| Главная |
| |
|
И. Э. Бабель.
Фото. Начало 1930-х годов |
| |
| |
|
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
|
ИСААК ЭММАНУИЛОВИЧ БАБЕЛЬ
(1894 — 1940) |
| |
|
| |
ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЗБРУЧ[2]
Начдив шесть донес о том, что Новоград-Волынск взят сегодня на рассвете.[3] Штаб выступил
из Крапивно[4], и наш обоз шумливым арьергардом растянулся по шоссе, идущему от Бреста
до Варшавы[5] и построенному на мужичьих костях Николаем Первым.[6]
Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встает на горизонте, как стена дальнего
монастыря. Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками
путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката
веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч[7]
шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд.[8] Величавая
луна лежит на волнах. Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся
между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звонко порочит богородицу. Река усеяна черными квадратами телег, она полна гула, свиста и песен,
гремящих поверх лунных змей и сияющих ям.
Поздней ночью приезжаем мы в Новоград. Я нахожу беременную женщину на отведенной мне квартире и двух рыжих евреев с тонкими шеями; третий спит,
укрывшись с головой и приткнувшись к стене. Я нахожу развороченные шкафы в отведенной мне комнате, обрывки женских шуб на полу, человеческий кал и
черепки сокровенной посуды, употребляющейся у евреев раз в году - на пасху.[9]
- Уберите, - говорю я женщине. - Как вы грязно живете, хозяева...
Два еврея снимаются с места. Они прыгают на войлочных подошвах и убирают обломки с полу, они прыгают в безмолвии, по-обезьяньи, как японцы
в цирке, их шеи пухнут и вертятся. Они кладут на пол распоротую перину, и я ложусь к стенке, рядом с третьим, заснувшим евреем. Пугливая нищета
смыкается над моим ложем.
Все убито тишиной, и только луна, обхватив синими руками свою круглую, блещущую, беспечную голову, бродяжит под окном.
Я разминаю затекшие ноги, я лежу на распоротой перине и засыпаю. Начдив шесть снится мне. Он гонится на тяжелом жеребце за комбригом и всаживает
ему две пули в глаза. Пули пробивают голову комбрига, и оба глаза его падают наземь. "Зачем ты поворотил бригаду?" - кричит раненому Савицкий,
начдив шесть,[10] - и тут я просыпаюсь, потому что беременная женщина шарит пальцами по моему лицу.
- Пане, - говорит она мне, - вы кричите со сна и вы бросаетесь. Я постелю вам в другом углу, потому что вы толкаете моего папашу...
Она поднимает с полу худые свои ноги и круглый живот и снимает одеяло с заснувшего человека. Мертвый старик лежит там, закинувшись навзничь.
Глотка его вырвана, лицо разрублено пополам, синяя кровь лежите его бороде, как кусок свинца.
- Пане, - говорит еврейка и встряхивает перину, - поляки резали его, и он молился им: убейте меня на черном дворе, чтобы моя дочь не видела, как
я умру. Но они сделали так, как им было нужно, - он кончался в этой комнате и думал обо мне... И теперь я хочу знать, - сказала вдруг женщина
с ужасной силой, - я хочу знать, где еще на всей земле вы найдете такого отца, как мой отец...
КОСТЕЛ В НОВОГРАДЕ[11]
Я отправился вчера с докладом к военкому,[12] остановившемуся в доме бежавшего ксендза. На кухне встретила меня пани Элиза,
экономка иезуита[13]. Она дала мне янтарного чаю с бисквитами. Бисквиты ее пахли, как распятие.
Лукавый сок был заключен в них и благовонная ярость Ватикана.
Рядом с домом в костеле ревели колокола, заведенные обезумевшим звонарем. Был вечер, полный июльских звезд. Пани Элиза, тряся
внимательными сединами, подсыпала мне печенья, я насладился пищей иезуитов.
Старая полька называла меня "паном", у порога стояли навытяжку серые старики с окостеневшими ушами, и где-то в змеином сумраке извивалась
сутана монаха. Патер бежал, но он оставил помощника - пана Ромуальда.
Гнусавый скопец с телом исполина, Ромуальд величал нас "товарищами". Желтым пальцем водил он по карте, указывая круги польского разгрома.
Охваченный хриплым восторгом, пересчитывал он раны своей родины. Пусть кроткое забвение поглотит память о Ромуальде, предавшем нас без сожаления
и расстрелянном мимоходом. Но в тот вечер его узкая сутана шевелилась у всех портьер, яростно мела все дороги и усмехалась всем, кто хотел пить
водку. В тот вечер тень монаха кралась за мной неотступно. Он стал бы епископом - пан Ромуальд, если бы он не был шпионом.
Я пил с ним ром, дыхание невиданного уклада мерцало под развалинами дома ксендза, и вкрадчивые его соблазны обессилили меня. О распятия,
крохотные, как талисманы куртизанки, пергамент папских булл[14] и атлас женских писем, истлевших в синем шелку жилетов!..
Я вижу тебя отсюда, неверный монах в лиловой рясе, припухлость твоих рук, твою душу, нежную и безжалостную, как душа кошки, я вижу раны твоего
бога, сочащиеся семенем, благоуханным ядом, опьяняющим девственниц.
Мы пили ром, дожидаясь военкома, но он все не возвращался из штаба. Ромуальд упал в углу и заснул. Он спит и трепещет, а за окном в саду под
черной страстью неба переливается аллея. Жаждущие розы колышутся во тьме. Зеленые молнии пылают в куполах. Раздетый труп валяется под откосом. И
лунный блеск струится по мертвым ногам, торчащим врозь.
