| Главная |
| |
|
Портрет А. С. Пушкина
работы О. А. Кипренского. 1827 г. ГТГ |
| |
|
| |
| |
| |
| |
| |
| |
|
«ВСЁ ВОЛНОВАЛО
НЕЖНЫЙ УМ...»
Гессен И. А.[ 1] |
| |
|
| |
|
| |
Большое, в четыреста тридцать строк, стихотворение «Городок» посвящено было кому-то из друзей,
вероятнее всего, лицейскому товарищу. Поэт просит простить его двухлетнее молчание, ему недосуг было писать, так как он
От утра до утра
Два года все кружился
Без дела в хлопотах,
Зевая, веселился
В театре, на пирах...
И вот, устав от такой жизни, он поселился в городке, «безвестностью счастливом», нанял светлый дом, в тишине святой зажил философом ленивым и «с толпой бесстыдных
слуг навеки распростился».
«Городок» этот – городок книг. Поэт живет среди них не скучая, «часто целый свет с восторгом» забывая.
Над полкою простою
Под тонкою тафтою
Со мной они живут.
.......................
На полке за Вольтером
Вергилий, Тасс с Гомером
Все вместе предстоят.
В час утренний досуга
Я часто друг от друга
Люблю их отрывать.
Здесь и Державин, и «чувствительный Гораций», и Вольтер –
Фернейский злой крикун,
Поэт в поэтах первый...
Здесь и «Ванюша Лафонтен», «мудрец простосердечный», и «Дмитриев нежный» с Крыловым,
Здесь Озеров с Расином,
Руссо и Карамзин,
С Мольером-исполином
Фонвизин и Княжнин...
На самой нижней полке хозяин «городка»
...спрятал потаенну
Сафьянную тетрадь –
«свиток драгоценный» своих озаренных поэзией школьнических дней...
Пушкину было шестнадцать лет, когда, увлекаемый поэтической фантазией, он поселился в этом «городке». Никакого светлого дома в три комнаты с диваном и камельком у него,
конечно, не было. Он жил на четвертом этаже лицейского здания. Ни в каком свете он два года не кружился и вовсе не веселился, зевая, в театре и на пирах.
Пушкин-лицеист мог в тот год лишь «с моим Мароном» – римским поэтом Вергилием – сидеть у царскосельского пруда,
Где лебедь белоснежный,
Оставя злак прибрежный,
Любви и неги полн,
С подругою своею,
Закинув гордо шею,
Плывет во злате волн.
И еще мог он в те дни мечтать о Катеньке Бакуниной, которую полюбил своей первой отроческой, трепетной любовью: «Как она мила была? как черное платье пристало к милой
Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов – ах! Какое положенье, какая мука! Но я был счастлив 5 минут!»
Этот «городок» с волнующими, как первая любовь, книжными полками — лишь поэтически преображенные поэтом торжественные залы библиотеки Царскосельского лицея.. Или, быть
может, воспоминания юного поэта об отцовской библиотеке в Харитоньевском переулке, где маленький Александр с жадностью поглощал одну французскую книгу за другой... |
| |
|
| |
Их было тридцать. Тридцать маленьких лицеистов. Один был исключен из лицея. Осталось двадцать девять, и среди
них – Пушкин.
Императорский царскосельский лицей – привилегированное учебное заведение – призван был готовить юношество, «особо предназначенное к важным частям службы государственной».
Он должен был воспитывать своих питомцев в духе, непримиримом к идеям французской революции.
Император Александр I лично утвердил в 1811 году список первых воспитанников лицея и лично роздал им через шесть лет награды и дипломы.
Но вышло так, что именно в Царскосельском лицее, где расцветал гений Пушкина, зрели свободолюбивые настроения. Из его стен вышли и отправились на каторгу и в крепости
самые близкие друзья Пушкина – И. И. Пущин и В. К. Кюхельбекер.
«Лицейский дух», царивший в «лицейской республике», был враждебен самодержавному крепостническому строю, и журналист Ф. В. Булгарин, редактор «Северной пчелы» и
одновременно агент ведавшего секретным политическим розыском III отделения, доносил царю, что «в лицее начали читать все запрещенные книги, там находится архив всех
рукописей, ходивших тайно по рукам, и, наконец, пришло к тому, что если надлежало отыскать что-либо запрещенное, то прямо относились в лицей».
Булгарин не назвал в своем доносе Пушкина, но его, конечно, он имел в виду.
Среди двадцати восьми лицейских товарищей Пушкина, как во всяком человеческом обществе, были люди различных взглядов, склонностей и характеров.
Всем хорошо известны имена особо его близких друзей и тех, с кем Пушкин больше всего общался в лицейские годы. Он знакомит нас с ними в стихотворениях – «Пирующие
студенты», написанном в 1814 году, и «19 октября», написанном в 1825 году.
Каждому Пушкин дает короткую, но меткую характеристику.
Его самый близкий в первые лицейские годы друг – И. И. Пущин. Их «кельи» на четвертом этаже лицея – рядом, под номерами тринадцатым и четырнадцатым, их разделяет лишь
дощатая перегородка. До глубокой ночи беседуют друзья, и никто не слышит их потаенных бесед.
Покидая лицей, Пушкин вписал Пущину «В альбом»:
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья...
Пущин навестил своего друга в его Михайловской ссылке, и Пушкин вспомнил это в своем отправленном Пущину на каторгу
стихотворении «Мой первый друг, мой друг бесценный...».
Такими же очень любимыми друзьями Пушкина были Дельвиг и Кюхельбекер.
Как и Пущин, Дельвиг посетил друга в михайловском изгнании. Юноша большого душевного благородства, он был талантливым поэтом, и это особенно сблизило его с Пушкиным,
который говорил, что оба они рождены под «одинаковой звездой» и «шумный встретил их восторг».
Дельвигу через год после поступления в лицей дана была лицейским воспитателем такая характеристика: «Способности его посредственны, как и прилежание, а успехи весьма
медленны. Мешковатость вообще его свойство и весьма приметна во всем, только не тогда, когда он шалит или резвится: тут он насмешлив, балагур, иногда нескромен...
приметное в нем добродушие, усердие его и внимание к увещаниям, при начинающемся соревновании в российской истории и словесности, облагородствуют его склонность и
направят его к важнейшей и полезнейшей цели».
«Любовь к поэзии, – читаем мы в характеристике, данной Дельвигу Пушкиным, – пробудилась в нем рано. Он знал почти наизусть собрание русских стихотворений, изданное
Жуковским. С Державиным он не расставался. Клопштока, Шиллера и Гельти прочел он с одним из своих товарищей (Кюхельбекером. – А. Г.), живым лексиконом и вдохновенным
комментарием. Горация изучал в классе под руководством профессора Кошанского...».
В поэтическое соревнование с Пушкиным Дельвиг вступил уже в 1814 году. Он первым дебютировал в «Вестнике Европы», поместив в журнале стихотворение «На взятие Парижа»
за подписью «Русской». После него в «Вестнике Европы» за тот же 1814 год Пушкин напечатал свое стихотворение «К другу стихотворцу».
В самом лицее поэтическое творчество Дельвига вызывало вначале остроты и насмешки товарищей. Появилась шутка:
Ха-ха-ха! хи-хи-хи!
Делъвиг пишет стихи!
«Каково же было нам, Дельвигу и мне, – много позднее, через полтора десятилетия, вспоминал. Пушкин, – в прошлом 1830 году, в первой книжке важного „Вестника Европы“
найти следующую шутку: „Альманах Северные цветы разделяется на прозу и стихи – хи-хи!..“. Это хи-хи! показалось, видно, столь затейливым, что его перепечатали с
большой похвалой в „Северной пчеле“».
Так поднимались на Парнас два лицейских товарища: Пушкин и Дельвиг. И в стихотворении «Пирующие студенты» Пушкин посвящает своему другу строфу:
Дай руку, Делъвиг! что ты спишь?
Проснись, ленивец сонный!
Ты не под кафедрой сидишь,
Латынью усыпленный.
Взгляни: здесь круг твоих друзей,
Бутыль вином налита,
За здравье нашей Музы пей,
Парнасский волокита.
В лицее зародилась дружба двух поэтов, после лицея никто не был Пушкину ближе Дельвига.
– Дельвиг, где ты учился языку богов? – спросил его однажды Плетнев.
– У Кошанского! – ответил Дельвиг.
Их общий друг Баратынский называл Дельвига «мой Гораций».
Самым близким лицейским другом Пушкина и Дельвига был Кюхельбекер – Кюхля..., «мой брат родной по музе, по судьбам».
«Что за прелестный человек этот Кюхельбекер! Как он любит тебя! Как он молод и свеж!», – писал Рылеев Пушкину в апреле 1825 года.
Декабрьские события 1825 года вырвали Кюхельбекера из круга друзей. И Пушкин, не раз ранивший Кюхельбекера в лицее своими эпиграммами, но всегда относившийся к нему с
неизменной, чисто братской любовью, не забывал его, когда тот находился на каторге.
С остальными лицейскими товарищами Пушкина связывали не такие теплые и глубокие дружеские отношения.
С грустью вспоминал Пушкин богато одаренного поэта и музыканта Н. А. Корсакова, скончавшегося в 20-летнем возрасте во Флоренции.
А. Д. Илличевский. На первых лицейских порах – соперник Пушкина в области поэзии, мастер эпиграммы. Его называли вторым Державиным, Пушкина именовали вторым Дмитриевым.
О его поэтическом даре Пушкин писал: «стихи посредственные, заметные только по некоторой легкости и чистоте мелочной отделки, в то же время были расхвалены и
прославлены, как чудо». В «Пирующих студентах» Пушкин обращался к Илличевскому:
Остряк любезный, по рукам!
