение ее тревог и исканий, сохранилось у Крамского на всю жизнь. После смерти Ф. М. Достоевского он писал: «А Достоевский действительно был нашею общественною совестью? Неужели мы ее утратили? Но ведь есть Лев Толстой!» Характерно, что Крамской восторженно встретил появление в печати повести Толстого «Смерть Ивана Ильича», произведения, где вся жизнь человека отдана на суд его собственной совести, строгой и неподкупной перед лицом смерти.

В данной части статьи, посвященной портрету Толстого работы Крамского, мы привели материал, который не всегда можно будет целиком использовать на уроке. Но на занятиях литературного кружка по теме «Л. Толстой и И. Н. Крамской» или при подготовке вечера «Л. Толстой и русские художники» этот материал поможет учителю руководить подготовкой учащихся.

После урока учащимся можно предложить несколько видов домашних заданий. Во-первых, можно порекомендовать сравнить портрет работы Крамского с двумя ближайшими по времени фотографиями Толстого: 1868 и 1874 гг. Фотографии, как и портрет, оставляются в классе, чтобы учащиеся после урока могли внимательно их рассмотреть. На фотографии 1868 г. учащиеся заметят в Толстом странное сочетание простоватой одежды и вольной позы (Толстой сидит, подогнув под себя ногу) с изящным аристократизмом рук и лица. Большая, сильная рука с длинными пальцами выставлена вперед. На фотографии 1874 г. Толстой с папиросой сидит в кресле. В остром взгляде его выражение укоризны. Одет Толстой не в домашний костюм, а так, как будто он собрался сделать визит к кому-нибудь из своих светских знакомых.


Фотографический портрет Л. Толстого.
1868 г., Москва[10]

Сопоставив оба фото с портретом, написанным Крамским, учащиеся заметят, что художник преодолевает случайность фотографии строгим отбором типических черт. От фото 1874 г. осталось только характерное для Толстого выражение глаз. Простоватость одежды и вольность позы на фото 1868 г. как будто сохранились, но художник чуть-чуть изменил детали, и мы чувствуем уже не простоватость, а скромность, не домашнюю бесцеремонность, а свободу. Крамской оставляет мягкое изящество сложенных рук, но почти не показывает пальцев, так как не хочет подчеркивать аристократизма Толстого. Таким образом, этот вид домашнего задания поможет учащимся убедиться в обобщающей силе искусства и понять, как отношение художника к изображаемому влияет на художественное творчество.

Второй вариант домашнего задания. Учащимся, уже прочитавшим роман «Анна Каренина», можно предложить ответить на такие вопросы:

1. В чем близость автора романа, его стремлений в 70-е гг. к исканиям Константина Левина?

2. В какой главе романа состояние Константина Левина близко к настроению Толстого на портрете Крамского?

Эти вопросы позволят на следующем уроке связать рассказ о жизни Толстого в 70-е гг. с анализом романа «Анна Каренина» и обнаружить, верно ли учащиеся поняли настроение портрета Крамского.

Хорошо, если в классе прозвучат также отрывки из X главы 8-й части романа, в которой особенно ярко обрисован душевный кризис Левина.

И наконец, третий вариант домашнего задания: какой эпизод «Анны Карениной» мог вызвать у героини романа чувства, близкие к тем, которые испытывает Неизвестная в картине Крамского? Данный вид работы довольно сложен, он требует от учащихся не только знания романа, тонкого проникновения в настроение героини романа и картины Крамского, но и развития воображения. Выяснив для себя характер Неизвестной, учащиеся должны найти ситуацию, вызвавшую такое настроение. В этом им поможет роман Толстого (ч. 4, гл. XXXIII — посещение Анной театра).

На заключительном уроке по изучению биографии и творческого пути Толстого речь пойдет о переломе в мировоззрении писателя, о переходе его на позиции патриархального крестьянства. Разрыв со своим классом открыл Толстому «смысл и назначение нашей истинной жизни и всю преступность, жестокость, мерзость той жизни, которую мы ведем, люди богатых классов, строя наше глупое материальное внешнее благополучие на страданиях, забитости, унижении наших братий».

Убедившись в паразитическом характере жизни господствующих классов, Толстой хочет переменить условия жизни своей семьи, раздать имения и жить своим трудом. «Жизнь, пища, одежда — все самое простое, — записывает Толстой в своем дневнике. — Все лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи — продать, раздать. Наукой и искусством заниматься только такими, которыми бы можно делиться со всеми. Обращение со всеми, от губернатора до нищего, одинакое. Цель одна — счастье, свое и семьи — зная, что счастье это в том, чтобы довольствоваться малым и делать добро другим».