Вот Польша, вот надменная скорбь Речи Посполитой![15] Насильственный пришелец, я раскидываю вшивый тюфяк в храме, оставленном
священнослужителем, подкладываю под голову фолианты, в которых напечатана осанна ясновельможному и пресветлому
Начальнику Панства, Иозефу Пилсудскому.[16]
Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об единении всех холопов гремит над ними, и горе тебе. Речь Посполитая, горе тебе,
князь Радзивилл, и тебе, князь Сапега,[17] вставшие на час!..
Все нет моего военкома. Я ищу его в штабе, в саду, в костеле. Ворота костела раскрыты, я вхожу, мне навстречу два серебряных черепа разгораются
на крышке сломанного гроба. В испуге я бросаюсь вниз, в подземелье. Дубовая лестница ведет оттуда к алтарю. И я вижу множество огней, бегущих
в высоте, у самого купола. Я вижу военкома, начальника особого отдела и казаков со свечами в руках. Они отзываются на слабый мой крик и выводят
меня из подвала.
Черепа, оказавшиеся резьбой церковного катафалка, не пугают меня больше, и все вместе мы продолжаем обыск, потому что это был обыск,
начатый после того, как в квартире ксендза нашли груды военного обмундирования.
Сверкая расшитыми конскими мордами наших обшлагов, перешептываясь и гремя шпорами, мы кружимся по гулкому зданию с оплывающим воском в руках.
Богоматери, унизанные драгоценными камнями, следят наш путь розовыми, как у мышей, зрачками, пламя бьется в наших пальцах, и квадратные тени
корчатся на статуях святого Петра, святого Франциска, святого Винцента,[18] на их румяных щечках и курчавых бородах, раскрашенных кармином.
Мы кружимся и ищем. Под нашими пальцами прыгают костяные кнопки, раздвигаются разрезанные пополам иконы, открывая подземелья в зацветающие
плесенью пещеры. Храм этот древен и полон тайны. Он скрывает в своих глянцевитых стенах потайные ходы, ниши и створки, распахивающиеся
бесшумно.
О глупый ксендз, развесивший на гвоздях спасителя лифчики своих прихожанок. За царскими вратами мы нашли чемодан с золотыми монетами,
сафьяновый мешок с кредитками и футляры парижских ювелиров с изумрудными перстнями.
А потом мы считали деньги в комнате военкома. Столбы золота, ковры из денег, порывистый ветер, дующий на пламя свечей, воронье безумье в глазах
пани Элизы, громовый хохот Ромуальда и нескончаемый рев колоколов, заведенных паном Робацким, обезумевшим звонарем.
- Прочь, - сказал я себе, - прочь от этих подмигивающих мадонн, обманутых солдатами...
ПИСЬМО[19]
Вот письмо на родину, продиктованное мне мальчиком нашей экспедиции Курдюковым. Оно не заслуживает забвения. Я переписал его, не приукрашивая,
и передаю дословно, в согласии с истиной.
"Любезная мама Евдокия Федоровна. В первых строках сего письма спешу вас уведомить, что, благодаря господа, я есть жив и здоров, чего желаю от
вас слыхать то же самое. А также нижающе вам кланяюсь от бела лица до сырой земли..."
(Следует перечисление родственников, крестных, кумовьев. Опустим это. Перейдем ко второму абзацу.)
"Любезная мама Евдокия Федоровна Курдюкова. Спешу вам написать, что я нахожусь в красной Конной армии товарища Буденного, а также тут находится
ваш кум Никон Васильич, который есть в настоящее время красный герой. Они взяли меня к себе, в экспедицию Политотдела, где мы развозим на позиции
литературу и газеты - Московские Известия ЦИК, Московская Правда и родную беспощадную газету Красный кавалерист[20], которую всякий
боец на передовой позиции желает прочитать, и опосля этого он с геройским духом рубает подлую шляхту, и я живу при Никон Васильиче очень великолепно.
Любезная мама Евдокия Федоровна. Пришлите чего можете от вашей силы-возможности. Просю вас заколоть рябого кабанчика и сделать мне
посылку в Политотдел товарища Буденного, получить Василию Курдюкову. Каждые сутки я ложусь отдыхать не евши и безо всякой одежды, так что дюже
холодно. Напишите мне письмо за моего Степу, живой он или нет, просю вас досматривайте до него и напишите мне за него - засекается он еще или
перестал, а также насчет чесотки в передних ногах, подковали его или нет? Просю вас, любезная мама Евдокия Федоровна, обмывайте ему беспременно
передние ноги с мылом, которое я оставил за образами, а если папаша мыло истребили, так купите в Краснодаре, и бог вас не оставит. Могу вам описать
также, что здеся страна совсем бедная, мужики со своими конями хоронятся от наших красных орлов по лесам, пшеницы, видать, мало и она ужасно
мелкая, мы с нее смеемся. Хозяева сеют рожь и то же самое овес. На палках здесь растет хмель, так что выходит очень аккуратно; из него гонют
самогон.
Во-вторых строках сего письма спешу вам описать за папашу, что они порубали брата Федора Тимофеича Курдюкова тому назад с год времени. Наша
красная бригада товарища Павличенки наступала на город Ростов,[21] когда в наших рядах произошла измена. А папаша были в тое
время у Деникина[22] за командира роты. Которые люди их видали, - то говорили, что они носили на
себе медали, как при старом режиме. И по случаю той измены, всех нас побрали в плен и брат Федор Тимофеич попались папаше на глаза. И папаша
начали Федю резать, говоря - шкура, красная собака, сукин сын и разно, и резали до темноты, пока брат Федор Тимофеич не кончился. Я написал тогда
до вас письмо, как ваш Федя лежит без креста. Но папаша пымали меня с письмом и говорили: вы - материны дети, вы - ейный корень, потаскухин, я
вашу матку брюхатил и буду брюхатить, моя жизнь погибшая, изведу я за правду свое семя, и еще разно. Я принимал от них страдания как спаситель
Иисус Христос. Только вскорости я от папаши убег и прибился до своей части товарища Павличенки. И наша бригада получила приказание идти в город
Воронеж пополняться,[23] и мы получили там пополнение, а также коней, сумки, наганы, и все, что до нас принадлежало.