Полней бокал досуга!
И вылей сотню эпиграмм
На недруга и друга.
Илличевский, окончив лицей, уехал на службу в Сибирь, где пробыл несколько лет. Печататься начал также в 1814 году, а в 1827 году выпустил сборник своих стихов «Опыты
в антологическом роде», в котором давал сам себе такую оценку:
Я для забавы пел, и вздорными стихами
Не выпрошу у славы ни листка,
Пройду для зависти неслышными шагами
И строгой критики не убоюсь свистка:
Стрела, разящая орла под облаками,
Щадит пчелу и мотылька.
Илличевский был остроумен в беседе, но вспыльчив, задорен и сварлив. И потому товарищи не стремились к близкой дружбе с ним.
С И. В. Малиновским, сыном первого директора лицея, Пушкина связывала любовь к проказам. В «Пирующих студентах» Пушкин писал:
А ты, повеса из повес,
На шалости рожденный,
Удалый хват, головорез,
Приятель задушевный...
Вспоминая в стихотворении «19 октября» 1825 года о посещении его в михайловской ссылке Дельвигом и Пущиным, Пушкин обращался к Малиновскому со стихами, впоследствии
изъятыми поэтом из беловой рукописи:
Что ж я тебя не встретил тут же с ними,
Ты, наш казак и пылкий и незлобный,
Зачем и ты моей сени надгробной
Не озарил присутствием своим?
Мы вспомнили б, как Вакху приносили
Безмолвную мы жертву в первый раз,
Как мы впервой все трое полюбили,
Наперсники, товарищи проказ!..
Три друга – он, Пущин и Малиновский, – одновременно влюбились в Катеньку Бакунину.
В лицее Пушкин и Малиновский были очень близки, но впоследствии совсем не встречались. Но Малиновский был одним из тех, кого Пушкин вспомнил на смертном одре...
М. Л. Яковлев – бессменный староста лицейских собраний их выпуска, хранитель лицейских традиций и архива лицеистов. Ему Пушкин посвятил в «Пирующих студентах» такие
строки:
А ты, который с детских лет
Одним весельем дышишь,
Забавный, право, ты поэт,
Хоть плохо басни пишешь...
Яковлев стал впоследствии директором типографии «собственной его величества канцелярии». Его казенную квартиру при типографии лицеисты называли «лицейским подворьем» и
у него собирались не раз в дни лицейских праздников.
В. Д. Вальховский, первый ученик среди лицеистов первого выпуска, прекрасный товарищ, которого все любили и уважали. В черновых строфах стихотворения «19 октября»
Пушкин писал:
Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вальховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас...
К. К. Данзас, по прозвищу «Медведь», в лицее учился плохо. Был выпущен офицером в инженерный корпус. Под его началом служил М. Ю. Лермонтов в Тенгинском полку. Пушкин
встречался с ним в годы кишиневской ссылки. В январе 1837 года Данзас был его секундантом в дуэли с Дантесом...
С Ф. Ф. Матюшкиным, впоследствии контр-адмиралом, Пушкин в лицее мало общался, но после окончания лицея они относились друг к другу сердечно. Узнав о смерти Пушкина,
Матюшкин писал Яковлеву из Севастополя: «Пушкин убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась на него рука? Яковлев, Яковлев! Как ты мог допустить
это? Наш круг редеет, пора и нам убираться...».
А. М. Горчаков. Впоследствии видный сановник, «светлейший князь», государственный канцлер. «Благородство с благовоспитанностью, ревность к пользе и чести своей,
всегдашняя вежливость, усердие ко всякому, дружелюбие, чувствительность с великодушием. Опрятность и порядок царствуют во всех его вещах» – такова была данная ему
воспитателями лицея характеристика. Товарищи не любили его, но Пушкин был с ним в дружеских отношениях и посвятил ему несколько стихотворений.
Тебе рукой Фортуны своенравной
Указан путь и счастливый, и славный, –
Моя стезя печальна и темна, –
писал Пушкин по выходе из лицея.
Встретившись с Горчаковым в 1825 году, через восемь лет после окончания лицея, Пушкин, однако, сообщил Вяземскому: «Мы встретились и расстались довольно холодно, – по
крайней мере, с моей стороны. Он ужасно высох, – впрочем, так и должно: зрелости нет у нас на севере, мы или сохнем, или гнием; первое все-таки лучше».
Таковы были те из его товарищей, с которыми Пушкин был ближе всего и чаще общался в лицейские и послелицейские годы.
Но были среди первых лицеистов и люди бесцветные или с отрицательными чертами характера. Товарищи не любили и не уважали их.
С. Д. Комовский – по прозвищу «Лиса», «Лисичка-проповедница», «Смола» – был «благонравен, скромен, крайне ревнителен к пользе своей, послушен без прекословия».
М. А. Корф имел «счастливые способности и прилежание, поддерживаемые честолюбием и чувством собственной пользы». Оставил злобно недобросовестные, местами клеветнические
воспоминания о Пушкине.
Д. Н. Маслов, вписавший в альбом директора лицея Энгельгардта свое благонамеренное кредо: «Повиновение и должность (видимо, – исполнение долга) могут быть несравненно
приятнее независимости».
А. А. Корнилов, о котором А. И. Герцен писал: «Он был умен, но ум его как-то светил, а не грел. К тому же он был страшный формалист...».
К. Н. Костенский, безличный и бестемпераментный человек, по прозвищу «Старик». Им лицейские товарищи нисколько не интересовались и сам он позже редко встречался с ними.
П. Н. Мясоедов, которого Илличевский всегда изображал в своих карикатурах с ослиною головою.
Пронырливый, по прозвищу «Крот», С. Г. Ломоносов.
Степенный, невозмутимо ко всему равнодушный А. И. Мартынов.
Пассивный и скромный «Швед» – А. X. Стевен.
Мало развитой и мало способный, ленивый Н. Г. Ржевский...
Многие из этих лицеистов первого выпуска прошли свой жизненный путь не оставив следа – их имена давно забыты, – но живут и всегда будут жить имена тех, кто во главе с
Пушкиным образовал в Царском Селе, рядом с императорским дворцом, вольнолюбивую «лицейскую республику».
Что питало в лицее вольнолюбивые настроения Пушкина и его друзей и кто первый направил музу поэта на путь смелой революционной борьбы с крепостничеством и
самодержавием?
Уже директор лицея Е. А. Энгельгардт предупреждал их, знакомя с правилами внутреннего лицейского распорядка: «Все воспитанники равны, как дети одного отца и семейства,
а потому никто не может презирать других или гордиться пред прочими чем бы то ни было. Если кто замечен будет в сем пороке, тот занимает самое нижнее место по
поведению, пока не исправится.... Запрещается воспитанникам кричать на служителей и бранить их, хотя бы они были крепостные люди...».
В день открытия лицея большое впечатление произвело на лицеистов прочитанное преподавателем нравственных и политических наук профессором А. П. Куницыным «Наставление
воспитанникам Царскосельского лицея». Отрешившись от штампованного архаического казенного славословия, Куницын ни разу не упомянул в своем наставлении имени
присутствовавшего на торжестве императора Александра I. Он призывал юных лицеистов не к проявлению раболепных верноподданнических чувств, а к гражданскому служению
родине. Он приглашал их действовать так, как «думали и действовали древние россы: любовь к славе и отечеству должна быть вашим руководителем!».
Речь Куницына произвела на юных лицеистов большое впечатление. Его вышедшая впоследствии книга «Право естественное», заключавшая в себе основы либерального учения о
государстве, стала для многих настольной. Но царское правительство, естественно, признало изложенное в ней учение «весьма вредным, противоречащим истинам христианства
и клонящимся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных». Книгу в 1821 году отбирали и сжигали, а самого Куницына отстранили от преподавания.
Е. А. Энгельгардт, поддерживавший дружеские отношения даже со своими осужденными на каторгу питомцами, вспоминал в письмах к Кюхельбекеру, что «Куницын на кафедре
беспрестанно говорил против рабства и за свободу».
В «Послании цензору», написанном в 1828 году, Пушкин гневно обрушился на чиновника, осудившего книгу Куницына, а в рукописной редакции стихотворения «19 октября»
благодарно вспоминал в 1825 году своего профессора:
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...
Рядом с Куницыным нельзя не упомянуть другого лицейского учителя Пушкина, профессора российской и латинской словесности А. И. Галича. На полках пушкинской библиотеки
стояла книга Галича «Картина человека. Опыт наставительного чтения о предметах самопознания для всех образов людей».
Она вышла в 1834 году, и уже 22 февраля того же года Пушкин приобрел ее.
Лекции по истории заслуженного профессора И. К. Кайданова лицеисты всегда слушали с большим вниманием. В библиотеке Пушкина сохранилось его вышедшее в 1833 году
«Краткое изложение дипломатии Российского двора с 1613 до 1762 года».
Большой популярностью пользовался в лицее и доктор философии и свободных искусств профессор российской и латинской словесности Н. Ф. Кошанский. Он читал лицеистам
русские и иностранные журналы «при неумолкаемых толках и прениях, – вспоминал позже Пущин. – Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом дел и событий,
объясняя иное, нам недоступное».
Один из лучших знатоков античной литературы Кошанский приобщал лицеистов к поэзии. В самом начале их лицейского пути он организовал первое открытое состязание
лицейских поэтов. Победителем вышел Пушкин, но проявили себя на состязании еще Илличевский, Кюхельбекер и особенно Дельвиг. «С ним читал я Державина и Жуковского, –
вспоминал впоследствии Пушкин, – с ним толковал обо всем, что душу волнует, что сердце томит...».
