АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ[1]

1. «Ананасы в шампанском» – из цикла «I. Розирис», сб. «Ананасы в шампанском. Поэзы (1915)». Сборник вышел в свет 28 января.
За 1915–1918 гг. сборник выдержал пять изданий. (вернуться)

2. Нагасаки – город в Японии, в западной части острова Кюсю, был особенно памятен Северянину. В автобиографической поэме “Роса оранжевого часа” (1925) поэт писал о своей поездке на Дальний Восток с отцом:
Я был японкою Кицтаки
Довольно сильно увлечен;
С тех пор мечтать о Нагасаки
Пожизненно я обречен...
(вернуться)

О стихотворении «Ананасы в шампанском»

УВЕРТЮРА
(“Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!..”)

Б. Погорелова вспоминала, как в одну из брюсовских “сред” после чтения Северяниным “Прощальной поэзы” В. Брюсов «принялся рассуждать о том, что северянинское словообразование “грёзофарс” (“Я поэзию (в тексте - трагедию) превращу в грёзофарс”) совершенно чуждо духу русского языка: ГРЁЗА-де слово русское, а ФАРС – французское. Северянин насупился и молчал. Когда же разговор перешел на чисто теоретические темы, он стал прощаться» (Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 38).

Позже В. Брюсов писал: «...B январе 1915 г. в Петрограде Игорь Северянин пишет “увертюру” к своему III сборнику, где угрожает: “Я трагедию жизни превращу в грёзофарс” (III, 7). Сказано ли это иронически или в самом деле поэт мечтает сделать из жизни фарс, хотя бы и “грёзо”?» (Критика, 18). П. Драверт высмеял эту строчку: «Не опечатка ли в последнем слове? “Грязный фарс” был бы уместнее» (Камско-Волжская речь. 1915. 15 марта).

Стихотворение (как и название книги “Ананасы в шампанском”) приобрело широкую известность и стало своего рода визитной карточкой поэта. Еще до выхода сборника К. Чуковский, как бы предвосхищая “Увертюру”, писал о Северянине: “...богатый музыкально-лирический дар. У него словно не сердце, а флейта, словно не кровь, а шампанское! Сколько бы ему ни было лет, ему вечно будет восемнадцать” (Чуковский К. Футуристы с. 205).

Г.В. Иванов вспоминал, что на “поэзо-праздниках” в редакции “Петербургского глашатая” в меню ужина “фигурировали ананасы в шампанском, Крем де Виолетт и филе молодых соловьев” (Иванов Г.В. Петербургские зимы // Стихотворения: Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. М., 1989. С. 295-296).

Увертюра вызвала интерес критиков и пародистов. Путь Северянина после “Громокипящего кубка” и “Златолиры” называли путем “грёзо-фарса” {Марков П.А. Книга воспоминаний. М., 1983. С. 530).

«Он “подает” свои поэзы блистательно, – писал критик газеты “Голос Москвы”. – В “шикарной” сервировке стиля “модерн”. Под музыку грациозных, томных, искрящихся, своевольных ритмов. (...) И если Андрей Белый по широте своей натуры «запускал в небеса “ананасом”, то Игорь Северянин предпочитает просто “запустить” его в шампанское» {Пессимист. Ананасы в денатурате // Голос Москвы. 1915. 14 апр.).

Наибольшее внимание привлекла первая строка “Увертюры”, давшая заглавие всей книге. «Главное, чем он “лучится”, – писал А.Е. Редько, – это чисто желудочные переживания. Даже всю третью книгу свою он назвал: “Ананасы в шампанском”. Теми же словами начинается первая “поэза”... (...) “Поэзы” Игоря Северянина нередко какая-то контрафакция из ресторанных меню. То и дело в его стихах встречается: дессертно, мускат-люнельно, английский бисквит, устрицы, ягоды, шницель с анчоусом, артишоки и спаржа, клико и чаек» {Редько А.Е. Фазы Игоря Северянина // Журнал журналов. 1915. № 9. С. 18).