Физический труд, всегда привлекавший Толстого, теперь становится средством «опрощения». Толстой сам шьет сапоги, косит и пашет, помогая бедным крестьянам, кладет печи в домах крестьянок, оставшихся без мужей.

Завершению перелома в сознании писателя немало содействовало и то, что в 1881 г. Толстой для продолжения образования своих детей переехал со всей семьей в Москву, где в течение 20 лет жил каждую зиму, уезжая на лето в Ясную Поляну. Острота социальных противоречий в городе была видна особенно явственно. Разумеется, Толстой пришел к разрыву с идеологией господствующих классов под воздействием всех прежних впечатлений и, прежде всего, картин жизни русского крестьянства, столь хорошо знакомых ему. В 1880 г. С. А. Толстая писала своей сестре: «Левочка вдался в свою работу, в посещение острогов, судов мировых, судов волостных, рекрутских приемов, в крайнее соболезнование всему народу и всем угнетенным».

Постоянное стремление Толстого узнать быт городских низов, участие в переписи населения Москвы 1882 г., знакомство с обитателями ночлежных домов, с непосильным трудом рабочих, с голодными и беспризорными детьми городских окраин — все это приводит писателя к решительному протесту против существующего строя.

Безумная роскошь господ и страшная нищета народа, насилием лишенного возможности защиты своих прав, поражают Толстого. Несчастье, несправедливость, бедность, злоба, угнетение пропитывают современную жизнь, и писателю кажется, что мир просто ослеп, что жизнь, лишенная всякого смысла и оправдания, тянется по старой колее только по привычке, что нужно открыть всем людям глаза на их падение и, ужаснувшись, они захотят перемениться и начать жизнь совсем по-иному. Толстой снова приходит к защите спасительной, как ему кажется, идеи нравственного самоусовершенствования, но теперь оно в его глазах не только стимул развития личности, но и способ преодоления социального зла.

В 1884 г. Толстой пишет жене о последних семи годах своей жизни: «Семь лет эти были страшно полны внутренней жизнью, уяснением, задором, ломкой. Теперь, мне кажется, это прошло, это вошло в плоть и кровь, и я ищу деятельности на этом пути. Разумеется, писательская — самая мне родственная и тянущая к себе».

Внутренние противоречия, незнание пути, столь мучавшее Толстого в 70-е гг. отходят на второй план, отношение его к окружающей действительности становится определенным и еще более строгим. Это прояснение внутреннего мира, страстная уверенность в том, что с трудом найденная новая оценка жизни единственно правильна, и желание разъяснить, передать другим людям свое новое отношение к жизни составляют характерные черты внутреннего облика Толстого в 80-е гг.

Свою новую оценку жизни и взгляды на отношения людей Толстой хочет выразить в публицистических статьях, философских трактатах, поучительных рассказах для народа. Он считает, что прямое обличение и проповедь скорее достигнут цели, чем художественное творчество. Работа над «Исповедью», трактатами «Так что же нам делать?», «В чем моя вера?», «О жизни» в 80-е гг. занимает значительное место в деятельности Толстого. Новый облик Толстого — сурового судьи и страстного проповедника — отразился в портрете, созданном Н. Н. Ге.

Ко времени знакомства с Толстым Н. Н. Ге был уже знаменитым художником. Его лучшие картины «Тайная вечеря» (1863) и «Петр I и царевич Алексей Петрович» (1871) принесли ему широкую известность и были одобрены передовыми кругами русского общества. Религиозные и исторические темы, которые Ге обычно избирал для своих картин, не уводили художника от современности, но помогали обобщенно выразить конфликты эпохи. Глубокий внутренний драматизм картин Ге, смелая, реалистическая трактовка религиозных сюжетов и острый политический подтекст пугали цензуру, которая не раз запрещала художнику участвовать в публичных выставках. Несмотря на шумный успех картин и славу оригинального художника, Ге в 70-е гг. испытывает глубокую неудовлетворенность своим творчеством; он уезжает из столицы и уединяется на хуторе, где начинает заниматься сельским хозяйством, пашет землю и разводит пчел, сажает деревья, помогает бедным. Скромность и простота образа жизни в его глазах являются искуплением вины перед страдающим народом.