Колоритной фигурой среди лицейских педагогов был профессор французской словесности Д.-И. де Будри, родной брат Жана Поля Марата, знаменитого деятеля французской
революции...
У Пушкина было в лицее несколько прозвищ. Одно из них – «Француз». Надо думать, что он не раз тайком беседовал на великолепном французском языке со своим профессором,
слушая его рассказы о событиях Великой французской революции.
Уже с первых лицейских лет Пушкин занял особое место среди товарищей. Свет его гения озарял всю жизнь Царскосельского лицея. С Пушкина начиналась и Пушкиным
заканчивалась его история.
Стоило стайке лицеистов появиться в аллеях царскосельского парка в своих треуголках и темно-зеленых сюртуках с отороченными красным сукном воротниками и обшлагами, как
все обязательно искали среди них Пушкина...
В лицее Пушкина навещает Жуковский. Прославленный поэт старшего поколения угадывает в юном лицеисте гения и охотно читает
ему свои произведения. Если Пушкин, обладая изумительной памятью, не сразу запоминает их, значит стихи неудачны, решает Жуковский, и уничтожает их или переделывает.
Между ними возникают и крепнут сердечные, дружеские отношения.
В те дни рождается общество «Арзамас», в которое входят корифеи тогдашней литературы. 16-летний Пушкин душою с ними, и, не будучи еще членом «Арзамаса», уже некоторые
свои лицейские стихотворения подписывает «Арзамасец». Он внимательно следит за деятельностью кружка.
В эту насыщенную творческим горением жизнь юного поэта неожиданно врывается любовь: Катенька Бакунина, сестра его лицейского товарища. Ей он посвящает стихотворение
«Мое завещание». К друзьям обращается Пушкин с просьбою:
Друзья! вам сердце оставляю
И память прошлых красных дней,
Окованных счастливой ленью
На ложе маков и лилей;
Мои стихи дарю забвенью,
Последний вздох, о други, ей!..
Это первое из двадцати двух стихотворений Пушкина, посвященных Бакуниной...
1814 под, третий год пребывания Пушкина в лицее, стал для юного поэта особенно радостным и значительным: в «Вестнике Европы» было напечатано его первое стихотворение
«К другу стихотворцу», обращенное к поэту В. К. Кюхельбекеру.
Пушкину было тогда всего пятнадцать лет, и редактора «Вестника Европы» поразила зрелость юного лицеиста. Пушкин, направив в журнал свое первое стихотворение, уже давал
другу стихотворцу совет «не спешить за лаврами опасною стезей» на Парнас:
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Как какой-нибудь маститый служитель муз, юный Пушкин предупреждает начинающего поэта:
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.
Страшись бесславия! Что, если Аполлон,
Услышав, что и ты полез на Геликон,
С презреньем покачав кудрявой головою,
Твой гений наградит – спасительной лозою?
Хорошо знакомый с современной ему литературой Пушкин пишет:
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,
И Фебова на них проклятия печать.
Юный Пушкин рекомендует другу стихотворцу не слишком обольщаться и ожидающими поэта грядущими житейскими благами:
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки –
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
И заканчивает:
Их жизнь – ряд горестей, гремяща слава – сон.
Это свое первое напечатанное в журнале стихотворение, безукоризненное по форме и зрелое по содержанию, Пушкин даже не решился подписать полным именем. Под ним стояла
подпись: Александр Н.к.ш.п, Но уже через год, в 1815 году, за полной подписью – Александр Пушкин – в «Российском музеуме» появляются несколько стихотворений юного
поэта.
Стихотворения эти производят большое впечатление.
Поражают высоким патриотическим подъемом «Воспоминания в Царском Селе», читанные на экзамене:
Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад: летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем возжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За веру, за царя.
И рядом с этим стихотворением неожиданно – несколько фривольное «Старик». Мысленно воображая себя изрядно уже пожившим стариком, юный темпераментный поэт, в жилах
которого течет горячая африканская кровь, пишет:
Уж я не тот любовник страстный,
Кому дивился прежде свет:
Моя весна и лето красно
Навек прошли, пропал и след.
Амур, бог возраста младого!
Я твой служитель верный был;
Ах, если б мог родиться снова,
Уж так ли б я тебе служил!
Вслед за этой шуткой Пушкин пишет в том же 1815 году стихотворение – «Наполеон на Эльбе». Ему чудится:
Один во тьме ночной над дикою скалою
Сидел Наполеон.
В уме губителя теснились мрачны думы,
Он новую в мечтах Европе цепь ковал
И, к дальним берегам возведши взор угрюмый,
Свирепо прошептал:
«Вокруг меня все мертвым сном почило,
Легла в туман пучина бурных волн,
Не выплывет ни утлый в море челн,
Ни гладный зверь не взвоет над могилой
Я здесь один, мятежной думы полн...»
Падшему императору изменило так долго служившее ему счастье – «злобный обольститель», он не сдается и «в безмолвии ночей» дерзновенно мечтает:
Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!
Рыдай, твой бич восстал – и все падет во прах,
Все сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,
Царем воссяду на гробах!
Через шесть лет, в 1821 году, получив известие о смерти сосланного на остров св. Елены Наполеона, Пушкин дает ответ на этот вызов развенчанного императора:
Надменный! кто тебя подвигнул?
Кто обуял твой дивный ум?
Как сердца русских не постигнул
Ты с высоты отважных дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты мечтал,
Что мира вновь мы ждем, как дара;
Но поздно русских разгадал...
Гармоничность и зрелость первых опубликованных Пушкиным стихов поражают. Популярность его растет. Товарищи гордятся им. «Старик Державин», вспоминая, как Пушкин читал
в его присутствии, на лицейском экзамене, «Воспоминания в Царском Селе», говорит приехавшему к нему в гости С. Т. Аксакову:
— Нового не пишу ничего. Мое время прошло... Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который уже в лицее перещеголял всех писателей...
Творчество юного поэта привлекает общее внимание. В лицее его посещают не только Жуковский,
но и Карамзин, Александр Тургенев, Вяземский.
Из Петербурга проникают в это время известия о рождении тайного общества – Союза спасения, учредителями которого являлись будущие декабристы А. Н. Муравьев, С. П.
Трубецкой, Никита Муравьев, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, И. Д. Якушкин.
В лицей приезжают: «прапорщик Муравьев», «адъютант Пестель», «полковник Глинка». Пушкин знакомится с будущими декабристами.
Поэт принят в доме Карамзиных. Здесь он однажды встречается с императором Александром I. И как-то, гуляя с товарищами по царскосельскому парку, снова встречается с
ним. Царь спрашивает:
– Кто из вас первый?
– У нас нет, ваше императорское величество, первых, все – вторые, – отвечает Пушкин.
Ответ, видимо, понравился самодержцу. Царь не мог еще знать, что этот юный лицеист — будущий автор стихов «Вольность» и «Деревня», за которые он через несколько лет
сошлет его на юг России...
Пушкин и его друзья знакомятся с офицерами стоящего в Царском Селе лейб-гвардии гусарского полка и посещают их квартиры – гнезда вольнолюбивых мыслей. Среди офицеров
П. Я. Чаадаев и П. П. Каверин, с которыми Пушкин особенно сблизился, и А. Н. Зубов.
1817 год... Последний год пребывания в лицее...
Прощаясь с товарищами, Пушкин думает о том, с какими мыслями «каждый смотрит на дорогу»:
Иной, под кивер спрятав ум,
Уже в воинственном наряде
Гусарской саблею махнул –
В крещенской утренней прохладе
Красиво мерзнет на параде,
А греться едет в караул;
Другой, рожденный быть вельможей,
Не честь, а почести любя,
У плута знатного в прихожей
Покорным плутом зрит себя...
Касаясь самого себя, Пушкин пишет:
Равны мне писари, уланы,
Равны законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в асессора...
«Красный колпак» ему больше по душе — это символ свободы французских революционеров. В таких шапочках восседали на своих собраниях члены литературного общества
«Арзамас» и «вольного общества» «Зеленая лампа»...
К Каверину юный поэт обращается со стихами, в которых выражает свои мысли о том, как нужно жить:
Все чередой идет определенной,
Всему пора, всему свой миг:
Смешон и ветреный старик,
Смешон и юноша степенный.
Пока живется нам, живи,
Гуляй в мое воспоминанье;
Молись и Вакху и любви.
И черни презирай ревнивое роптанье;
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом;
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.
И одновременно еще на лицейской скамье 16-летний Пушкин четко и ясно определяет свой дальнейший жизненный путь в стихотворении
«Лицинию»:
Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;
Во мне не дремлет дух великого народа...
В сатире праведной порок изображу
И нравы сих веков потомству обнажу...
По этому пути поэт и прошел всю свою жизнь...
И июня 1817 года Пушкин покинул лицей. Его указательный палец украсило надетое директором лицея Е. А. Энгельгардтом чугунное кольцо. Такие кольца Энгельгардт надел на
руки всех лицеистов в качестве символа вечной, крепкой и неразрывной связи их дружеского лицейского круга. «Чугунниками» ласково называл он их впоследствии...
И, разлучаясь с «лицейской жизни милым братом», Пушкин завещает:
Не разлучайся, милый друг,
С свободою и Фебом!
Из «лицейской республики» поэт увозит с собою свободолюбивые настроения и враждебный самодержавию «лицейский дух».
Юный Пушкин – желанный гость в доме Муравьевых – штабе будущих декабристов – и в доме трех братьев Тургеневых на той же Фонтанке.
В дневнике С. И. Тургенева появляется запись о развертывающемся таланте юного Пушкина: «Ах, да поспешат ему вдохнуть либеральность и вместо оплакиваний самого себя,
пусть первая песнь его будет: Свободе».