Критик А. Оршанин задает вопрос: «Как понять сладострастный садизм, с которым поэт топит лилии в ананасах в шампанском, фиалки в крем-де-мандарине, загрязняет и опошляет “случайные чайные розы” своей поэзии?» (Русская мысль. 1915. № 5. С. 27).

О сборнике «Ананасы в шампанском»

Все юношеские произведения, за исключением первых восьми брошюр (раздел “Морская война”), автор стремился перепечатать в составе своего собрания поэз. Около 100 стихотворений вошло в “Громокипящий кубок”, 30 стихотворений – в “Ананасы в шампанском”, по 20 стихотворений включено в “Златолиру”, “Victoria Regia”, 40 – в “Поэзоантракт”. Остальные тексты Северянин собрал в том “Ручьи в лилиях”, издание которого не состоялось.

Первое издание: Северянин И. Ананасы в шампанском. Поэзы. М.: Наши дни, 1915, тираж 2400 экз. Вышло в свет 28 января. За 1915–1918 гг. сборник выдержал пять изданий.

В составе каждого издания “Собрания поэз” вышло 500 нумерованных экземпляров на александрийской бумаге в переплетах из парчи синего и темно-красного тона. Роскошное издание № 125 (1916) с портретом автора хранится в Музее книги РГБ. Бумага для него изготовлена по специальному заказу писчебумажным фабрично-торговым Товариществом М.Г. Кувшинова.

В 1991 г. в издательстве “Книга” издан репринт, который воспроизводит тексты первого издания, оглавление и библиографию второго издания.

Издания сборника «Ананасы в шампанском» отличались по составу.

В первое издание вошло 94 стихотворения 1903–1914 гг. Из них 44 были опубликованы в книге впервые:
Увертюра, В коляске Эсклармонды, Барбарисовая поэза, На островах, Поэза о тысяча первом знакомстве, В осенокошенном июле, Родник, К черте черта, Поэза спичечного коробка, Электрассонанс, В гостинице, Кузина Лида, Никчемная, Жуткая поэза, Рондо оранжевого заката, Когда ночело, Тень апельсинной ветки, Шантажистка, Шансонетка горничной, На голос весенней новеллы, Эскизетка, Эго-рондола, Промельк I, Пятицвет II, В ресторане, Отчаяние, Поэза о “Mignon”, Блаженный Гриша, Предостерегающая поэза, Она критикует..., Букет забвения, Berceuse томления, Один бы лепесток!.., Чьи грёзы?.., Насмешка короля, Ответ Л. Афанасьеву на его послание, Перекат II, Все то же, Проба пера, Цветы и ядоцветы, Промельк П, Миррэты, Лепестки оживают...

Имеется два раздела под названием “Розирис” и «Незабудки на канавках. Стихи “давно минувших лет”». В первый раздел вошли “нео-поэзные мотивы”. Во второй раздел, который, в соответствии с заглавием и датировкой большинства стихотворений, расценивался критиками как составленный из ранних произведений, включены стихи, объединенные темой воспоминаний, “давно минувших лет”, которая в подзаголовке заключена в кавычки.

Третье издание значительно дополнено стихами 1903–1913 гг., ранее нигде не опубликованными. Эти стихи Северянин включил во второй раздел и соответственно изменил подзаголовок к разделу: «Стихи “давно минувших лет”, двадцатью четырьмя поэзами дополненные». На самом деле третье издание дополнено 23 поэзами, ранее нигде не напечатанными. При подсчете количества стихов автором была допущена неточность: одно из них – “Серенада. Хоровод рифм” – было посчитано дважды – и заглавие, и подзаголовок:
Мечты о Фофанове, Стансы. Осенняя царица, Ее сестра, Миньонет, Импровиза, Эксцентрична, Тёзки, Открытка Валерию Брюсову, Бежать в льяносы!, Кадрильон, Знаком ли ты? Из Кармен Сильва, Ее вниманье..., Мадригал, Лесной набросок, Укор, Под шум Victoria Bau. Квантунская элегия; Плыву рекой..., На миг..., Вешний звон, Серенада. Хоровод рифм; Шутка. Фофанову.