За Воронеж могу вам описать[24],
любезная мама Евдокия Федоровна, что это городок очень великолепный, будет поболе Краснодара, люди в ем очень красивые, речка способная до купанья.
Давали нам хлеба по два фунта в день, мяса полфунта и сахару подходяще, так что вставши пили сладкий чай, то же самое вечеряли и про голод забыли,
а в обед я ходил к брату Семен Тимофеичу за блинами или гусятиной и апосля этого лягал отдыхать. В тое время Семен Тимофеича, за его отчаянность весь
полк желал иметь за командира и от товарища Буденного вышло такое приказание, и он получил двух коней, справную одежу, телегу для барахла
отдельно и орден Красного Знамени, а я при ем считался братом. Таперича какой сосед вас начнет забижать - то Семен Тимофеич может его вполне
зарезать. Потом мы начали гнать генерала Деникина, порезали их тыщи и загнали в Черное море[25], но только папаши нигде не было видать, и Семен
Тимофеич их разыскивали по всех позициях, потому что они очень скучали за братом Федей. Но только, любезная мама, как вы знаете за папашу и за его
упорный характер, так он что сделал - нахально покрасил себе бороду с рыжей на вороную и находился в городе
Майкопе[26], в вольной одеже, так что никто из жителей не знали, что он есть самый что ни на есть стражник при старом режиме. Но только
правда - она себе окажет, кум ваш Никон Васильич случаем увидал его в хате у жителя и написал до Семен Тимофеича письмо. Мы посидали на коней и пробегли
двести верст - я, брат Сенька и желающие ребята из станицы.
И что же мы увидали в городе Майкопе? Мы увидали, что тыл никак не сочувствует фронту и в ем повсюду измена и полно жидов, как при старом
режиме. И Семен Тимофеич в городе Майкопе с жидами здорово спорился, которые не выпущали от себя папашу и засадили его в тюрьму под замок,
говоря - пришел приказ не рубать пленных[27], мы сами его будем судить, не серчайте, он свое получит. Но только Семен Тимофеич
свое взял и доказал,
что он есть командир полка и имеет от товарища Буденного все ордена Красного Знамени, и грозился всех порубать, которые спорятся за папашину
личность и не выдают ее, а также грозились ребята со станицы. Но только Семен Тимофеич папашу получили, и они стали папашу плетить и выстроили во
дворе всех бойцов, как принадлежит к военному порядку. И тогда Сенька плеснул папаше Тимофей Родионычу воды на бороду, и с бороды потекла
краска. И Сенька спросил Тимофей Родионыча:
- Хорошо вам, папаша, в моих руках?
- Нет, - сказал папаша, - худо мне.
Тогда Сенька спросил:
- А Феде, когда вы его резали, хорошо было в ваших руках?
- Нет, - сказал папаша, - худо было Феде.
Тогда Сенька спросил:
- А думали вы, папаша, что и вам худо будет?
- Нет, - сказал папаша, - не думал я, что мне худо будет.
Тогда Сенька поворотился к народу и сказал:
- А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать...
И Тимофей Родионыч зачал нахально ругать Сеньку по матушке и в богородицу и бить Сеньку по морде, и Семен Тимофеич услали меня со двора,
так что я не могу, любезная мама Евдокия Федоровна, описать вам за то, как кончали папашу, потому я был усланный со двора.
Опосля этого мы получили стоянку в городе в Новороссийском.[28] За этот город можно рассказать,
что за ним никакой суши больше нет, а одна вода.
Черное море, и мы там оставались до самого мая, когда выступили на польский фронт[29] и треплем шляхту почем зря...
Остаюсь ваш любезный сын Василий Тимофеич Курдюков. Мамка, доглядайте до Степки, и бог вас не оставит".
Вот письмо Курдюкова, ни в одном слове не измененное. Когда я кончил, он взял исписанный листок и спрятал его за пазуху, на голое тело.
- Курдюков, - спросил я мальчика, - злой у тебя был отец?
- Отец у меня был кобель, - ответил он угрюмо.
- А мать лучше?
- Мать подходящая. Если желаешь - вот наша фамилия...
Он протянул мне сломанную фотографию. На ней был изображен Тимофей Курдюков, плечистый стражник в форменном картузе и с расчесанной бородой,
недвижный, скуластый, со сверкающим взглядом бесцветных и бессмысленных глаз. Рядом с ним, в бамбуковом креслице, сидела крохотная крестьянка в
выпущенной кофте, с чахлыми светлыми и застенчивыми чертами лица. А у стены, у этого жалкого провинциального фотографического фона, с цветами и
голубями, высились два парня - чудовищно огромные, тупые, широколицые, лупоглазые, застывшие, как на ученье, два брата Курдюковых - Федор и
Семен.
НАЧАЛЬНИК КОНЗАПАСА[30]
На деревне стон стоит. Конница травит хлеб и меняет лошадей. Взамен приставших кляч кавалеристы забирают рабочую скотину. Бранить тут некого.
Без лошади нет армии.
Но крестьянам не легче от этого сознания. Крестьяне неотступно толпятся у здания штаба.