Естественно, что в конце концов у него возникает потребность познакомиться с Толстым, в произведениях которого он чувствует волнующее слово единомышленника.

«Пути, по которым шла душевная работа Ге и моего отца, — пишет Т. Л. Сухотина-Толстая, — вначале шли независимо друг от друга, но в одинаковом направлении. Оба они были художники, за обоими были в прошлом крупные произведения искусства, создавшие их славу как художников, — и оба они, пресытившись этой славой, увидали, что она не может дать смысла жизни и счастья». И Толстой, и Ге не могли спокойно заниматься искусством, видя жизнь людей, полную невыносимых страданий. «В 1882 году, — вспоминает Ге, — случайно попалось мне слово великого писателя Л. Н. Толстого „О переписи в Москве“. Я прочел его в одной из газет. Я нашел тут дорогие для меня слова. Толстой, посещая подвалы и видя в них несчастных, пишет: „Наша нелюбовь к низшим — причина их „плохого состояния“».

В марте 1882 г. Ге пришел к Толстому в Хамовнический дом, чтобы познакомиться с человеком, чьи мысли и чувства оказались так близки ему. О встрече с Толстым впоследствии художник писал как об одном из самых замечательных фактов своей жизни: «Я полюбил этого человека, он мне все открыл. Теперь я могу назвать то, что любил целую жизнь, он мне это назвал, а главное, он любил то же самое».

Вскоре Ге становится близким другом не только писателя, но и всей семьи Толстых. Его живость, мягкость, удивительная доброжелательность к людям, скромность, глубокий ум, блестящие речи об искусстве, в которых его искренность и страстная увлеченность покоряли слушателей, трогательное обаяние его наружности располагают к нему и делают его незаменимым собеседником. Ге часто приезжает к Толстому в Москву и в Ясную Поляну, иногда вместе с женой и сыном, которого Лев Николаевич очень полюбил и к которому настолько привязался, что оставлял его жить в своем доме на несколько месяцев. Все, что писал Толстой, Ге немедленно с нетерпением и восхищением прочитывал. Почти в каждом письме к Толстому он просит присылать ему последнее из написанного. Многое из произведений Толстого, не напечатанных из-за запрета цензуры, Ге собственноручно переписывал для себя. Художник с радостью создавал иллюстрации к рассказам Толстого: «Чем люди живы», «Кающийся грешник», «Два старика».

Ге проводил бóльшую часть жизни в деревне, но к концу зимы обыкновенно отправлялся в Петербург на открытие художественной выставки передвижников. Никогда при этом он не проезжал мимо дома Толстого и обязательно показывал писателю свои картины. Каждый приезд художника для Толстого — «радость большая».

Его мысли об искусстве Толстой считает драгоценными, а в картинах Ге его восхищает трагическое величие и чистота нравственных убеждений художника, для которого, как и для самого Толстого, творчество было борьбой за победу добра над злом. Из картин Ге особенно дороги Толстому были «Распятие» и «Что есть истина?». Т. Л. Сухотина-Толстая вспоминает, что, увидев полотно Ге «Распятие», «отец был поражен картиной: я видела по его лицу, как он боролся с охватившим его волнением. Николай Николаевич жадно смотрел на него, и волнение отца передалось ему. Наконец, они бросились в объятия друг другу и долго не могли ничего сказать от душивших их слез».

Толстой пропагандирует искусство Ге, стремится растолковать публике значение его картин и пишет тексты к ним, настоятельно советует Третьякову приобрести картины Ге для галереи, радуется успеху произведений художника на выставках, привлекает Ге к сотрудничеству в издательстве «Посредник», выпускавшем книги, понятные и близкие народу.

В одном из писем В. В. Стасову Толстой говорит: «Очень рад, что вы цените деятельность Ге и понимаете ее. По моему мнению, это был не то что выдающийся русский художник, а это один из великих художников, делающих эпоху в искусстве».

В Ге Толстой нашел друга, глубоко понимавшего его искания в жизни и в искусстве. Толстой делится с художником заветными мыслями об искусстве, о русских писателях и художниках, в письмах к Ге он говорит о своих творческих замыслах и упорной работе над произведениями.

Смерть Ге оказалась для Толстого страшной утратой. Он пишет Л. Ф. Анненковой, что не помнит, чтобы «какая-либо смерть так сильно действовала» на него. «В этом мире стало одним другом, помощником, работником меньше».