В ОР РГБ имеются материалы к этому изданию: стихотворения, которыми Северянин дополнил второй раздел (автограф, списки рукой неуст. лица, машинопись) и неполная верстка с исправлением опечаток.

Известно несколько экземпляров книг с дарственными надписями автора. На первом издании АШ сразу после выхода книги сделаны две надписи Ф.К. Сологубу и его жене, А.Н. Чеботаревской:
“Дорогому Федору Сологубу – всегда Его Игорь. Петроград, 3 февраля 1915 г.” “Милой Анастасии Николаевне Чеботаревской с искренней приязнью автор. Петроград, 1915” (оба изд. – Библиотека ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом)).

Одно из изданий книги “Ананасы в шампанском” (1915) Северянин подарил своим двоюродным сестрам - Елизавете Михайловне Лотарёвой-Якульской и Лидии Михайловне Лотарёвой – с дарственной надписью: “Лиле и Лиде, милым московским кузинам, любящий их автор. Петроград, 1915” (собрание внучатой племянницы Северянина, М.Г. Рогозиной. Москва). На втором издании: “Марии Моравской от Semper idem’a. 18.V.1915” (собрание М. Лесмана. Музей Анны Ахматовой. СПб.).

Критик С. Рубанович в лекции о творчестве Северянина на поэзоконцерте в Политехническом музее (Москва), где поэт читал стихи, вошедшие в сборник АШ (состоялся 31 янв. 1915), сказал: “Мне кажется несомненным, что повышенная эмоциональность является самым существенным свойством личности И(горя) С(еверянина) как поэта. Весь мир для него – многотонная гамма ощущений – и ощущений по преимуществу пассивно страдательных, чем, пожалуй, можно объяснить частое сравниванье самим И(горем) С(еверяниным) своих переживаний с ощущением вкуса – и, о, какое тонкое гурманство проявляет тогда поэт-денди. Недаром названиями фантастических и существующих яств и ликеров пестрят его поэзы... Может быть, самый сок жизни представляется ему как эти колоритные, сладко пьяные и обжигающие напитки, от которых кружится голова и все вещи пускаются в плавный танец. И когда опьяненным взглядом он окидывает картину природы или опьяненным сердцем переживает мгновение любви – его вдруг настигает галантный эксцесс и из глубей приливающий прибой выкидывает нам на берег узорно-ажурную пену – замысловатое кружево его стихов” (Критика, 69).

Совсем другие впечатления об этом же вечере сохранились в дневнике театрального критика П.А. Маркова: «Вообще творчество Игоря Северянина упало. Его “Ананасы в шампанском” лучшее тому доказательство. Этот сборник стихов, за исключением немногих, бездарен. Первая его часть лишена остроты и яркости “Громокипящего кубка” и более неудачной “Златолиры”, вторая – банальна. Игорь Северянин пошел по пути “грёзо-фарса”, и большинство “поэз”, “пропетых” поэтом на этом вечере, относится к этой “гривуазной” области. Эти сюжеты доставляют ему, видимо, большое удовольствие, и поэт не только не скрадывает эти рискованные мысли, но, наоборот, очень их подчеркивает и смакует. Очарование передачи стихотворений, покорившей в первый его вечер, рассеялось, как дым. Эти напевы, однотонные и однообразные, часто мешающие добраться до смысла туманных “поэз” Северянина, утомляют слушателя. (...) Все “новое” – вымучено и надумано. Поэт теперь пишет не потому, что пишется, а для публики. И публика благодарна Игорю Северянину. Вчера зал Политехнического музея был совершенно переполнен: “яблоку было негде упасть”. Успех поэт имел громадный. Зала стонала и ревела от восторга, полученного от заунывного чтения “божественного” Игоря» (Марков П А. Книга воспоминаний. М., 1983. С. 530-531).