Пушкин как будто подсмотрел эту запись С. И. Тургенева, и в декабре 1817 года, глядя из окон комнаты его брата, Н. И. Тургенева, на «забвенью брошенный» Михайловский
замок, где был убит император Павел I, создает свою первую песнь Свободе – оду «Вольность»:
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок...
Тираны мира! трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Пушкина просят написать стихи в честь императрицы Елизаветы Алексеевны. Он отвечает:
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей...
В 1818 году появляются в списках его «Сказки» («Noël»), эпиграммы на Александра I.
Ура! в Россию скачет
Кочующий деспот...
В. Н. Каразин, умеренно либеральный деятель пушкинской поры, интересовавшийся делами лицея и «нравственностью» его воспитанников, недовольный вольнолюбивыми стихами
Пушкина, записывает в своем дневнике: «Иной наш брат, украинец, подумает, что в столице-то, а особливо в Петербурге, в присутствии двора, под глазами государя,
соблюдается на особе его уважение и дается пример преданности... Какой-то мальчишка Пушкин, питомец лицейский, в благодарность, написал презельную оду, где досталось
фамилии Романовых вообще, а государь Александр назван кочующим деспотом... К чему мы идем?»
Но рядом с гениальным поэтом по жизни шагает «добрый повеса», как назвал его А. Тургенев. Блистательный Петербург поглощает вырвавшегося из тесных лицейских стен юношу.
Страстная африканская натура часто влечет его по путям, чуждым и непонятным наиболее близким ему людям. Лишь самые закадычные лицейские друзья – Дельвиг, Пущин и
Яковлев – понимают его, когда, переодевшись простолюдинами, вместе посещают простую харчевню в соседнем с Публичной библиотекой Толмазовом переулке. Это неприлично и
экстравагантно с точки зрения чопорных представителей петербургского «света», но четыре друга наблюдают здесь жизнь простого, отличного от этого «света» русского
народа. Они должны знать его.
О Пушкине, гениальном Пушкине, который уже с семи лет не расставался с книгой, бывший директор лицея Энгельгардт пишет своему питомцу Горчакову:
«Сколько раз я вздыхал: Ах, если бы этот бездельник захотел заниматься, ©н был бы выдающимся человеком в нашей литературе».
И маститый поэт Батюшков, узнав, что Пушкин работает над «Русланом и Людмилой», справляется у А. Тургенева, кончил ли
поэт свою поэму, и пишет: «Не худо бы его запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою... Как ни велик талант „Сверчка“, он его промотает, если...
Но да спасут его музы и молитвы наши».
«Сверчок» – это была кличка Пушкина в кружке арзамасцев...
Юный поэт питается, между тем, совсем другой пищей: встречаясь со своим другом, офицером гусарского полка, писателем-философом П. Я. Чаадаевым, он беседует с ним на
серьезные философские, моральные и исторические темы и посвящает ему замечательные строки:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим,
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Такие же серьезные беседы Пушкин ведет с офицером М. С. Луниным, одним из самых оригинальных, ярких и светлых умов среди будущих декабристов...
Заболев, Пушкин попадает в больницу и на больничной койке «с жадностью и вниманием» читает только что вышедшие восемь томов «Истории государства Российского» Карамзина.
Он находит, что в отрывке «Осада и взятие Казани» больше поэзии, чем в поэме Хераскова. Но недовольный общим духом «Истории» Карамзина пишет на автора ее злую
эпиграмму:
В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
– Мы на первой станции образованности, – заметил как-то молодому поэту Н. Тургенев.
– Да, мы в Черной Грязи, – ответил Пушкин.
Черная Грязь... Так называлась первая станция на пути из Москвы в Петербург, о которой Н. А. Радищев писал в своем известном произведении «Путешествие из Петербурга
в Москву».
Молодой Пушкин самолюбив. Нередко за чашей вина ссорится с друзьями, вызывает их на дуэль. «У г. Пушкина всякий день дуэли; слава богу, не смертоносные, так как
противники остаются невредимы», – пишет жена историка, Е. А. Карамзина, находящемуся в Варшаве своему брату, другу поэта П. А. Вяземскому...
Отец и мать сетуют на предосудительное поведение сына, а Пушкин отвечает им:
– Без шума никто не выходит из толпы!..
Больше всего «шума» производят, однако, вольнолюбивые стихи Пушкина. Широко распространяется его эпиграмма на временщика Аракчеева:
Всей России притеснитель
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель.
А царю он – друг и брат.
Узнав, что Аракчеев запорол в Чугуеве двадцать пять восставших солдат, Пушкин пишет:
В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон;
Кинжала Зандова везде достоин он.
«Венчанным солдатом» называет Пушкин самого императора Александра I в эпиграмме на старого монархиста и реакционера – «На Стурдзу».
Запоздав как-то на балет Дидло в царскосельском театре, Пушкин рассказывает приятелям, что он только что из Царского Села, где произошел такой случай: медвежонок
сорвался с цепи и побежал по аллеям парка, «где мог встретиться глаз на глаз с Александром I». И рассказ свой заканчивает словами: «Нашелся один добрый человек,
да и тот медведь!..»
Снова заболев, Пушкин уезжает летом 1819 года в Михайловское. Там он наблюдает горестную жизнь крепостного крестьянства и, вернувшись, привозит с собою в Петербург
революционную «Деревню».
Поэт И. И. Дмитриев в письме к А. Тургеневу просит передать благодарность Пушкину, которого он «и по заочности любит, как прекрасный цветок поэзии, который долго не
побледнеет... Не знаю еще, что выйдет, но он исполнен священным негодованием, зияет молнией и громом говорит».
Стихи Пушкина имеют большой успех. Слава его растет. 19-летнего поэта единогласно избирают членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Он
заседает там среди самых маститых поэтов своего времени. Особенно большой успех имеют вольнолюбивые стихи Пушкина. Они производят революционизирующее действие.
15-летний мальчик М. П. Бестужев-Рюмин, будущий декабрист, один из пяти повешенных, с восторгом читает их и заявляет в 1826 году, после восстания декабристов, на
следствии, что стихи Пушкина, с восторгом читанные, все более и более укрепляли в нем либеральные мнения.
Пушкин твердо идет по избранному им пути. О нарождающихся тайных обществах он жадно расспрашивает своего самого близкого лицейского товарища – Пущина. Поэт готов стать
членом тайного общества. Но Пущин уверяет друга, что, и не вступая в общество, он своими политическими стихотворениями «действует как нельзя лучше для благой цели»...
Каразин спешит донести министру внутренних дел Кочубею: «В самом лицее Царскосельском государь воспитывает себе и отечеству недоброжелателей... это доказывают почти
все вышедшие оттуда..., из воспитанников более или менее есть почти всяк Пушкин, и все они связаны каким-то подозрительным союзом, похожим на масонство, некоторые же и
в действительные ложи поступили. Кто сочинители карикатур или эпиграмм, каковые, например, на двуглавого орла, на Стурдзу, в которой высочайшее лицо названо весьма
непристойно и пр. Это лицейские питомцы!..».
Так юный Пушкин «действовал как нельзя лучше для благой цели». Это был «лицейский дух», дух «лицейской республики» в действии.
Теперь уже не нужно было «прямо относиться в лицей, если надлежало отыскать что-либо запрещенное»: «архив всех рукописей, ходивших тайно по рукам», широко
распространялся по всей России.
За эти «действия для благой цели» император Александр I в 1820 году выслал Пушкина из Петербурга. |
| |
|
| |
Семилетний Пушкин по вечерам долго не засыпает.
– Что ты, Саша, не спишь? – спрашивает сестра Ольга.
– Сочиняю стихи! – отвечает мальчик.
Начитавшись в библиотеке отца книг французских писателей и поэтов, находясь под впечатлением Мольера, чьи произведения отец читает детям, десятилетний Пушкин сам
сочиняет пьесу на французском языке "L'Escamoteur" – "Похититель". В детской комнате маленький драматург сооружает сцену. Он – и автор, и режиссер, и актер на все
роли. Сестра Ольга – единственный зритель "в партере". Она на два года старше брата.
Комедия ей не понравилась, и она освистала автора:
– Ты сам и есть похититель, ибо ты похитил комедию у Мольера!.. – упрекает сестра братца.
Маленький Пушкин сам на себя написал после этого эпиграмму по-французски:
За что, скажи мне, "Похититель"
Был встречен шиканьем партера?
Увы! за то, что сочинитель
Его похитил у Мольера!
Вскоре после этого мальчик сочинил поэму "Толиада" – подражание Вольтеру. В поэме речь шла о войне между карликами и карлицами; героем поэмы был карлик короля
Дагобара, Толи. Гувернантка Пушкиных пожаловалась гувернеру Шеделю: Александр не занимается уроками, а сочиняет стихи. Оскорбленный насмешками Шеделя, Пушкин бросил
свою поэму в огонь.
Десятилетний Пушкин бывает с сестрой на танцевальных вечерах. Он слушает у Бутурлиных стихи какого-то поэта, моряка, и хохочет над ними. Мать высылает его за это из
комнаты.
– Чудное дитя! – говорит француз Жиле, гувернер Бутурлиных. – Как он рано все начал понимать! Дай бог, чтобы этот ребенок жил и жил, вы увидите, что из него будет...
В другой раз у тех же Бутурлиных кто-то снова читает стихи. Маленький Пушкин убегает в библиотеку. Один из гостей находит его там и заводит разговор о книгах.
Александр отвечает ему:
– Поверите ли, этот господин так меня озадачил, что я не понимаю даже книжных затылков...
Отношения брата с сестрой овеяны нежной дружбой. Она – добрая и любимая подруга детства поэта и остается ею в самые трудные минуты его жизни.