После смерти друга Толстой передает В. В. Стасову, который намеревается писать книгу о художнике, все имеющиеся в Ясной Поляне письма Ге. Толстой поручает своим дочерям собрать все, что удержала память об этом замечательном человеке, советует Лескову также написать воспоминания о художнике. Н. Н. Страхову Толстой пишет: «Надеюсь, что его смерть откроет толпе глаза на значение того, что она потеряла в его лице. Мне же он дорог как любящий, всегда милый друг».

П. М. Третьякову Толстой рекомендует приобрести все, что осталось от Ге, и сделать выставку его работ в галерее. Впоследствии у Толстого появляется мысль о создании музея, где были бы собраны все картины, рисунки, этюды художника. Это деятельное стремление сохранить память о Ге поддерживалось верой Толстого в то, что история жизни и творчества художника будет поучительна для русского общества и русского искусства. «Это был удивительный, чистый, нежный, гениальный старый ребенок, весь по края полный любовью ко всем и ко всему, — писал Толстой. — Детская у него была и досада, и обида на людей, не любивших его и его дело... Поднимает такая смерть, такая жизнь».

Во время встреч с Толстым в Москве и в Ясной Поляне Ге написал ряд портретов Толстого, его жены, дочерей, сделал бюст писателя, который Толстой, сравнивая работу Ге с бюстами И. Я. Гинцбурга и И. Е. Репина, считал одним из лучших из всех его скульптурных портретов.


Портрет Л. Толстого
работы Н. Н. Ге. 1884 г.

Портрет Толстого, о котором будет идти речь в классе, написан Ге в январе 1884 г. «Прекрасный портрет моего отца, находящийся теперь в Третьяковской галерее, — вспоминает T. Л. Сухотина-Толстая, — был написан им в несколько сеансов в Москве в то время, как отец занимался писанием у себя в кабинете. Я помню, как доволен был Ге тем, что во время работы отец иногда совсем забывал о его присутствии и иногда шевелил губами, разговаривая сам с собой».

Действительно, на портрете, созданном Ге, Толстой кажется оставшимся наедине со своей рукописью. Присутствие художника, наблюдающего за ним, совершенно не ощущается. Поздний вечер. Комната погружена в полумрак. Кажется, что в доме установилась глубокая тишина, все вокруг спит, и только великий труженик Толстой не может оторваться от работы, которая сейчас составляет главное дело его жизни. Он правит рукопись трактата «В чем моя вера?». Он хочет, чтобы правда, понятая им, стала доступна всем людям. Но мысль опередила слово, и Толстой мучительно и упорно ищет нужную форму выражения чувства, единственно верную и ясную, понятную всем. Глубокая сосредоточенность и страстная напряженность видны в его фигуре. Глаза устремлены на рукопись, брови сдвинуты, то ли от волевого усилия человека, в руках которого застыло перо, пока мысль еще не оформилась в слово, то ли от гневного осуждения тех порядков жизни, которые он обличает. Весь облик Толстого очень суров. Строгая темная блуза с тяжелыми складками, смелая, как из камня высеченная голова, с резко и решительно очерченным профилем, высокий лоб и большая, тронутая сединой борода. Толстой похож здесь на мудрого и величественного пророка, строгого судью и учителя жизни, похож на любимых героев картин Ге, мучеников правды, смелых защитников справедливости. Лицо Толстого кажется одухотворенным и прекрасным. Это красота мужественного человека, решительно сопротивляющегося несправедливости и твердо уверенного в правильности избранного им жизненного пути. Невидимая свеча ярко освещает лицо Толстого, свет серебрит его седины, и это создает ощущение ясности мысли, внутреннего спокойствия и мягкой человечности, так странно сочетающейся с суровостью проповедника.

Освещение помогает художнику выразить свое отношение к Толстому, которого он в письмах неизменно называл «Светлый Лев Николаевич». Свет сосредоточивает внимание зрителя и на столе писателя с аккуратно разложенными многочисленными листами рукописи. Упорная работа Толстого над своими произведениями, неустанное стремление к совершенствованию их были особенно дороги Ге, который 19 раз заново переписывал свое «Распятие». Однажды он писал дочери Толстого: «Вы увидите картину, думая найти одно, а увидите другое... Я все переделал. Меня утешает то, что в этом смысле я похож на моего дорогого друга Льва Николаевича. Не могу остановиться в искании все высшего и высшего».