Они тащат на веревках упирающихся, скользящих от слабости одров.[31] Лишенные кормильцев, мужики,
чувствуя в себе прилив горькой храбрости и зная, что храбрости ненадолго хватит, спешат безо всякой надежды надерзить начальству, богу и своей жалкой доле.
Начальник штаба Ж.[32] в полной форме стоит на крыльце. Прикрыв воспаленные веки, он с видимым вниманием слушает
мужичьи жалобы. Но внимание его не более как прием. Как Всякий вышколенный и переутомившийся работник, он
умеет в пустые минуты существования полностью прекратить мозговую работу. В эти немногие минуты блаженного бессмыслия начальник нашего штаба
встряхивает изношенную машину.
Так и на этот раз с мужиками.
Под успокоительный аккомпанемент их бессвязного и отчаянного гула Ж. следит со стороны за той мягкой толкотней в мозгу, которая предвещает
чистоту и энергию мысли. Дождавшись нужного перебоя, он ухватывает последнюю мужичью слезу, начальственно огрызается и уходит к себе в штаб
работать.
На этот раз и огрызнуться не пришлось. На огненном англоарабе подскакал к крыльцу Дьяков, бывший цирковой атлет, а ныне начальник конского запаса
- краснокожий, седоусый, в черном плаще и с серебряными лампасами вдоль красных шаровар.
- Честным стервам игуменье благословенье! - прокричал он, осаживая коня на карьере, и в то же мгновенье к нему под стремя подвалилась облезлая
лошаденка, одна из обмененных казаками.
- Вон, товарищ начальник, - завопил мужик, хлопая себя по штанам, - вон чего ваш брат дает нашему брату... Видал, чего дают? Хозяйствуй на ей...
- А за этого коня, - раздельно и веско начал тогда Дьяков, - за этого коня, почтенный друг, ты в полном своем праве получить в конском запасе
пятнадцать тысяч рублей, а ежели этот конь был бы повеселее, то в ефтим случае ты получил бы, желанный друг, в конском запасе двадцать тысяч
рублей. Но, однако, что конь упал, - это не хвакт. Ежели конь упал и подымается, то это - конь; ежели он, обратно сказать, не подымается, тогда
это не конь. Но, между прочим, эта справная кобылка у меня подымется...
- О господи, мамуня же ты моя всемилостивая! - взмахнул руками мужик. - Где ей, сироте, подняться... Она, сирота, подохнет...
- Обижаешь коня, кум, - с глубоким убеждением ответил Дьяков, - прямо-таки богохульствуешь, кум, - и он ловко снял с седла свое статное
тело атлета. Расправляя прекрасные ноги, схваченные в коленях ремешком, пышный и ловкий, как на сцене, он двинулся к издыхающему животному. Оно
уныло уставилось на Дьякова своим крутым глубоким глазом, слизнуло с его малиновой ладони невидимое какое-то повеление, и тотчас же обессиленная
лошадь почувствовала умелую силу, истекавшую от этого седого, цветущего и молодцеватого Ромео. Поводя мордой и скользя подламывающимися ногами,
ощущая нетерпеливое и властное щекотание хлыста под брюхом, кляча медленно, внимательно становилась на ноги. И вот все мы увидели, как
тонкая кисть в развевающемся рукаве потрепала грязную гриву и хлыст со стоном прильнул к кровоточащим бокам. Дрожа всем телом, кляча стояла на своих
на четырех и не сводила с Дьякова собачьих, боязливых, влюбляющихся глаз.
- Значит, что конь, - сказал Дьяков мужику и добавил мягко: - а ты жалился, желанный друг...
Бросив ординарцу поводья, начальник конзапаса взял с маху четыре ступеньки и, взметнув оперным плащом, исчез в здании штаба.
ПАН АПОЛЕК >>>
Источник: Бабель И.Э. Конармия / подгот. Е.И. Погорельская; [отв. ред. Н.В. Корниенко]. – М.: Наука, 2018. – 470 с.
|
| |
|
1. «Конармия» – сборник рассказов, объединенных темой гражданской войны и основанных на дневнике,
который И. Бабель вёл на службе в 1-й Конной армии, под командованием Семёна Будённого во время Советско-польской войны 1920 года.
В 1926 г. отдельные рассказы конармейского цикла, публиковавшиеся в газетах и журналах, не просто были собраны под одной обложкой, но составленная из разных
звеньев «Конармия» превратилась в целостное, единое произведение.
В периодике раньше других был напечатан рассказ «Письмо» - 11 февраля 1923 г., в «Известиях Одесского губисполкома, Губкома КП(б)У и Губпрофсовета».
Затем на страницах той же газеты, как было обещано в редакционном примечании к «Письму», появились новеллы: «Костел в Новограде» (18 февраля); «Учение о тачанке»,
«Кладбище в Козине» и «Грищук» (23 февраля). В 1923-1924 гг. их публикация в одесских «Известиях» и приложениях к ним была продолжена.
С конца 1923 г. рассказы, вошедшие впоследствии в «Конармию», печатались на страницах московских журналов. И в Одессе, и в Москве большая их часть выходила
под рубрикой или с подзаголовком «Из книги “Конармия”». 13 марта 1926 г., почти накануне выхода
отдельного издания, в ленинградской «Красной газете» с подзаголовком «Неизданная глава из книги “Конармия”» была опубликована «Измена».
Однако с самого начала Бабелем была задумана книга. Выход «Конармии» планировался в Госиздате еще в 1924 г., а первым ее редактором стал Д.А. Фурманов.