Третья книга Северянина вызвала в печати более прохладный отклик, чем вторая, “Златолира”, и тем более “Громокипящий кубок”. Объяснение этому изложено выше в статье “Согреет всех мое бессмертье...” (наст. изд.). Неровность успеха Северянина во многом зависела от того, что после ГК поэт помещал в новые сборники более ранние, чем в ГК, стихотворения. Вместе с тем Игорь Северянин, вдохновленный успехом ГК, в АШ усилил элемент смелой (и очень смелой) парадоксальности и ухищрений, делавших книгу более трудной для восприятия читателей. Аналогичным было движение тех же лет у Маяковского, Бурлюка, Кручёных и др.

Но в годы войны и революции стало уже не до ананасов.

«...Во время революции, – вспоминала Б. Погорелова в очерке “Валерий Брюсов и его окружение”, – из Ревеля (тогда ставшего столицей Эстонии) от Северянина пришло письмо. В нем поэт просил В.Я. похлопотать о въездной обратной визе в Россию. Сообщал, что ему очень плохо живется, что он грустит и вне России не видит для себя выхода из прямо трагически создавшегося положения. Брюсов ничего не предпринял... А на недоумевающий вопрос Б. Погореловой ответил уклончиво и двусмысленно: – Он лучше сделает, если постарается уехать в Париж или Нью-Йорк. Какие уж тут у нас “Ананасы в шампанском”» (Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 38).

А. Оршанин в статье “Поэзия шампанского полонеза” писал: «Совершается ужасный уклон от весенней грозы с ее “Громокипящим кубком” в сторону ожемчуживания эксцессов, от молодых раскатов жизни к грёзофарсу с ананасами в шампанском. (...) Поэзия Северянина и есть поэзия шампанского полонеза. Целомудренную лилию своей поэтической мечты он с утонченным сладострастием топит в шампанском вожделении под звуки певучего прелюда. Стоит ему правой рукой заиграть какой-нибудь певучий мечтательный прелюд, левая рука присоединяет неожиданно мотив как-уока, и вся пьеса звучит каким-то прелюдо-как-уоком, невероятным грёзофарсом. И чем дальше поэт уходит от “Громокипящего кубка”, тем явственнее слышится как-уок и тем глуше звенит робкий прелюд грозы. (...) Когда я читал стихи Северянина, я вспомнил этюд Дегаза “Женщина за туалетом”. Нагая женщина сидит к зрителю спиной. Спина – маловыразительный животный лик человека. Вы всматриваетесь в спину и силитесь создать лицо этой женщины, по линиям спины творите очерк лица. Муза Северянина в большей части его поэз стоит к вам спиной, ибо она – муза “эстета с презрительным лорнетом”. Но власть таланта так сильна, что вы предчувствуете обаяние ее лица» (Русская мысль. 1915. № 5. С. 24).

Уже в августе 1915 г. в журнале “Бюллетени литературы и искусства” (№ 23-24) был напечатан библиографический обзор критики о книге поэз “Ананасы в шампанском”. Критики упрекали Северянина за то, что он включил в книгу в основном стихи “давно минувших лет”, и за славословие пошлости (Тынянов А. День. 1915. 26 февр.). За эстетической индивидуализм его называли «сокращенным российским издателем английского эстета (Оскара Уайльда). (...) С. может быть привлекателен только там, где – по существу переживаний – не может быть никаких борений и “золы мысли”. (...) Но и в сфере чувства этот одаренный словесный мастер на самом деле влечется в примитив...» (Редько А.Е. Рус(ские) Зап(иски). 1915. – 5

Подводя итоги обсуждения книги в печати, С. Бобров писал: «Третья книга И.С. вызывает еще меньше восторгов, чем “Златолира”; – “Шампанское И.С. отзывает фальсификатом весьма дурной марки” (К(амско)-Волж(ская) р(ечь)); в Ялте еще боятся “декадентов” и причисляют И.С. к ним; “Черниговское Слово” (28–IV–15) говорит: “И.С. собрал в своих книгах все, что свидетельствует о дурном вкусе” – всем ведь известна великая эстетность г. Чернигова, второго по этой части вслед за Нью-Йорком; “Ананасы в денатурате!” – кричит “Голос Москвы” (14–IV–15); “Ананасы в ханже!” поправляет более осведомленный “Голос Жизни”.