«Художник, посвятивший себя искусству, — говорил Ге, — не может рассчитывать на легкую праздную жизнь, а, принимая это призвание, он должен ожидать в жизни много трудностей и готовиться к постоянной борьбе».

Представление о творчестве как о напряженном, мучительном, самоотверженном труде было свойственно и Толстому. В своих дневниках и письмах он замечает: «Нужно без жалости уничтожать все места неясные, растянутые, неуместные, одним словом, неудовлетворяющие, хотя бы они были хороши сами по себе». «Я не умею держать написанное, не поправляя и не переделывая до бесконечности». «Последняя работа отделки очень трудна и требует большого напряжения».

В 80-е гг. строгое и критическое отношение к своим произведениям у Толстого усиливается сознанием ответственности перед людьми, которым он открывает путь к нравственной жизни. Неточность и неяркость выражения мысли, по мнению Толстого, могут привести читателей к заблуждению или оставить их равнодушными к тому, что волнует художника. Это представление о художественном творчестве как о высоком и трудном призвании Ге блестяще удалось воплотить в портрете Толстого.

Выражая свое представление о Толстом — человеке и писателе, Ге стремился подчеркнуть в нем силу и темперамент борца против зла и жестокости жизни. На одной из фотографий 1884 г. мы видим Толстого в серой холщовой рубашке, столь характерной одежде его в период «опрощения». Кроткий, мягко упрекающий взгляд, как бы желающий усовестить, горькая складка губ, слезы на глазах, бессильно и просто сложенные руки. Толстой здесь — прямое олицетворение идеи «непротивления злу насилием». На фото 1884 г. нет и следа того смелого, решительного и величественного протестанта, которого мы видим на портрете Ге. И все-таки художник оказался истинным реалистом, так как сумел в портрете передать объективное звучание мыслей и произведений Толстого.
<

Л. Н. Толстой.
Фото. 1884 г.

О трактате «В чем моя вера?», переделкой которого занят был Толстой в период создания портрета[11], один из цензоров писал, что сочинение Толстого «должно быть признано крайне вредной книгой, так как подрывает основы общественных и государственных учреждений и вконец рушит учение церкви».

М. Е. Салтыков-Щедрин с нетерпением ждал обещанную для журнала «Отечественные записки» рукопись Толстого, но распоряжением Главного управления по делам печати издание трактата Толстого было безусловно запрещено. Глубокий реализм общей характеристики фигуры Толстого сочетается у Ге с точной передачей бытовой обстановки. Для того чтобы учащиеся убедились в этом, можно показать им фото П. В. Преображенского «Л. Н. Толстой за работой в своем хамовническом кабинете. 1898 г.».


Л. Н. Толстой за работой
в своем хамовническом кабинете. 1898 г.
Фото П. В. Преображенского

Резьба и украшения стола, все предметы, необходимые Толстому для работы, выписаны Ге с любовной точностью. За спиной Толстого — книжный шкаф. Правда, он едва заметен на портрете Ге. Художник не хочет рассеивать внимание зрителя, он преодолевает опасность превратить портрет в бытовую картину. Яркое освещение лица Толстого и рукописи, лежащей на столе, контрастно общему темному колориту картины. Такое распределение света и тени усиливает драматизм, создает эмоциональную напряженность портрета, являющуюся характерной чертой художественной манеры Ге.

Художник любит картины-поединки. Он часто изображает острый конфликт между людьми («Петр I и царевич Алексей Петрович», «Что есть истина?») или напряженный момент внутренней коллизии («Тайная вечеря», «Распятие»). Может быть, именно потому, что Ге мечтал о близости всех людей между собой, стремился быть братом каждому, он так болезненно воспринимал драматизм столкновения. Борьба больше всего поражала его творческое воображение. Толстой изображен Н. Н. Ге тоже на поединке. Он пишет так, будто сражается с врагами, внутреннее возмущение его против сытых, праздных и довольных жизнью людей передано очень сильно. Толстой борется и с непослушной фразой, стремясь четко, выразительно, глубоко передать волнующее его чувство, которое уже превратилось в мысль и настойчивое желание. И эти психологические конфликты в портрете Толстого живописно поддерживаются борьбой света и тьмы.