Основной корпус «Конармии» состоит из 34 рассказов (по книге 1926 года). Есть также четыре рассказа, примыкающие к циклу («Грищук», «Их было девять»,
«Аргамак» и «Поцелуй»). «Грищук» был опубликован единственный раз и в книгу не включался, новелла «Их было девять» осталась только в рукописи, «Аргамак»
в 1933 г. был присоединен Бабелем к основному блоку книги, «Поцелуй» напечатан в 1937 г., после выхода последнего прижизненного сборника писателя.
( вернуться)
2. «Переход через Збруч» – впервые: Правда. 1924. 3 авг. С. 4, под рубрикой
«Из дневника»; авторская датировка: «Новоград-Волынск, 1.7.20». ( вернуться)
3. ...Новоград-Волынск взят сегодня на рассвете. – части Первой конной армии вошли
в Новоград-Волынский 27 июня 1920 г. Орловский записал в дневнике: «26 июня с рассветом 6-я дивизия форсировала реку в районе Гильска и далее реку Смолку, сбила
противника с занимаемых окопов и с рассветом 27-го заняла г. Новоград-Волынск. Преследуемый противник потерял большое количество орудий и пулеметов» (Орловский.
С. 68).
В оперативной сводке полевого штаба Реввоенсовета Республики по Юго-Западному фронту от 28 июня сообщалось: «В Ровненском направлении наша конница,
сломав упорное сопротивление противника, 27 июня овладела городом Новоград-Волынском и ведет бой в 10 верстах к западу от него. Южнее наши войска форсируют
реку Случ(ь)» (Известия. 1920. 29 июня. С. 1). ( вернуться)
4. Штаб выступил из Крапивно... – на Украине существует несколько сел с таким
названием; в рассказе речь идет о селе Крапивна, или Крапивня (укр. Кропивна, или Кропивня) в Новоград-Волынском районе Житомирской обл.; оно упоминается
в девятой главе мемуаров Буденного «Даешь Новоград-Волынский!» (см.: Буденный 2. С. МО167) и в ряде документов Первой конной.
Например, в донесении К.К. Жолнеркевича, начальника штаба 6-й кавалерийской дивизии, отправленном начдиву шесть Тимошенко
в 22 часа 23 июня 1920 г., за несколько дней до овладения Новоградом, сообщается, что полевой штаб «переходит (в) Крапивна» (РГВА. Ф. 7675.
On. 1. Д. 14. Л. 362). ( вернуться)
5. ... наш обоз шумливым арьергардом растянулся по шоссе (...) идущему от Бреста до Варшавы...
– шоссе «от Бреста до Варшавы» находится далеко на западе от Новограда.
На самом деле путь штаба дивизии (и обоза) пролегал по освобожденной шоссейной дороге, соединяющей Житомир с Новоградом-Волынским; Орловский 27 июня
отметил в дневнике, что «РВС Конармии выехал в тыловой штаб в Бердичев для разрешения целого ряда вопросов снабжения и политработы. Необходимо наладить
снабжение армии по открывшейся шоссейной магистрали Житомир-Новоград-Волынск и далее для подвоза огнеприпасов и фуража» (Орловский. С. 68).
( вернуться)
6. ...построенному на мужичьих костях Николаем Первым. – участок Варшавского
шоссе (от Варшавы до Бреста) был пущен в 1823 г., т.е. еще до вступления на престол
Николая I, в конце правления Александра I. При Николае I, в 1849 г., был пущен встречный участок, от Москвы до Бреста. ( вернуться)
7. Почерневший Збруч... – Новоград-Волынский стоит не на реке Збруч, притоке Днестра,
протекающего довольно далеко на юго-западе от этого города, а на реке Случь, притоке Горыни.
Бои на реке Збруч во время советско-польской войны происходили примерно через месяц после события, о котором говорится в рассказе Бабеля,
но без участия Первой конной армии. В оперсводке от 21 июля сообщается: «В Волочисском районе наши части, переправившиеся на западный берег реки Збруч, севернее
Волочиска, ведут успешные для нас бои и теснят противника к западу. В Гусятинском
районе наши войска в бою на западном берегу р. Збруч захватили 250 пленных и 4 пулемета» (Известия. 1920. 22 июля. С. 1).
Буденный писал, что 29 июля южнее фронта Первой конной «14-я армия форсировала реку Збруч» (Буденный 2. С. 243).
Збруч как река, протекающая через Новоград, упоминается и в рассказе «Солнце Италии». ( вернуться)
8. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд. – разрушение моста через реку –
исторический факт.
27 июня Орловский записал в дневнике: «Противник занимал чрезвычайно выгодную позицию с двумя линиями укрепленных окопов, расположенных на
возвышенности в 3 километрах от города, имея перед собой естественное прикрытие – непроходимую вброд р. Случ(ь) (...) Отходя, противник уничтожил мост через реку
Случ(ь), что затруднило переброску артиллерии и обозов» (Орловский. С. 68). ( вернуться)
9. ...черепки сокровенной посуды, употребляющейся у евреев раз в году – на Пасху. –
речь идет о специальной кошерной посуде, которую используют на еврейский праздник
Песах (Пасха), в остальное время она хранится отдельно от повседневной посуды. ( вернуться)
10. ...кричит раненому Савицкий, начдив шесть... – начальником 6-й кавалерийской
дивизии Первой конной армии в это время был С.К. Тимошенко.
В отличие от других рассказов конармейского цикла, где в газетных и журнальных публикациях, предшествовавших первому изданию «Конармии», начдив Тимошенко
назван настоящим именем, в первой и повторной публикациях рассказа «Переход через Збруч» дана вымышленная фамилия Савицкий.