"Я думаю, он никого истинно не любил, кроме няни своей и потом сестры", – читаем мы в воспоминаниях Анны Керн, которая бывала у родителей Пушкина и хорошо знала сестру
поэта.
Пушкина увозят в Лицей. Сестра навещает его по праздникам вместе с родителями и младшим братом Львом. Их дружеские отношения крепнут. Смиренной кельей кажется поэту
после их отъезда его маленькая комнатка. Изображая себя в этой келье монахом, юный поэт именно к сестре обращается с лирическим посланием:
И быстрою стрелой
На невский брег примчуся,
С подругой обнимуся
Весны моей златой...
О, как тебя застану,
Любезная сестра?
Чем сердце занимаешь
Вечернею порой?
Жан-Жака ли читаешь,
Жанлиса ль пред тобой?
Иль с резвым Гамильтоном
Смеешься всей душой?
Иль с Греем и Томсоном
Ты пренеслась мечтой
В поля...
Иль смотришь в темну даль
Задумчивой Светланой
Над шумною Невой?
Иль звучным фортепьяно
Под беглою рукой
Моцарта оживляешь?
Иль тоны повторяешь
Пиччини и Рамо?
Все эти авторы и композиторы, о которых Пушкин пишет сестре, были бесспорно лицейскими спутниками поэта. Брат и сестра любили читать, и Пушкин часто дарил Ольге
книги. От него перешли к ней: четыре изданных в 1821 году тома "Торжества Евангелия"; семь альманахов "Северные цветы" за 1825–1832 годы; четыре тома "Писем по
астрономии" Монтемона, изданных в 1723 году на французском языке; девятитомное издание 1828 года "Философского словаря" Вольтера; семь томов романов и переписки
Вольтера; три тома "Истории Екатерины II" Кастера на французском языке.
Последняя книга имеется в библиотеке Пушкина. В позднейшем четырехтомном издании 1809 года...
Окончив Лицей, Пушкин приехал в 1817 году в Михайловское. Это было чудесное лето в кругу веселых тригорских друзей.
Об этих июльских днях в Михайловском напоминают две принадлежавшие Ольге Сергеевне и сохранившиеся в библиотеке Пушкина книги. Одна из них – избранные произведения
французского баснописца Лафонтена, в кожаном переплете, с надписью на французском языке рукою отца, Сергея Львовича: "Моей дорогой Олиньке".
Неизвестною рукою на книге написана цитата из Лагарпа на французском языке: "Лафонтена нужно не хвалить, а читать, еще раз читать и снова перечитывать".
В конце книги, на листке перед переплетом, рукою Пушкина написано по-французски: "13 июля 1817, в Михайловском".
На обороте титула еще одна надпись карандашом, тоже по-французски: "Эта книга принадлежит Ольге Пушкиной, которая отдала ее Александру Пушкину, чтобы он читал ее в
Лицее. К несчастью, он забыл ее на столе, когда уезжал в Петербург".
И еще одна книга на французском языке, изданная в 1787 году, – "Разные мысли, анекдоты, нравоучительные истории и т. п., собранные маркизой де Севиньи". На обороте
верхней крышки переплета надпись по-французски: "Эта книга принадлежит Ольге Пушкиной".
Уже по окончании Лицея, живя в Петербурге, Пушкин пишет сестре:
Позволь душе моей открыться пред тобою
И в дружбе сладостной отраду почерпнуть.
Скучая жизнию, томимый суетою,
Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть...
Ты помнишь, милая, – зарею наших лет,
Младенцы, мы любить умели...
Как быстро, быстро улетели...
Проходит еще два года. Пушкин отбывает южную ссылку. На четыре года расстается он с сестрой. Пишет ей изредка. И лишь в 1824 году снова встречается с ней в
Михайловском. Но поэт живет здесь не вольной жизнью, как в былые годы,- из южной ссылки он попал в новую, северную.
Родители недовольны мятежным сыном: он компрометирует их перед лицом царя. Обстановка в доме тягостная. Возникают ссоры – и наконец – происходит полный разрыв. Ольга
Сергеевна стремится примирить брата с родителями и не хочет покидать его, но Пушкин решительно возражает. Все уезжают. Поэт остается в Михайловском со своей старой
няней.
Лето 1825 года Ольга Сергеевна проводила в Ревеле, на морских купаньях. Здесь она встретилась с близкими друзьями брата, поэтом П. А. Вяземским и его женой. Они часто
беседовали об Александре Сергеевиче и очень подружились. Свое отношение к сестре поэта Вяземский выразил тогда в стихотворном послании:
Нас случай свел; но не слепцом меня
К тебе он влек непобедимой силой:
Поэта друг, сестра и гений милый,
По сердцу ты и мне давно родня.
Так, в памяти сердечной без заката
Мечта о нем горит теперь живей:
Я полюбил в тебе сначала брата;
Брат по сестре еще мне стал милей.
Удел его – блеск славы вечно льстивой,
Но часто нам сияющей из туч;
И от нее ударит яркий луч
На жребий твой, в беспечности счастливой.
Но для него ты благотворней будь;
Свети ему звездою безмятежной,
И в бурной мгле отрадой, дружбой нежной
Ты услаждай тоскующую грудь...
Ольге Сергеевне шел уже тридцатый год, и брат писал сестре: "Выходи замуж". К тому же обстановка в доме родителей была по-прежнему тягостной. В ней было душно и брату,
и сестре. Возможно, что это побудило Ольгу Сергеевну тайно обвенчаться 28 января 1828 года со скромным чиновником Н. И. Павлищевым.
Брак этот не был счастливым. Муж сестры поэта был заурядный человек с тяжелым характером, постоянно вымогал у Пушкина деньги. Тот в раздражении часто оставлял письма
Павлищева к нему нераспечатанными.
Это не могло не отразиться на взаимоотношениях брата и сестры: в эти годы между ними не было уже былой дружбы...
У Павлищевых были дети, но все они умирали в раннем возрасте. Вырос лишь один сын, оставивший весьма неправдоподобные, отчасти вымышленные воспоминания о своем
знаменитом дяде.
С мужем Ольга Сергеевна, то расходилась, то снова сходилась и наконец окончательно покинула его.
В ее небольшом петербургском домике в Казачьем переулке часто бывал Адам Мицкевич, читали свои стихи В. А. Жуковский и А. А. Дельвиг, импровизировал М. И. Глинка.
Нередко здесь устраивались веселые любительские концерты.
Здесь же прожила свои последние годы няня Арина Родионовна...
Похоронив мать, отца, обоих братьев, одинокая и больная, Ольга Сергеевна осталась одна доживать свой век. Старая, почти ослепшая, терпеливо ожидая смерти, она
обращалась к ней с призывом:
Смерть! не страшилищем вижу тебя!
Вижу тебя я с улыбкой приветливой;
Очи исполнены нежной любви;
Вижу тебя я в одежде, сияющей
Цветом весенних небес голубых;
Крылья распущены благоуханные,
Вея прохладою, белы, как снег;
Вижу вокруг тебя радугу ясную,
Ветвь примиренья во длани твоей!
Что же так медлишь полет твой, прекрасная?..
Второго мая 1868 года сестра поэта скончалась. Ей шел семьдесят первый год... |
| |
«МУЗ НЕВИННЫХ ЛУКАВЫЙ ДУХОВНИК»
|
| |
На полках пушкинской библиотеки стоят маленькие изящные томики альманаха "Северные цветы" за
несколько лет и комплект "Литературной газеты" за 1830 год в обложке. Редактором и издателем их был А. А. Дельвиг.
На страницах этих изданий Пушкин и Дельвиг неизменно встречались на протяжении многих лет. По этим же страницам шли рука об руку их близкие друзья: П. А. Вяземский,
Е. А. Баратынский, Н. М. Языков, Н. И. Гнедич, Д. В. Давыдов, баснописец И. А. Крылов...
Временами, когда Дельвиг уезжал из Петербурга, Пушкин садился за редакторский стол.
Поэт ценил "чувство гармонии", "классическую стройность", "слог могучий и крылатый" сонетов и идиллий Дельвига. Он любил его любовью нежной и трогательной, называл
"братом названым", "братом парнасским".
В то же время они были так непохожи друг на друга. "Пушкин, – писал один из современников, – быстрый, сильный, иногда свирепствующий поток, шумно падающий из высоких
скал в крутое ущелье; Дельвиг – ручеек, журчащий тихо через цветущие луга и под сенью тихих ив".
Под впечатлением огромного успеха "Воспоминаний в Царском Селе" Дельвиг посвятил ему восторженное стихотворение, заканчивавшееся строфой:
Пушкин! Он и в лесах не укроется;
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.
Пушкин ответил ему стихотворением "К Дельвигу", которое начиналось словами:
Послушай, муз невинных
Лукавый духовник...
***
Пушкин впервые встретился с Дельвигом 12 августа 1811 года. В этот день они оба поступали в Царскосельский лицей. К первым дням их лицейской жизни относятся стихи
Пушкина:
С младенчества дух песни в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел...
Одними тропами, до Пушкина не хоженными, поднимались оба поэта на Парнас, но по-разному относились они к своему творчеству. Пушкин писал Дельвигу:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души,
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья:
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Юноша веселого, шутливого нрава, один из первых лицейских остряков, Дельвиг редко принимал участие в товарищеских играх. Он предпочитал им одинокие прогулки по
тенистым аллеям царскосельского парка. И здесь юный поэт впервые встретился со своей музой.
Дельвигу было шестнадцать лет, когда он написал стихотворение "Первая встреча", положенное на музыку А. С. Даргомыжским и до наших дней пользующееся большой
популярностью:
Мне минуло шестнадцать лет,
Но сердце было в воле;
Я думала: весь белый свет
Наш бор, поток и поле.