Не все современники сразу поняли глубокую правдивость и силу портрета Ге, передавшего вдохновение и упорство поэтического труда Толстого. «На передвижной выставке 1884 года, — писал В. В. Стасов, — он мало кому понравился: одни жаловались, что сходство далеко не полное, другие, что понапрасну в портрете глаза опущены, а глаза — все, особливо у такого человека, как Лев Толстой».

Зато близкие к Толстому люди по достоинству оценили работу Ге. «Портрет моего отца его работы, — писал С. Л. Толстой, — я считаю лучшим из всех портретов Льва Толстого по сходству и выражению лица, несмотря на опущенные глаза. Я думаю, что этот портрет особенно удачен потому, что отец для него не позировал, а в то время, когда Ге писал его, так углублялся в свою работу, что забывал о присутствии художника».

Вопрос о мировом значении творчества Толстого и о том, чем дорог и близок писатель нашим современникам, можно начать с анализа картины И. Е. Репина «Лев Николаевич Толстой на отдыхе в лесу» (1891). Сначала учитель может предложить классу ответить на несколько вопросов о жизни и творчестве Репина. В какие годы расцвел талант художника? Какие картины его вам известны? К какому направлению в русской живописи принадлежит Репин? Затем учитель кратко расскажет об истории знакомства и отношениях Репина и Толстого, о картинах, этюдах, рисунках, сделанных Репиным во время многочисленных посещений Ясной Поляны[12]. В 1887 г., после того, как Репин написал в Ясной Поляне известный портрет Толстого, сидящего в кресле с книгой в руках, Толстой сообщал Ге: «Был Репин, написал хороший портрет. Я его еще больше полюбил. Живой, растущий человек и приближается к тому свету, куда все идет, и мы грешные».


Репин И. Е.
Лев Николаевич Толстой на отдыхе в лесу. 1891 г.

Однако, когда надежды Толстого на то, что художник разделит его взгляды на смысл жизни и назначение искусства, не оправдались, писатель стал более настороженно относиться к творчеству Репина, находя часто его картины недостаточно «тенденциозными». «Репин — хорошая художественная натура, — писал Толстой Ге в 1891 г., — но совсем сырая, нетронутая, и едва ли он когда проснется».

Репин, с восторгом отзываясь о художественном творчестве Толстого, преклоняясь перед яркостью, силой, величием этого человека, действительно отвергал религиозную проповедь писателя и не мог поверить в действенность тех «рецептов спасения человечества», которые предлагал Толстой. «Да, Толстой (Декабристы) это гениальный отрывок! Какое спокойствие, образность, сила, правда! Да что говорить! Только чуть не плачешь, что человек, которому ничего не стоит писать такие чудеса жизни, не пишет, не продолжает своего настоящего призвания, а увлекся со всей глубиной гения в узкую мораль... Жаль? Жаль и жаль!» В письме к Т. Л. Толстой Репин, как бы продолжая свой спор с писателем, возникший в Ясной Поляне, пишет: «И что бы он (Л. Н. Толстой. — В. М.) ни говорил, но главная и самая большая драгоценность в нем — это его воспроизведение жизни. Вся же философия, все теории жизни не трогают так глубоко текущей жизни. Жизнь эта руководится только природой... Но к аскетизму я неспособен, мне так надоедает эта возня с самим собою. Жизнь так прекрасна, широка, разнообразна, меня так восхищает и природа, и дела человека, и искусство, и наука, и колоссальные дела силами природы».

Репин — художник, влюбленный в живую жизнь, в яркие краски мира, в природу, ее многообразие, богатство, силу. Он любит людей простых и естественных, не ломающих самих себя, а раскрывающих то, что дано им природой. Понятно поэтому, что в Толстом, человеке и писателе, его восхищает именно эта близость к природе, к первоосновам жизни, которая дает ему силу и естественность. Толстой представляется Репину могучим повелителем, лесным царем, мудро понимающим таинственную жизнь природы и тонко чувствующим ее.

«Вот и теперь мой герой, полубог, — пишет Репин о Толстом в одном из писем, — впереди меня на коне несется в лесу. Я едва успеваю за ним: то ныряет он вниз, с горы в овраг, заросший орешниками, ветки хлещут в лицо; я с трудом разглядываю тонкие следы от копыт его лошади. Но вот он взлетает на лесную дорогу, мягко засыпанную листьями дубов и кленов, как рафаэлевский Саваоф, с раздвоенной бородой, он улетает быстрой рысью, отстраняя часто ветки то с той, то с другой стороны, заслоняющие ему дорогу. Я изо всей силы стараюсь догонять его...