Впрочем, люди с такой фамилией служили в Первой конной, например С. Савицкий – начальник штаба 14-й кавалерийской дивизии.
О Тимошенко см. примеч. 2 к дневниковой записи от 14 июля. ( вернуться)
11. «Костел в Новограде» – впервые : ОИ. 1923. 18 февр. С. 5,
под рубрикой «Из книги “Конармия”». ( вернуться)
12. Я отправился вчера с докладом к военкому... – с ноября 1919 г. по август 1920 г.
военным комиссаром 6-й кавалерийской дивизии был П.В. Бахтуров. ( вернуться)
13. Иезуиты, – официальное название – Общество Иисуса, также орден св. Игнатия
(по имени основателя) -мужской духовный орден Римско-католической церкви, основанный в 1534 г. Игнатием Лойолой и утвержденный Павлом III в 1540 г.
Иезуиты принадлежат к числу регулярных клириков, т. е. представителей тех монашеских орденов
католической церкви, которые занимаются пастырской деятельностью, а также образованием и делами милосердия, не находятся в строгом затворе,
более ориентированы на общественную деятельность, чем на углубленную духовную работу над собой в монастырях. ( вернуться)
14. ...пергамент папских булл... – булла (оплат. bulla – печать) – в Средние века
основной папский документ, который скреплялся свинцовой (иногда золотой) печатью. ( вернуться)
15. Речь Посполитая – (Речь Посполита, польск. Rzeszpospolita) – традиционное
название польского государства с XV в., с 1569 г. – официальное название польско-литовского государства. ( вернуться)
16. ...Начальнику Панства Иозефу Пильсудскому. – Пилсудский (Pilsudski) Юзеф
(1867 –1935) – польский государственный и политический деятель, первый глава возрожденного польского государства; в 1918 г. был провозглашен Начальником
государства (панства), с 1920 г. – Маршал Польши. ( вернуться)
17. ...горе тебе, князь Радзивилл, и тебе, князь Сапега... – Радзивиллы и
Сапеги – старинные знатные польские княжеские роды; здесь имеются в виду политические деятели
XX в. Радзивилл (Radziwill) Януш Францишек (1880 – 1967), один из сторонников Пилсудского, и Сапега (Sapeiha) Евстахий Каетан Владислав (1881 – 1963), в 1920–1921 гг.
министр иностранных дел Польши. ( вернуться)
18. Святой Петр – один из двенадцати апостолов (учеников) Иисуса Христа, в католицизме
считается первым папой римским; святой Франциск – Франциск Ассизский, Бернардоне (Bemardone) Джованни ди Пьетро (1182–1226), католический святой,
основатель ордена францисканцев; святой Винцент – Викентий (Винсент) де Поль (Vincent de Paul, 1581–1660), католический святой, основатель конгрегаций
лазаристов и дочерей милосердия. ( вернуться)
19. «Письмо» – впервые: ОИ (Литературно-научное приложение к газете «Известия Одесского
губисполкома, Губкома КП(б)У и Губпрофсовета»). 1923. 11 февр. С. 5, под рубрикой «Из книги “Конармия”»;
с примечанием редакции: «Настоящий отрывок – глава из заканчиваемой писателем Бабелем книги “Конармия”, рисующей польскую кампанию 1920 г., которую автор
проделал вместе с буденновцами. В дальнейшем в “Известиях” будут напечатаны и другие главы из этой книги».
Основой для фабулы рассказа послужил эпизод, записанный Бабелем в дневнике 9 августа: «Переезд из Берестечко в Лашков, Галиция. Экипаж начдива, ординарец
начдива Левка – тот самый, что цыганит и гоняет лошадей. Рассказ о том, к(а)к он плетил соседа Степана, бывшего стражником при Деникине, обижавшего
население, возвратившегося в село (...) “Зарезать” не дали, в тюрьме били, разрезали спину, прыгали по нем, танцевали, эпический разговор: хорошо тебе,
Степан? Худо. А тем, кого ты обижал – хорошо было? Худо было. А думал ты, что и тебе худо будет. Нет, не думал. А надо было подумать, Степан, вот мы думаем,
что ежели попадемся, то зарежете, а теперь, Степан, будем тебя убивать. Оставили чуть теплого».
Фамилия Курдюков подлинная – она записана на внутренней, 3-й сторонке обложки тетради с дневником – среди других помет (перечня населенных пунктов,
боев и передвижений Конармии): из большого круга лиц, с которыми Бабель встречался во время польского похода, там выделены три фамилии:
«Курдюков – Мошер – Матяш». ( вернуться)
20. Московские Известия Цик... – после переезда большевистского правительства
в Москву, с 12 марта 1918 г. газета выходила в Москве под названием «Известия Всероссийского Центрального исполнительного комитета советов крестьянских, рабочих,
солдатских и казачьих депутатов и Московского совета рабочих и красноармейских депутатов».
Московская Правда – речь идет о центральной газете «Правда», так как «Московская правда» в это время (с 18 марта 1920 г.) выходила под названием
«Коммунистический труд».
...родную беспощадную газету Красный Кавалерист... – газета «Красный кавалерист» – орган Политотдела Первой конной армии. ( вернуться)
21. Наша красная бригада товарища Павличенки наступала на город Ростов... – в то
время И.Р. Апанасенко был командиром 2-й кавалерийской бригады 6-й кавалерийской дивизии.
6 января 1920 г. Реввоенсоветом Конармии был издан приказ об овладении Ростовом-на-Дону, согласно которому 6-й дивизии надлежало «7 января занять Большие
Салы, Несветай, Генеральский Мост и 8 января во взаимодействии с 4-й кавалерийской
и 12-й стрелковой дивизиями овладеть Ростовом, стараясь в целости захватить железнодорожный мост через Дон» (Буденный 1. С. 377).