В 1817 году друзья покинули Лицей.
Оба они стали членами "вольного общества" "Зеленая лампа".
Здесь Дельвиг сблизился с некоторыми будущими декабристами. Имя Дельвига было внесено в известный "Алфавит декабристов", но к суду он не привлекался.
Будучи носителем баронского титула, он был беден. И не вязалась с его поэтической лирой служба в департаменте горных и соляных дел и в канцелярии министерства
финансов. Дельвиг перешел в Публичную библиотеку, помощником к И. А. Крылову, но и оттуда скоро ушел: он был слишком ленив и беспечен.
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой... –
писал впоследствии Пушкин, вспоминая, как Дельвиг посетил его в михайловской ссылке.
***
Окончив Лицей, Дельвиг открывает свою рукописную тетрадь стихами:
В сей книге, в кипе сей стихов
Найду следы моих мечтаний...
Этот новый период творчества Дельвига характеризуется созданием произведений на античные темы, романов и песен, которые уже при жизни его перелагались на музыку
А. С. Даргомыжским, А. С. Варламовым, А. А. Алябьевым. Широко известны и в наше время его романсы: "Только узнал я тебя", "Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане", элегия
"Когда, душа, просилась ты" и романс -
Не говори: любовь пройдет,
О том забыть твой друг желает;
В ее он вечность уповает,
Ей в жертву счастье отдает.
Часто исполняется "Разочарование":
Протекших дней очарованья,
Мне вас душе не возвратить!
В любви узнав одни страданья,
Она утратила желанья
И вновь не просится любить.
В 1825 году Дельвиг стал издателем. Выпущенный им альманах "Северные цветы" сразу привлек к себе внимание читателей высоким качеством и тщательным подбором
литературного материала.
В том же году Дельвиг женился на одной из красивейших девушек Петербурга С. М. Салтыковой. Дом их стал значительным литературно-музыкальным салоном того времени. По
средам и воскресеньям здесь собирались поэты: Пушкин, Мицкевич, Жуковский, Крылов, Плетнев, Одоевский, Подолинский, Вяземский, Катенин и другие. Дельвиг читал и пел
свои песни, жена аккомпанировала ему.
***
Песням Дельвиг уделял в своем творчестве большое внимание. Песни постепенно вытесняли романсы. Многие его песни до сих пор звучат в концертных залах. Более ста лет
исполняется знаменитый "Соловей", положенный на музыку А. А. Алябьевым и дополненный вариациями М. И. Глинки:
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Если верить напечатанной в газете "Молва" за 1880 год заметке известного книгопродавца того времени Лисенкова, Дельвиг ему лично рассказывал, что он написал это
стихотворение в связи с высылкой из Петербурга Пушкина, и "голосистый соловей" – это Пушкин.
"Соловей" обошел эстрады всего мира. "Соловья" пела в прошлом веке знаменитая итальянская певица Аделина Патти, в начале нашего века – А. В. Нежданова.
Шесть композиторов, и среди них М. И. Глинка и А. Г. Рубинштейн, писали музыку на слова песен, Дельвига.
Уже незадолго до смерти поэт создал ставший очень популярным романс:
Не осенний частый дождичек
Брызжет, брызжет сквозь туман:
Слезы горькие льет молодец
На свой бархатный кафтан.
Написанную на эти слова музыку М. И. Глинка ввел впоследствии в свою оперу "Иван Сусанин" для романса Антониды – "Не о том скорблю, подруженьки...".
На протяжении двух десятилетий, от первых лет Лицея до раннего конца жизни Дельвига, его дружба с Пушкиным не нарушалась.
Получив в 1827 году от своего приятеля и соседа по Михайловскому, дерптского студента, А. Н. Вульфа череп, Пушкин подарил его Дельвигу с шутливым дружеским посланием:
Прими сей череп, Дельвиг: он
Принадлежит тебе по праву.
Тебе поведаю, барон,
Его готическую славу...
Прерывая рифмы, Пушкин переходит на прозу и продолжает:
"Я бы никак не осмелился оставить рифмы в эту поэтическую минуту, если бы твой прадед, коего гроб попался под руку студента, вздумал за себя вступиться, ухватя его за
ворот, или погрозив ему костяным кулаком, или как-нибудь иначе оказав свое неудовольствие; к несчастию, похищенье совершилось благополучно. Студент по частям
разобрал всего барона и набил карманы костями его. Возвратясь домой, он очень искусно связал их проволокою и таким образом составил себе скелет очень порядочный. Но
вскоре молва о перенесении бароновых костей из погреба в трактирный чулан разнеслась по городу... студент принужден был бежать из Риги, и как обстоятельства не
позволяли ему брать с собою будущего, то разобрав опять барона, раздарил он его своим друзьям. Большая часть высокородных костей досталась аптекарю. Мой приятель
Вульф получил в подарок череп и держал в нем табак. Он рассказал мне его историю и, зная, сколько я тебя люблю, уступил мне череп одного из тех, которым обязан я
твоим существованием".
После этого прозаического отступления Пушкин продолжал свое стихотворное послание:
Прими ж сей череп, Дельвиг: он
Принадлежит тебе по праву.
Обделай ты его, барон,
В благопристойную оправу.
Изделье гроба преврати
В увеселительную чашу,
Вином кипящим освяти
Да запивай уху да кашу.
Это была веселая дружеская шутка...
***
Альманах "Северные цветы" выходил ежегодно и пользовался большим успехом. Но русской печатью завладела в то время реакционная группа писателей, среди которых на
первом месте были Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин. Для борьбы с ними у Пушкина и Дельвига возникла мысль издавать "Литературную газету". Газета начала выходить под
редакцией Дельвига 1 января 1830 года, но через год, 14 января 1831 года, редактор неожиданно скончался, и газета вскоре прекратила свое существование.
Посетив в 1836 году мастерскую скульптора Б. И. Орловского, Пушкин, вспомнив Дельвига, писал в стихотворении "Художнику":
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров
Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;
В темной могиле почил художников друг и советник.
Как бы он обнял тебя! Как бы гордился тобой!
***
Незадолго до смерти Дельвиг написал два стихотворения. Одно из них обращено было к жене - талантливой, но увлекавшейся и эксцентричной женщине, всегда находившейся
под чьим-нибудь влиянием, особенно под влиянием поселившейся у них Анны Керн, с которой она очень дружила. Дельвиг писал:
За что, за что ты отравила
Неисцелимо жизнь мою?
Ты как дитя мне говорила:
"Верь сердцу, я тебя люблю!"
И мне ль не верить? Я так много,
Так долго с пламенной душой
Страдал, гонимый жизнью строгой,
Далекий от семьи родной.
Мне ль хладным быть к любви прекрасной?
О, я давно нуждался в ней!
Уж помнил я, как сон неясный,
И ласки матери моей.
И много ль жертв мне нужно было?
Будь непорочна, я просил,
Чтоб вечно я душой унылой
Тебя без ропота любил.
Второе стихотворение обращено было к смерти:
Смерть, души успокоенье!
Наяву или во сне
С милой жизнью разлученье
Объявить слетишь ко мне?
Днем ли, ночью ли задуешь
Бренный пламенник ты мой
И в обмен его даруешь
Мне твой светоч неземной?
Утром вечного союза
Ты со мной не заключай!
По утрам со мною муза,
С ней пишу я – не мешай!
И к обеду не зову я:
Что пугать друзей моих;
Их люблю, как есть люблю я,
Иль как свой счастливый стих.
Вечер тоже отдан мною
Музам, Вакху и друзьям;
Но ночною тишиною
Съединиться можно нам:
На одре один в молчанье
О любви тоскую я,
И в напрасном ожиданье
Протекает ночь моя.
***
Ранняя смерть Дельвига потрясла его друзей. Все его очень любили. Трудно назвать еще кого-нибудь из русских поэтов, к кому обращено было при жизни так много дружеских
посланий.
Пушкин особенно тяжело пережил эту смерть. В самые трудные для него дни Дельвиг всегда был с ним. 6 мая 1820 года, когда Пушкин уезжал в южное изгнание, Дельвиг
проводил его до Царского Села и затем через несколько лет навестил в Михайловской ссылке.
Десятого августа 1830 года, за полгода до смерти, Дельвиг снова провожал Пушкина, когда тот уезжал из Петербурга в Москву. Они позавтракали в придорожном трактирчике,
и Дельвиг сказал, что собирается наконец написать свою русскую идиллию, о которой говорил ему еще в Лицее. Вскоре он читал ее Пушкину...
По поводу смерти Дельвига Пушкин писал П. А. Плетневу: "Вот первая смерть, мною оплаканная... Никто на свете не был мне ближе. Помимо его прекрасного таланта, это была
отлично устроенная голова и душа склада необычного... Он был лучший из нас".
И далее: "Говорили о нем, называя его покойник Дельвиг, и этот эпитет был столь же странен, как и страшен. Нечего делать! Согласимся. Покойник Дельвиг. Быть так".
Портрет Дельвига всегда висел в кабинете Пушкина над письменным столом, рядом с портретами Жуковского и Баратынского. И сейчас они висят на том же месте в последней
квартире Пушкина... |
| |
|
| |
Весною 1819 года Пушкин начал готовить первый сборник своих стихотворений. Их накопилось много. Имя
поэта уже было известно, и он решил выпустить сборник по подписке. Поэт отпечатал подписные листы и, всегда нуждаясь в деньгах, принял даже от друзей и знакомых 30–40
подписок.