Боже! Да ведь впереди березка, в руку толщиной, перегнулась и стоит перед ним барьером на высоте лица — а он несется!! Он быстро наклоняется к самой шее лошади — и опасность прошла... Ой, как страшно! Какая сила! Какая жизнь! И как мало осторожности».

Прочтенные в классе отрывки из писем и воспоминаний Репина помогут учащимся заметить в картине «Л. Н. Толстой на отдыхе в лесу» (1891) стремление художника подчеркнуть, что Толстой близок природе, что он безбоязненно отдается ей и дорожит теми часами, когда ему удается остаться наедине с природой. Толстой действительно воспринимает природу не как враждебную, а как родственную человеку стихию. «Я люблю природу, — писал он, — когда она со всех сторон окружает меня и потом развивается бесконечно вдаль, но когда я нахожусь в ней. Я люблю, когда со всех сторон окружает меня жаркий воздух, и этот же воздух, клубясь, уходит в бесконечную даль, когда эти самые сочные листья травы, которые я раздавил, сидя на них, делают зелень бесконечных лугов, когда те самые листья, которые, шевелясь от ветра, двигают тень по моему лицу, составляют линию далекого леса, когда тот самый воздух, которым вы дышите, делает глубокую голубизну бесконечного неба, когда вы не одни ликуете и радуетесь природой, когда около вас жужжат и вьются мириады насекомых, сцепившись, ползают коровки, везде кругом заливаются птицы».

Репин изобразил Толстого в один из таких моментов, когда он был погружен в природу, слит с ней. Лев Николаевич обычно серьезно, усидчиво занимался писанием часов до трех, затем шел на полевую работу, если она была. Если же не было в этом необходимости, он с корзинкой для грибов или с книгой отправлялся в лес, и это давало ему часы уединения с природой и самим собою.

Жаркий летний день. На небольшой полянке в глубине густого, но легкого, «сквозного» леса лежит старик, одетый в белое. Казалось бы, его внушительная фигура должна резко выделяться на этом зеленом фоне. Но нет, хотя он — просветление в природе, — он растворен в ней: мягкие зеленые тени лежат на его белой одежде, а солнечные зайчики золотят траву и листья. Поза Толстого очень естественна и свободна. Он как-то спокойно доверился земле и лесу, он так же силен и могуч, как они. Художник не выписывает детально лица Толстого, и это усиливает впечатление «растворенности» человека в природе. Но общий характер мягких и сильных черт лица Толстого мы улавливаем и чувствуем, что спокойная мудрость этого старика с огромной седой бородой не сделала его слабым и лишенным жизни. Властным, сильным жестом он поднял книгу и держит ее далеко от глаз. Из-за старческой дальнозоркости? А может быть, в этом жесте сказывается и отчужденно-недоверчивое отношение к «плодам цивилизации», которое было характерно для него в 90-е гг., когда Толстой пишет роман «Воскресение» и трактат «Что такое искусство?». В этих произведениях критика буржуазной цивилизации переходит в отрицание прогресса вообще, в призыв к естественной, простой, слитой с природой и трудом жизни. «Все наше просвещение построено на трупах задавленных людей», — записывает Толстой в своем дневнике в ноябре 1891 г. В апреле 1891 г. он пишет Н. Н. Ге-сыну, что «завидует» его «суровой, рабочей, близкой к природе, законной жизни».

Один из учеников в сочинении, посвященном картине Репина «Л. Н. Толстой на отдыхе в лесу», заметил, что белый цвет одежды как бы символизирует нравственную чистоту Толстого. Наивно выраженная мысль по существу является верной. Репину в этой картине удалось воссоздать ту атмосферу поэтической просветленности, которая так покоряла художника в дни посещения Ясной Поляны.

«Лев Николаевич Толстой как грандиозная личность, — отмечал Репин, — обладает поразительным свойством создавать в окружающих людях свое особое настроение. Где бы он ни появился, тотчас же выступает во всеоружии нравственный мир человека, и нет более места никаким низменным житейским интересам».

В одном из писем художник говорит: «Еще никогда в жизни я не чувствовал в своей душе такой светлой, спокойной струи, как в этот раз в Ясной Поляне... Всякий момент был глубоко интересен, как может быть только у Толстых. Это странно и неразрешимо: почему в одном кругу жизнь так разнообразна и поэтична?! И пейзаж, и виды, и дома, и комнаты — все покрыто там особенным трогательным колоритом, и никакие красоты Крыма не заменят Ясной Поляны».