Решающие бои на подступах к Ростову начались 8 января, вечером этого дня 4-я кавалерийская дивизия заняла Нахичевань, а 6-я ворвалась в Ростов, где еще
находились белые части, не оборонявшие город. 9 января в Ростове и Нахичевани завязались уличные бои, длившиеся весь день. И только 10 января эти города
были полностью освобождены от белых (Там же. С. 379-383). ( вернуться)
22. Деникин Антон Иванович (1872–1947) – русский военачальник, в годы Гражданской
войны один из руководителей Белого движения, в 1918-1919 гг. командующий Добровольческой армией, в 1919-1920 гг. главнокомандующий Вооруженными силами
Юга России и заместитель Верховного правителя и Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака. ( вернуться)
23. И наша бригада получила приказание идти в город Воронеж пополняться... –
Воронеж был взят 4-й и 6-й дивизиями Конного корпуса Буденного и 12-й стрелковой дивизией 24 октября 1919 г., таким образом, к началу 1920 г. город был уже тылом
красных. ( вернуться)
24. За Воронеж могу вам описать (...) что это городок очень великолепный... –
по замечанию Н.В. Корниенко, А.П. Платонов «дезавуирует содержание рассказа Курдюкова, воссоздавая в “Сокровенном человеке” различные картины и сюжеты о
голоде обывателей, рабочих и красноармейцев» в городе Похаринске, прототипом для которого в повести послужил Воронеж {Корниенко Н. В. И. Бабель в
«Фабрике литературы» А. Платонова // Исаак Бабель в историческом и литературном контексте: XXI век:
Сб. материалов Междунар. науч. конф, в Гос. лит. музее 23-26 июня 2014 г. М.: Книжники; Лит. музей, 2016. С. 493). ( вернуться)
25. 8 Потом мы начали гнать генерала Деникина, порезали их тыщи и загнали в Черное море... –
речь идет о заключительном этапе борьбы с Деникиным, в котором принимала участие Первая конная армия в составе Кавказского фронта, с января по март
1920 г., когда были ликвидированы остатки деникинской армии и освобожден Северный Кавказ. ( вернуться)
26. ...и находился в городе Майкопе... – Первая конная армия вступила в освобожденный краснопартизанскими отрядами Майкоп 22 марта 1920 г.
Сам Бабель побывал в Майкопе девять лет спустя, в 1929 г. 17 августа из Ростова-на-Дону он сообщал матери и сестре: «Сегодня вечером движимый неугасаемым
бешенством познания -я мчусь в Майкоп, в лагерь дивизии, в которой я служил в 20 году - так необыкновенна жизнь, что я буду жить в палатке начдива, описанного
мною некогда под фамилией Павличенки»; 20 августа - им же: «Только что вернулся из Майкопа, где провел великолепных два дня (купался, между прочим, в горной
реке Белой, чистой и холодной, как хрусталь)...» ( вернуться)
27. ...пришел приказ не рубать пленных... – было издано два приказа Троцкого о
пленных поляках: первый приказ от 10 мая 1920 г., второй-от 17 июля 1920 г. (см. примеч. 8 к рассказу «Эскадронный Трунов»).
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович (1879-1940) - деятель рабочего и коммунистического движения, революционер, теоретик марксизма, лидер внутрипартийной
оппозиции; в 1918—1925 гг. народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Республики.
В «Письме» речь идет о приказе № 217 от 10 мая, в котором говорилось: «Щадите пленных и раненых неприятелей. Со всех участков Западного и Юго-Западного фронтов
идут вести о неслыханных зверствах, учиняемых белогвардейскими польскими войсками над пленными и ранеными красноармейцами; их истязают, избивают, расстреливают
и вешают. Незачем и говорить, что палачи-шляхтичи истребляют всех попавших к ним в руки коммунистов, но та же участь постигает и непартийных
красноармейцев. Мало того, раненые и больные красноармейцы не выходят живыми из рук бесчестных насильников. В сердце каждого воина эти факты вызывают справедливый
гнев и желание мести. Такая месть справедлива, но она должна быть направлена на подлинных виновников бесчестного наступления и зверских расправ, на правительство
Пилсудского, на польскую шляхту и польскую буржуазию. Было бы, однако, неправильно и недостойно революционных борцов мстить пленным полякам. Нет, к пленному
и раненому врагу Красная армия относится великодушно. Пленному польскому легионеру, крестьянину или рабочему мы разъясним преступность его господствующих
классов, мы просветим его сознание и сделаем нашим лучшим другом и единомышленником, как поступали мы с германскими, австрийскими, венгерскими, колчаковскими,
деникинскими и другими военнопленными. Польские паны знают, что честный красноармеец им смертельный и непримиримый враг, поэтому они истребляют наших воинов,
даже взявши их в плен. Мы знаем, что польский крестьянин или рабочий только вследствие своей темноты и силою обмана своего правительства может считать себя
нашим врагом в плену. Мы этих несознательных врагов превратим в сознательных друзей. Наша месть за расстрелянных, повешенных и замученных братьев в плену должна
выразиться в мужественном и беззаветном натиске на польскую белогвардейщину. Беспощадность в бою, великодушие к пленному и раненому врагу, таков лозунг
Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (Правда. 1920. 12 мая. С. 1; Известия. 1920. 12 мая. С. 1).
Первая конная армия вступила в Майкоп еще до начала польской кампании, и, таким образом, упоминание приказа Троцкого является в данном случае анахронизмом.
( вернуться)
28. Опосля этого мы получили стоянку в городе в Новороссийском – 12 марта 1920 г.
