1. Чудная картина... – впервые: «Москвитянин», 1842, № 1, стр. 22. Включено в изд. 1850, 1856 и 1863 гг.
Из цикла стихотворений "Снега". (
вернуться)
____________________
О цикле А. А. Фета "Снега"
А. А. Фет воспринимает природу, непосредственно окружающую его, как оседлый быт, его дом. Его зрение замкнуто горизонтом, он отмечает динамические
изменения мертвой зимней природы именно потому, что они происходят на хорошо известной ему в мельчайших подробностях местности:
Как любят находить задумчивые взоры
Завеянные рвы, навеянные горы
Былинки сонные среди нагих полей,
Где холм причудливый, как некий мавзолей,
Изваян полночью, — иль тучи вихрей дальных...
("На пажитях немых люблю в мороз трескучий...": 1-ое стихотворение цикла),
— пишет поэт, знающий, где были рвы, занесенные снегом, отмечающий, что ровное поле покрылось сугробами, что за ночь вырос холм, которого не было.
Поэт окружен особой сферой, «своим пространством», и это-то пространство и является для него образом родины.
Этот круг лирических мотивов отражен, например, в стихотворении Фета «Печальная береза...» (5-ое стихотворение цикла). Образ березы в стихотворениях
многих поэтов символизирует русскую природу. «Чета белеющих берез» и в «Родине» Лермонтова предстает как воплощение России. Фет изображает
одну березу, которую он ежедневно видит в окно своей комнаты, и малейшие изменения на этом обнаженном зимой, как бы омертвевшем на морозе дереве
для поэта служат воплощением красоты и своеобразной жизни зимней природы родного края.
Пространству, окружающему поэта, сродному ему, соответствует определенная нравственная атмосфера. В четвертом стихотворении цикла «Снега»
картине мертвенной зимней природы с проносящейся сквозь метель тройкой придан колорит балладной таинственности.
Ветер злой, ветр крутой в поле
Заливается,
А сугроб на степной воле
Завивается.
При луне на версте мороз —
Огонечками.
Про живых ветер весть пронес
С позвоночками. («Ветер злой, ветр крутой в поле…»)
Здесь, как и в стихотворении «Я русский, я люблю...», поэт создает картину русской зимы при помощи образов сугроба, навеянного метелью, снежной вьюги в поле.
Столбы, отмеряющие версты на большой дороге, Пушкин и Гоголь видели глазами путешественника, несущегося на «борзой» тройке:
И версты, теша праздный взор,
В глазах мелькают как забор.
(Пушкин. «Евгений Онегин»)
«... да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи».
(Гоголь. «Мертвые души»)
Фет видит их во время ночного пешего блуждания по полю. Перед ним один столб, покрытый «огонечками» инея. Тройка проносится мимо него, и лишь
ветер доносит звон бубенцов, возвещающий о том, что неведомый и мгновенный посетитель пустынного, родного поэту угла помчался далее «считать версты».
Через ряд стихов цикла проходят мотивы грусти и любви к окружающему, духовного родства с ним. Глагол «люблю» формирует концепцию и структуру
первого стихотворения цикла «Снега»; в третьем стихотворении цикла мы опять встречаем:
Но, боже! Как люблю я
Как тройкою ямщик кибитку удалую
Промчит — и скроется...» .
И пятое стихотворение цикла — «Печальная береза...» — пронизано мотивами любви, родства с окружающей природой («Люблю игру денницы Я замечать на ней...» и т. д.).
Седьмое стихотворение прямо начинается словами: «Чудная картина, Как ты мне родна...». Здесь, как и в третьем стихотворении, возникает образ
тройки («И саней далеких Одинокий бег») — образ, подчеркивающий «оседлость», неподвижность, замкнутость лирического субъекта в свое, ограниченное
пространство, через которое проносятся сани далекого путника.
Дом поэта составляет центр пространства, природы, которая изображается в его пейзажной лирике. Поэтому в стихах Фета часты упоминания о том, что
поэт созерцает природу в окно.
Источник: Л. М. Лотман. История русской литературы. Т. III. А. А. Фет. – Л.: Наука, 1982.