ЛИСТОПАД[1]

1. "Листопад" – дата создания: 1900, опубл.: Жизнь. 1900. № 10, с подзагол. «Осенняя поэма» и посвящением М. Горькому.
Стихотворение «Листопад» — образец пейзажного творчества Бунина. Поэт написал его в 1900 году, открыв им свой одноименный сборник, который впоследствии принес ему Пушкинскую премию.

Из статьи Т. М. Двинятиной «Осенняя поэма» «Листопад» и эстетика И. А. Бунина 1900–1920-х годов
Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург:
Летом 1900 года начался один из самых плодотворных периодов в творчестве Бунина. Только приехав в Огневку, имение своего брата Евгения, он сообщал И. А. Белоусову: «Сильно пишу – главн<ым> образом стихи» [Бунин, 2003, с. 317]. Тогда же в Огневке были написаны «Антоновские яблоки». Эти произведения и создали Бунину славу «поэта русской природы» (Стихотворения, которые можно рассматривать как наброски к «Листопаду», относятся уже к началу 1890-х годов, ср., например, «Последние дни. Отрывки из дневника». О своеобразной «цикличности» природных стихотворений Бунина см.: [Голотина, 1985].). В предыдущие годы, оставаясь в кругу обычных для поэзии «пейзажных» тем, Бунин проходил долгую школу поэтического мастерства и вырабатывал собственные приемы поэтической выразительности, которые могли не только в точности передать самые разнообразные оттенки природных явлений, но и представить образ единой живой вселенной. Позже он скажет устами своего героя в «Жизни Арсеньева»: «…Зрение у меня было такое, что я видел все семь звезд в Плеядах, слухом за версту слышал свист сурка в вечернем поле, пьянел, обоняя запах ландыша или старой книги…» [Бунин, 1966б, с. 92]. Органическая связь с русской лирикой XIX века и обостренность художественного восприятия мира – первоосновы бунинского мира. Его поэзия переполнена звуками и запахами, и трудно найти другого поэта, который так интенсивно насыщал бы свои стихи цветом и светом. В этом творческом стремлении ему ближе всего был Л.Н. Толстой. 9/22 января 1922 года Бунин записывает в дневнике его фразу: «“Я как-то физически чувствую людей” (Толстой). Я всё физически чувствую. Я настоящего художественного естества. Я всегда мир воспринимал через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду – и как остро, Боже мой, до чего остро, даже больно!» [Устами Буниных, 2004, т. 2, с. 62].
Другим высоким образцом, к которому Бунин много раз обращался в размышлениях о природе творчества, был Гете. Слова Арсеньева, сказанные Лике: «…Я поэт, художник, а всякое искусство, по словам Гете, чувственно» [Бунин, 1966б, с. 275], прямо повторяют фразу из бунинского дневника от 7/20 августа 1923 года: «Gefühl ist alles – чувство все. Гете» [Устами Буниных, 2004, т. 2, с. 96]. «Повышенное чувство жизни», «стереоскопическая сверхрельефность описаний», это «Боже мой, до чего остро, даже больно!» и есть первое и главное впечатление от творчества Бунина.
Один из многих примеров этой художественной обостренности восприятия – как раз начало «Листопада» , очевидно продолжающего традицию классических «осенних поэм» (Пушкин, Баратынский…). У Бунина лес лиловый, золотой, багряный терем, в нем различимы желтая резьба берез, их блеск в голубой лазури неба, темнеющие елочки, запахи дуба и сосны и сквозящие то здесь, то там в листве просветы в небо, что оконца… Наполнив стиховое пространство всем разнообразием ощущений, Бунин словно поднимает занавес: «И Осень тихою вдовой / Вступает в пестрый терем свой» [Бунин, 2014, т. 1, с. 189 и далее].
Казалось бы, в «осенней поэме» должны преобладать колористические образы. Однако повторив еще в первой трети начальные строки, закрепив их в сознании читателя, Бунин почти вовсе оставляет упоминания цвета. Вместо них на протяжении всей поэмы доминируют описания света и звука – и какого звука! – тишины. Для нее только в двух соседних строфах (ст. 15–38, 39–54) Бунин находит множество определений: «Сегодня так светло кругом, / Такое мертвое молчанье… что можно в этой тишине / Расслышать листика шуршанье; Заквохчет дрозд, перелетая… Играя, в небе промелькнет / Скворцов рассыпанная стая – И снова все кругом замрет; Глубокий и немой покой; Глубоко, странно лес молчал; И жутко Осени одной / В пустынной тишине ночной». Едва ли можно было ожидать, что после такой коды и первых слов новой строфы «Теперь уж…», будто отодвинувших все выше описанное в прошлое, поэт вновь заговорит о тишине, – а между тем, именно это и происходит. «Теперь уж тишина другая, / Прислушайся – она растет, / А с нею, бледностью пугая. / И месяц медленно встает», – и снова все описание строится на сочетании света и тишины, изредка прерываемой (то совой, которая порою дико захохочет, то дождем, то призывом к охоте: трубят рога в полях далеких, и гамом охотничьих псов), – сочетании, меняющемся, плывущем, беспрестанно движущемся.
Это нескончаемое, тайное и явное одновременно, движение, совершаемое в природе, и есть главное содержание и «Листопада», и всей «пейзажной» бунинской лирики. В конце поэмы совершается полное преображение мироздания: там, где прежде были просветы в небо, что оконца, налетевшие ветры из тундры… повесят инеи сквозные, пестрый терем станет старым, пустым остовом, а затем и ледяным чертогом, и вместо Осени над миром взойдут огни небесных сводов, Заблещет звездный щит Стожар. В самом замирании природы, от вступления Осени до восхождения полярного сиянья, в переходе от первой, красочной поры листопада к зимнему безмолвию и оцепенению Бунин чувствует глубокое, мощное, всеохватное движение, космическое течение, в которое включена и природная, и вся земная жизнь.
«Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина настолько ценны и единственны в своем роде, что мы должны… признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии», – написал о «Листопаде» А. Блок [1907, с. 45]. (вернуться)