В начале лета он простудился и серьезно заболел. Друзья волновались и сообщали друг другу подробности о ходе болезни. Дядя Пушкина, Василий Львович, писал Вяземскому:
«Пожалей о нашем поэте Пушкине. Он болен злою горячкою...».
«Пушкин спасен музами», – сообщил Карамзин из Царского Села в Москву Дмитриеву, когда опасность миновала.
Поэт стал поправляться, решил уехать в деревню и прощался с друзьями. В. В. Энгельгардту, внучатому племяннику Потемкина, такому же расточительному богачу и любителю
карточной игры, каким был и основатель вольного общества «Зеленая лампа» Н. В. Всеволожский, Пушкин писал:
Дай руку мне. Приеду я
В начале мрачном сентября:
С тобою пить мы будем снова,
Открытым сердцем говоря
Насчет глупца, вельможи злого,
Насчет холопа записного,
Насчет небесного царя,
А иногда насчет земного.
Пушкин имел здесь, очевидно, в виду вольные беседы за круглым столом под зеленой лампой, в которых принимал участие и Энгельгардт. Его он любил за то, что тот «охотно
играл в карты и очень удачно играл словами» в своих ходивших по городу забавных куплетах.
В начале июля Пушкин уезжает из Петербурга в Михайловское и в средине августа возвращается, навещает друзей и снова посещает собрания «Зеленой лампы». Голова его после
болезни обрита, вместо роскошных кудрей ее украшает парик. Стоя как-то у раскрытого окна квартиры Всеволожского, он приветствует проходящих мимо приятелей. Проходит
танцовщик кордебалета Дембровский. Сняв с головы парик, Пушкин размахивает им и декламирует:
Я ускользнул от Эскулапа
Худой, обритый, но живой;
Его мучительная лапа
Не тяготеет надо мной.
В ноябре Всеволожский собирается надолго в Москву, и Пушкин провожает его поэтическим посланием:
Прости, счастливый сын пиров,
Балованый дитя свободы!
Итак, от наших берегов,
От мертвой области рабов,
Капральства, прихотей и моды
Ты скачешь в мирную Москву...
Ты там на шумных вечерах
Увидишь важное безделье,
Жеманство в тонких кружевах
И глупость в золотых очках,
И тяжкой знатности веселье,
И скуку, с картами в руках...
***
Пушкин вплотную принялся за прерванную болезнью работу по подготовке к печати задуманного сборника. Он составил его план и дал писарю переписать намеченные стихи.
Переписанные одним почерком на листах плотной бумаги большого формата, они составили довольно объемистую тетрадь в черной обложке.
Рукопись была уже готова к печати, когда весною 1820 года Пушкин и Всеволожский встретились как-то за зеленым полем. Неизвестно, была ли у Пушкина с собою в тот вечер
тетрадь подготовленных им к печати стихотворений, но в азарте карточной игры он «полупроиграл», «полупродал» Всеволожскому эту рукопись за тысячу рублей, из которых
пятьсот шли в счет карточного проигрыша, а пятьсот поэт получал наличными. Всеволожский приобрел, таким образом, право на издание сборника, и Пушкин был уверен, что
тот издаст его.
Тетрадь эта получила название Тетради Всеволожского...
***
Политическая обстановка в России в то время накаляется. В Петербурге активизируются тайные общества.
Одно за другим проходят заседания Коренной думы Союза благоденствия с участием таких активных его членов, как Никита Муравьев, С. М. Лунин, Н. И. Тургенев, Илья
Долгоруков и наезжающие с юга П. И. Пестель, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы. Единогласно принимается решение о необходимости уничтожения самодержавия и учреждения
в России республиканского образа правления. Впервые встает вопрос о цареубийстве.
Со многими из будущих декабристов Пушкин знаком лично и часто встречается. Знакомится с Рылеевым и Каховским. В 1835 году, уже находясь на каторге, декабрист Лунин
получил от сестры, Уваровой, письмо, в котором та сообщала, что Пушкин сохраняет у себя его «прядь волос, которую он утащил у тетки Катерины Федоровны (Муравьевой. –
А. Г.), когда ты велел побрить голову перед отъездом...».
В Петербург доходит известие об убийстве в Париже 1(13) февраля 1820 года, рабочим-седельщиком Лувелем герцога Беррийского, сына наследника французского престола.
В первые дни апреля Пушкин появляется в петербургском Большом театре и, расхаживая по рядам кресел, показывает друзьям и знакомым литографированный портрет Лувеля со
своей надписью: «Урок царям».
Все это вынуждает петербургского военного генерал-губернатора Милорадовича дать приказ достать написанные Пушкиным оду «Вольность» и несколько ходивших по городу его
эпиграмм. Полиция отыскивает их «не без труда и издержек», и Александр I приказывает Милорадовичу произвести у Пушкина обыск и арестовать его.
Пушкин сам является к Милорадовичу, предупреждает, что бумаги его сожжены и обыск у него бесполезен. Он помнит все свои недозволенные стихи наизусть и готов их тут же
написать. В присутствии Милорадовича Пушкин заполняет ими целую тетрадь, тот со смехом читает их и от имени Александра I объявляет Пушкину прощение.
Царь недоволен этим. В беседе с директором царскосельского лицея Е. А. Энгельгардтом он говорит:
— Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть читает их. Мне нравится откровенный его поступок с Милорадовичем,
но это не исправляет дела. За Пушкина заступается перед царем Карамзин, и поэта отправляют не в Сибирь, а в южную ссылку, в распоряжение наместника Бессарабии генерала
Инзова.
«Быть по сему», – пишет Александр I на официальном письме по этому поводу, адресованном Инзову. К письму прилагается краткая записка на французском языке с объяснением
вины поэта: «Несколько поэтических пиес, в особенности же одна на вольность, обратили на Пушкина внимание правительства».
Пушкин получает тысячу рублей на проезд до места назначения и 6 мая выезжает из Петербурга в южную ссылку в сопровождении своего дядьки Никиты Козлова.
***
Волнует и не перестает волновать поэта мысль об оставшейся у Всеволожского подготовленной к печати тетради стихотворений. Отнесется ли к ним Всеволожский с вниманием и
как товарищ по «Зеленой лампе» любовно выпустит их в свет или «минутный друг минутной младости», занятый своими обширными рыбными промыслами, табачными и рисовыми
плантациями, виноградниками и «прелестницами», будет держать их в забвении на одной из полок своего большого барского кабинета...
Всего минутный наблюдатель,
Ты посмеешься под рукой, –
писал Пушкин Всеволожскому. И дальше:
Я вижу мысленно тебя:
Кипит в бокале опененном
Аи холодная струя;
В густом дыму ленивых трубок,
В халатах, новые друзья
Шумят и пьют! – задорный кубок
Обходит их безумный круг,
И мчится в радостях досуг;
А там египетские девы
Летают, вьются пред тобой;
Я слышу звонкие напевы,
Стон неги, вопли, дикий вой;
Их исступленные движенья,
Огонь неистовых очей,
И все, мой друг, в душе твоей
Рождает трепет упоенья...
Но вспомни, милый: здесь одна,
Тебя всечасно ожидая,
Вздыхает пленница младая...
«Пленница младая».. Это была воспитанница Театрального училища, танцовщица кордебалета Авдотья Ивановна Овошникова, которой увлекался Всеволожский.
Сейчас Пушкин сам был «пленником». Предполагая, что, быть может, Всеволожский уже издал его стихотворения, он пишет 27 июля 1821 года брату Льву из Кишинева:
«...постарайся свидеться с Всеволожским – и возьми у него на мой счет число экземпляров моих сочинений (буде они напечатаны)... – экземпляров 30. Скажи ему, что я
люблю его, что он забыл меня, что я помню вечера его, любезность его..., Овошникову его, Лампу его – и все елико друга моего».
Какой глубокой тоской пронизано это короткое письмо ссыльного поэта – тоской по далеким друзьям, по «Зеленой лампе», по Петербургу!..
Пушкин пишет друзьям одно письмо за другим. «Ветреность моя и ветреность моих товарищей наделала много беды», – с горечью признается он. И в письме от 29 июня 1824
года просит своего друга А. А. Бестужева (Марлинского): «...постарайся увидеть Никиту Всеволожского, лучшего из минутных друзей моей минутной младости. Напомни этому
милому, беспамятному эгоисту, что существует некто А. Пушкин, такой же эгоист и приятный стихотворец. Оный Пушкин продал ему когда-то собрание своих стихотворений за
1000 рублей ассигнациями. Ныне за ту же цену хочет у него их купить. Согласится ли Аристипп Всеволодович? Я бы в придачу предложил ему мою дружбу, но он располагает ею
уже давно, вообще же дело идет только о 1000 рублях. Покажи ему мое письмо».
Пушкин назвал в этом письме Никиту Всеволожского именем жившего в IV веке до нашей эры греческого философа Аристиппа, учившего, что счастье человеческое заключается в
наслаждениях.
Самому Всеволожскому поэт пишет в конце октября того же 1824 года из Одессы: «Не могу поверить, чтоб ты забыл меня, милый Всеволожский, – ты помнишь Пушкина,
проведшего с тобою столько веселых часов, – Пушкина, которого ты видал и пьяного и влюбленного, не всегда верного твоим субботам, но неизменного твоего товарища в
театре, наперсника твоих шалостей, того Пушкина, который отрезвил тебя в страстную пятницу и привел тебя под руку в церковь театральной дирекции, да помолишься господу
богу и насмотришься на госпожу Овошникову. Сей самый Пушкин честь имеет напомнить тебе ныне о своем существовании и приступает к некоторому делу, близко до него
касающемуся... Помнишь ли, что я тебе полупродал, полупроиграл рукопись моих стихотворений? Ибо знаешь: игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно – ныне
решился я исправить свои погрешности, начиная с моих стихов, большая часть оных ниже посредственности и годится только на совершенное уничтожение, некоторых хочется
мне спасти. Всеволожский милый, царь не дает мне свободы! продай мне назад мою рукопись, – за ту же цену 1000 (я знаю, что ты со мной спорить не станешь; даром же
взять не захочу). Деньги тебе доставлю с благодарностью, как скоро выручу... Передумай и дай ответ. Обнимаю тебя, моя радость, обнимаю и крошку Всеволодчика. Когда-то
свидимся... когда-то...».