части белогвардейцев начали эвакуацию из Новороссийска на пароходах, к 1 мая в городе белых не осталось. ( вернуться)
29. ...и мы там оставалися до самого мая, когда выступили на польский фронт.., –
Первая конная армия была переброшена с Северного Кавказа на Украину и вошла в состав Юго-Западного фронта. После разгрома отрядов Нестора Махно в Гуляйполе 6 мая
части Первой конной переправились через Днепр к северу от Екатеринослава. 26 мая, после сбора всех частей армии в Умани, она атаковала Казатин, а 5 июня Буденный,
нащупав слабое место в польской обороне, прорвал фронт под Самгородком и вышел в тыл польским частям, наступая на Бердичев и Житомир. 10 июня 3-я польская армия
Рыдз-Смиглы, опасаясь окружения, оставила Киев и двинулась в район Мазовии. Через два дня Первая конная армия вступила в Киев. ( вернуться)
30. «Начальник конзапаса» – впервые: Леф. 1923. № 4. С. 69-70, под названием «Дьяков»,
под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Белев, июль, 1920 г.».
Дьяков – реальный человек, о нем, а также о реквизициях у крестьян лошадей есть несколько записей в дневнике.
Белев, 13 июля: «Начальник конского запаса Дьяков – феерическая картина, красные) штаны с серебр(яными) лампасами, пояс с насечкой, ставрополец, фигура Аполлона,
короткие седые усы, 45 лет, есть сын и племянник, ругань фантастична, привозят из отд(ела) снабж(ения), разломал стол, но достал. Дьяков, его любит команда,
командир у нас геройский, был атлетом, полуграмотен, теперь “я инспектор кавалерии”, генерал, Дьяков – коммунист, смелый старый буденновец. Встретился
с миллионером, дама под ручкой, что господин Дьяков, не встречался ли я с вами в клубе? Был в 8 государствах, выйду на сцену, моргну. – Танцор, гармонист, хитрец,
враль, живописнейшая фигура. С трудом читает бумажки, кажд(ый) раз теряет их, одолела, говорит, канцелярщина, откажусь, что без меня делать будут, ругань,
разговор с мужиками, те разинули рты. – Тачанка и пара тощих лошадей, о лошадях. – К Дьякову с требованиями, уф, заморился, раздавать белье, все в затылок,
отношения отеческие, “ты будешь (больному) старшим гуртовщиком(”)».
Белев, 14 июля: «На деревне стон, меняют лошадей, дают одров, травят хлеба, забирают скот, жалобы начальнику штаба».
Новоселки, 16 июля: «Наштадив сидит на лавке – крестьянин захлебывается от негодования, показывает полумертвого одра, которого ему дали взамен хорошей лошади.
Приезжает Дьяков, разговор короток, за такую-то лошадь можешь получить 15 тысяч, за такую – 20 тысяч. Ежели поднимется, значит(,) это лошадь. – Берут свиней,
кур, деревня стонет. Описать наше снабжение».
Существуют документы, в которых говорится о случаях, подобных отображенному в рассказе. Например, распоряжение члена Реввоенсовета Первой конной Е.А. Щаденко
от 30 апреля 1920 г.: «По получении вами затребованных Реввоенсоветом от Начальника административного отдела сведений о лошадях предлагаю вам, ввиду крайней
необходимости в лошадях и невозможности получить их путем мобилизации и покупкой, произвести смотр лошадей и годных к службе, у кого бы они ни были, взять и
использовать для нужд кавалерийской школы» (РГВА. Ф. 245. On. 1. Ед. хр. 8. Л. 217).
В штаб армии поступали неоднократные жалобы граждан на то, «что проходящими войсковыми частями 1-й Конармии самовольно производятся обмены и отнятия у них лошадей»
(РГВА. Ф. 245. On. 1. Ед. хр. 9. Л. 190). ( вернуться)
31. Одёр – старая, изнуренная лошадь (прост.). ( вернуться)
32. Начальник штаба Ж. – Жолнеркевич (Жолнаркевич) Константин Карлович
(1879-?), кадровый военный, дворянин, начальник штаба 6-й кавалерийской дивизии с 16 февраля по 5 августа 1920 г., кавалер ордена Красного Знамени. Он неоднократно
упоминается в дневнике Бабеля.
11 июля: «Ночь, работа штаба в Белеве. Что такое Жолнеркевич? Поляк? Его чувства? Трогательная дружба двух братьев. Константин и Михайло. – Ж. – старый
служака, точный, работоспособный без надрыва, энергичный без шума, польские усы, польские тонкие ноги. Штаб – это Ж. еще 3 писаря, заматывающихся к ночи».
13 июля: «Работа шт(аба) в Белеве. Хорошо налаженная машина, прекрасный нач(альник) штаба, машинная работа и живой человек. Открытие – поляк (...) убрали
его, по требованию Начдива вернули, любим всеми, хорошо живет с начдивом, что он чувствует. И не коммунист, и поляк, и служит верно, как цепная собака, разбери (...)
К(а)к протекает работа штаба – директива, потом приказ, по(том) о(пер)св(одка), пот(ом) разведсв(одка), тащим политотдел, ревтрибунал, конск(ий) запас».
18 июля: «Огоньки в штабе. Всегда огоньки в штабе. Ко(н)ст(антин) Карлович диктует приказание наизусть, никогда ничего не забывает, понурив
головы, сидят телефонисты. К.К. служил в Варшаве». ( вернуться)
|
| |
| |
| |
|
| |
|
|
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
| |
|
| |
|
| |
|
| |
| |
|
Обложка второго издания
(1927) |
| |
|