В своей картине Репин удивительно тонко создает ощущение глубокой внутренней чистоты Толстого. Художник достигает этого, конечно, не только светлым тоном одежды Толстого, но и мягкостью светотеней, рассеянностью солнечного света, легкостью прозрачного, чуть дрожащего от зноя воздуха, нежной зеленью листвы.

Заканчивая работу над картиной «Л. Н. Толстой на отдыхе в лесу», Репин писал из Петербурга дочери Толстого: «Серо. Моросит дождик. Я все утро жил в Ясной Поляне, в лесу. Лев Николаевич лежал недалеко от меня с книгой в руке, в уютном месте, под деревьями в тени, на своем синем халате, укрывшись белым. Как живописно местами трогали его сквозь ветви солнечные пятна света!.. Я все изучал их, вспоминал и наслаждался; красивая картина выходит...»

Репин имел все основания испытывать творческое удовлетворение своей работой. В небольшой картине ему удалось выразить значительность и поэтичность облика Толстого и передать то глубокое обаяние, которое делает писателя близким нашим современникам. Любовь к природе, стремление слиться с окружающим миром, понять его чувством, сердцем, желание быть простым, естественным и свободным в своих проявлениях — все это составляет сущность гуманистического мироощущения Толстого и позволяет нам быть его наследниками. Т. Л. Толстая вспоминает, что однажды в Ясной Поляне Толстой «затеял всех спрашивать три главных желания. Сам же он высказал только два: 1) всех любить и 2) быть всеми любимым».

В сущности, эта игра в три главных желания была выражением заветной мысли Толстого о гармоническом устройстве, о естественной необходимости для человека чувствовать, что окружающий мир не враждебен, а близок ему, ибо вне этого ощущения прочной связи человека с природой и людей между собой нет счастья.

Завершение работы над темой «Л. Н. Толстой» требует собрать все впечатления учеников и найти обобщенный образ писателя и его творчества. При этом нам важно не потерять конкретных чувств по отношению к художественному материалу и его автору. В этом смысле очень полезной формой заключительного занятия по Толстому может оказаться заочная (или очная) экскурсия в Ясную Поляну — колыбель и итог жизни Льва Николаевича Толстого.

После изучения биографии и творческого пути Толстого мы предлагали учащимся написать домашнее сочинение на одну из следующих тем:

1. Нравственные искания молодого Толстого и их отражение в произведениях 50-х гг.
2. Толстой и труд.
3. Толстой и природа.
4. Толстой в изображении И. Н. Крамского и Н. Н. Ге.
5. Толстой в изображении Н. Н. Ге и фотографические портреты писателя 80-х гг.
6. Л. Н. Толстой и И. Е. Репин.
7. Какой портрет Л. Н. Толстого я считаю лучшим?
8. За что я люблю Толстого?

Анализ проведенных сочинений показал, что работа над портретами при изучении биографии помогла им глубже и конкретнее осмыслить сложный жизненный путь писателя.

Даже в сочинениях, формулировки тем которых не требовали непосредственного обращения к иконографии Толстого, учащиеся использовали полученный ими на уроках материал о портретах писателя. И это помогло им создать в своих сочинениях живой облик Толстого, эмоционально рассказать о его творческих и нравственных исканиях.

В тех же сочинениях, которые прямо ставили задачу анализа одного или нескольких портретов Толстого, обнаружилось умение учащихся раскрывать особенность художественной манеры портретиста, влияние отношения художника к Толстому на характер изображения писателя. Учащиеся в сочинениях выясняли, что облик Толстого на портрете зависит не только от своеобразия «угла зрения» художника, но и от того периода жизни писателя, в который создавался портрет.

Формирование понятий о прекрасном в человеке, в природе — общая область морали и эстетики. На материале биографии Л. Н. Толстого мы стремились раскрыть учащимся, как воплощается в произведениях искусства нравственный идеал. Вместе с тем необходимо было подчеркнуть, что нравственное развитие человека определяется социальными и историческими условиями его жизни.

Эстетическая цель того пути изучения биографии Толстого, который предложен нами, состоит в том, чтобы привить учащимся умение понимать способы отражения прекрасного в искусстве, в эстетическом звучании произведений искусства находить выражение душевной жизни художника, его чувств, мыслей, его отношение к изображаемому.