Лишь 13 марта 1825 года Пушкин получил, наконец, через брата Льва возвращенную ему Всеволожским тетрадь стихотворений.
Открывалась она ранними, еще лицейскими, элегиями – «Гроб Анакреона» и «Пробуждение» – и позднейшими – «Выздоровление» и «К ней». Обращаясь «к ней», к своей музе,
Пушкин говорил:
В печальной праздности я лиру забывал,
Воображение в мечтах не разгоралось,
С дарами юности мой гений отлетал,
И сердце медленно хладело, закрывалось.
И вслед за этим – строки о своем возрождении как поэта, с особой силой прозвучавшие в послелицейский период его творчества.
Но вдруг, как молнии стрела,
Зажглась в увядшем сердце младость,
Душа проснулась, ожила,
Узнала вновь любви надежду, скорбь и радость.
Все снова расцвело! Я жизнью трепетал...
Дальше в тетради Всеволожского шли стихотворения: «Разлука», «Уныние», «Месяц», «Друзьям» («К чему, веселые друзья»), «Мечтателю», «Наездник», «Подражание» («Я видел
смерть»), «К Лиле», «Желание», «Морфей», «Веселый пир», «В альбом Пущину», «Твой и мой», «К портрету Жуковского», «Именины», «Усы», «Заздравный кубок», «Романс», «К
Жуковскому», «К N. N. (Энгельгардту)», «Амур и Гименей», «К Дельвигу» («Любовью, дружеством и ленью»), «Торжество Вакха», «К
Лицинию».
На протяжении двух дней Пушкин работает над сборником стихотворений, вносит правки, уточняет названия, вычеркивает одни стихи, вписывает новые, распределяет
стихотворения по жанрам, готовит их к печати. Вся писарская рукопись тетради испещрена пометками Пушкина. Некоторые первоначальные варианты стихотворений коренным
образом перерабатываются.
Не имея права выезжать из Михайловского, Пушкин посылает рукопись в Петербург Плетневу, просит его связаться с Жуковским и Гнедичем, вместе с ними все проверить,
исправить ошибки и по своему усмотрению исключить лишнее.
Отправляя в Петербург рукопись, он пишет 15 марта 1825 года: «Брат Лев и брат Плетнев! Третьего дня получил я мою рукопись. Сегодня отсылаю все мои новые и старые
стихи. Я выстирал черное белье наскоро, а новое сшил на живую нитку. Но с вашей помощью надеюсь, что барыня публика меня по щекам не прибьет, как непотребную прачку».
Пушкин заботливо вникает во все подробности оформления будущей книги, просит друзей не забыть о виньетке. Он пишет: «Печатайте каждую пиесу на особенном листочке,
исправно, чисто... и пожалуйста без ~~~ и без – * – и без = вся эта пестрота безобразна и напоминает Азию. Заглавие крупными буквами – и ä la
ligne[2].– Но каждую штуку особенно – хоть бы из четырех стихов состоящую – (разве из двух, так можно à la ligne и другую)».
Лишь 30 декабря 1825 года сборник «Стихотворения Александра Пушкина» вышел, наконец, в свет. Он помечен был 1826 годом. В нем помещено было 17 элегий, 24 разных
стихотворения, 21 эпиграмма, надписи, 12 подражаний древним, 16 посланий, 9 подражаний Корану. Всего 99 произведений на 192 страницах. Сборник был выпущен тиражом в
1200 экземпляров по цене 10 рублей за экземпляр.
Он явился первым изданием стихотворений Пушкина. С большинством из них читатели познакомились впервые. До этого были изданы поэмы: «Руслан и Людмила» – в 1820 году,
«Кавказский пленник» – в 1822 году, «Бахчисарайский фонтан» – в 1824 году – и первая глава «Евгения Онегина» – в 1825 году. Стихотворения же поэта распространялись в
многочисленных списках, и выход сборника стал подлинным праздником для всей читающей публики.
Имя Пушкина было в то время уже широко известно. Жена Всеволожского как-то, уже позднее, совершила поездку на Кавказ и в Грузию. После этого в 1829 году появилась
книга за подписью скрывшегося под инициалами H. Н. автора. На страницах 46–47 этой книги мы читаем:
«...часто любители литературы являются с журналами, с кипами стихов, и там (на кавказских минеральных водах), где за несколько десятков лет собирались черкесы, чтобы с
высот нетерпеливыми взорами приветствовать возвращающихся с добычи хищных своих собратий, там гремит теперь поэзия и вторится имя Пушкина».
Книга эта сохранилась на полках пушкинской библиотеки.
Одна за другой начали выходить в то время в свет отдельные главы «Евгения Онегина», в 1827 году – «Цыганы» и «Братья-разбойники», в 1829 году – новое издание
«Стихотворений Александра Пушкина» в четырех книгах, в 1831 году – «Борис Годунов», в 1833 – «Евгений Онегин» (весь роман в стихах полностью).
***
Карамзин получил сборник стихотворений Пушкина от Плетнева. Его несколько смутил пушкинский эпиграф: «Первая молодость воспевает любовь, более поздняя – смятения».
Сборник вышел через две недели после восстания декабристов, и эпиграф этот Карамзин воспринял как выражение симпатий восставшим. Он заметил Плетневу:
– Что это вы сделали! Зачем губит себя молодой человек?
Плетнев поспешил успокоить Карамзина: поэт разумел не что иное, как смятение чувств...
Необходимо сказать, что рискованный эпиграф к сборнику стихотворений Пушкина был напечатан по-латыни (из римского поэта Проперция). И потому, может быть, никто, кроме
Карамзина, не обратил внимания на его злободневный смысл – латынь знали немногие.
В средине января 1826 года Пушкин получил в Михайловском от Плетнева пять экземпляров вышедшего сборника... 5 января 1826 года в официальной печати появилось сообщение
об образовании следственной Комиссии для расследования «ужасного заговора» 14 декабря 1825 года, а в газете «Русский инвалид» – того же 5 января 1826 года объявление:
«Стихотворения Александра Пушкина. 1826. Собрание прелестных безделок, одна другой милее, одна другой очаровательнее. Продается в магазине И. В. Сленина у Казанского
моста, цена 10 р., с пересылкою 11 р.».
«Прелестными безделками» названы были в объявлении такие произведения Пушкина, как «Андрей Шенье», «К Овидию», «Песнь о вещем Олеге», «Вакхическая песня», «Лицинию»,
«Чаадаеву», «Муза», «Наполеон», «К морю», «Черная шаль»...
Пушки« благодарит Плетнева за издание его стихотворений и просит Жуковского похлопотать перед Николаем I о разрешении ему выехать из Михайловского «куда-нибудь, где бы
потеплее? – если уж никак нельзя мне показаться в Петербурге...». Обращаясь с этой просьбой к Жуковскому, Пушкин все же просит старого поэта не ручаться перед царем
за его будущее поведение...
Известно, что лишь 8 сентября 1826 года Пушкин получил, наконец, разрешение покинуть Михайловское...
***
Уже к концу февраля «Стихотворения Александра Пушкина», вышедшие тиражом в 1200 экземпляров, были полностью распроданы. Плетнев писал 27 февраля Пушкину: «Стихотворений
Александра Пушкина у меня уже нет ни единого экземпляра, с чем его и поздравляю. Важнее того, что между книгопродавцами началась война, когда они узнали, что нельзя
больше от меня ничего получить. Это быстрое растечение твоих сочинений вперед заставит их прежде отпечатания скупать их гуртом на наличные деньги».
Плетнев излагает в письме «форму», коей он руководствовался при продаже сборника стихотворений своего друга: «1. Покупщику, требующему менее 50 экземпляров, нет
уступки ни одного процента. 2. Кто берет на чистые деньги 50 экземпляров, уступается ему 10 процентов. 3. Кто 100 экземпляров, уступается 15 процентов. 4. Кто 300
экземпляров, уступается 20 процентов. 5. Кто 500 экземпляров, уступается 25 процентов. 6. Кто 1000 экземпляров, уступается 30 процентов.
На будущее время я отважусь предложить им одну общую статью: кто бы сколько ни брал, деньги должны взносить чистые и уступки больше 10 процентов не получит».
Так отразил Плетнев в письме к Пушкину новую «форму» взаимоотношений с книгопродавцами.
Продолжение: La Princesse Nocturne >>>
|
|
1. Источник: Гессен И. А. "Все волновало нежный ум...". Пушкин среди
книг и друзей. – М.: Наука, 1965. – 510 с.
На страницах настоящей книги автор рассказывает о друзьях Пушкина в обычном смысле этого слова и о друзьях-книгах. Это своего рода жизнеописание поэта, небольшие
биографические этюды, написанные ясным языком, дающие представление о жизни и творчестве поэта.
Основываясь на строго документальных фактах жизни и творческого пути Пушкина, автор рассказывает, как читал поэт ту или иную стоявшую на полках его библиотеки книгу,
какие отметки делал на полях, как отразилось это в его произведениях.
Читая этюды А. И. Гессена, мы как бы переносимся в обстановку далекой пушкинской поры. ( вернуться)
2. С красной строки (франц.). ( вернуться)
|
| |
| |
|
| |
|
|
|
