1. Ветка Палестины – в журнале «Отечественные записки», 1839, том III, № 5, отд. III, с. 275—276.
Копия — ПД, тетр. 15; под загл. зачеркнуто: «Посвящается А. М — ву», т. е. писателю Муравьеву Андрею Николаевичу (1806—1874), который в своих
воспоминаниях сообщает, что «Ветка Палестины» была написана у него на квартире 20 февр. 1837 г. перед арестом Лермонтова, когда тот приезжал к
нему в связи с начавшимся следствием по делу о ст-нии «Смерть поэта»: «Долго ожидая меня, написал он... чудные свои стихи «Ветка Палестины»,
которые по внезапному вдохновению у него исторглись в моей образной при виде палестинских пальм, принесенных мною с Востока» (Муравьев А. Н. Знакомство
с русскими поэтами. Киев, 1971. С. 24).
В книге «Описание предметов древностей и святыни, собранных путешественником по святым местам» (Киев, 1872. С. 8) Муравьев, очевидно, ошибочно отнес
ст-ние к 1836 г. А. П. Шан-Гирей в своих воспоминаниях пишет о том, что ст-ние связано с А. Н. Муравьевым, и сообщает, что пальмовую ветку Муравьев
подарил Лермонтову («Русское обозрение». 1890, № 8. С. 747).
«Ветка Палестины» напоминает
стихотворение Пушкина «Цветок» (напечатано в 1829 г.) и состоит из ряда вопросов (как и у Пушкина), обращенных к пальме.
(
вернуться)
2. Солима бедные сыны... – Иерусалима.
Строки говорят об иудеях, которым в Сионе – Солиме – положено либо молиться, либо петь (Сионом в Танахе и более поздних источниках обычно называют Иерусалим). (
вернуться)
3. Божьей рати лучший воин – один из паломников к святым местам в Иерусалиме, приезжающий оттуда
на родину с пальмовой ветвью.
Таким паломником был А. Н. Муравьев, написавший книгу «Путешествие ко святым местам в 1830 г.» (Спб., 1832), ознаменовавшую начало его деятельности
в качестве религиозного писателя и проповедника. (
вернуться)
4. Кивот – киот. (
вернуться)
_____________________________
«Ветка Палестины» – стихотворение Лермонтова; вопрос о его датировке остается открытым.
В прижизненном сб. стихов (1840) указан 1836; в книге мемуариста А. Н. Муравьева «Знакомство с русскими поэтами» (1871) — конец февр. 1837, а в его же
«Описаниях предметов древности...» (1872) — 1836.
В наборной копии стихотворение имело помету: «Посвящается А. М.», впоследствии зачеркнутую, т. к. ко времени публикации («ОЗ», 1839) смысл посвящения,
продиктованного конкретными обстоятельствами, отпал. Содержание стихотворения в сопоставлении с контекстом жизни Лермонтова заставляет предположить,
что наиболее вероятная дата — февр. 1837; после создания «Смерти поэта» Лермонтову грозила опала, и он искал помощи у Муравьева, который ходатайствовал
за него перед А. Н. Мордвиновым, управляющим III отделением. С этими событиями соотнес «Ветку Палестины» Муравьев: «Когда же возвратился домой, нашел у
себя его записку, в которой он опять просил моего заступления, потому что ему грозит опасность. Долго ожидая меня, написал он, на том же листке,
чудные свои стихи „Ветка Палестины“, которые по внезапному вдохновению исторглись в моей образной, при виде палестинских пальм, принесенных мною с
Востока...». По воспоминаниям Э. А. Шан-Гирей, пальмовая ветка была подарена Муравьевым Лермонтову и хранилась в «ящике под стеклом».
Конкретная ситуация в стихотворении непосредственно выступает в образах христианской новозаветной мифологии, уже освоенных русской
поэзией (в т. ч. А. С. Пушкиным, Е. А. Баратынским). Они предопределены местом написания стихотворения (образная) и устойчивыми символами религиозного
Писания и обрядности. С пальмовыми ветвями и восклицанием «осанна!» («спасение!») встречали Христа при въезде в Иерусалим; в Иордане крестился Иисус
(отсюда эпитет «чистых» в значении «освященных истинной верой»); с образами «мира и отрады» сопряжены евангельские представления о прощении и спасении.
Этим христианским мотивам сопричастен образ «божьей рати лучшего воина», терпящего страдания, духовно непреклонного, твердого в вере и надежде.
На почве христианской мифологии возникает поэтическая образность «Ветки Палестины». «Восточный стиль» в русской поэзии традиционно связан, в частности,
с декларацией стойкости и личного мужества. Так, уже отмечена перекличка стихов «Ветки Палестины» с пушкинским воссозданием в «Бахчисарайском фонтане»
образа Марии — чистой и твердой в вере («Лампады свет уединенный, / Кивот, печально озаренный, / Пречистой девы кроткий лик / И крест, любви символ священный»;
ср. у Лермонтова: «Прозрачный сумрак, луч лампады, / Кивот и крест, символ святой»).
Образная структура стих. обнаруживает также точки соприкосновения с формой элегических медитаций В. А. Жуковского и
А. С. Пушкина («Цветок»)
благодаря развитой системе вопросов, выполняющих мелодическую функцию и осложненных у Лермонтова «сюжетными» намеками. Поэтому мифологическая образность
наполняется глубоко личным и обобщенным содержанием, принимающим форму интимного, исповедального раздумья. Оригинальность Лермонтова состоит в переключении
мифологической образности в откровенно романтический план и в повышенной символизации единичной психологической ситуации; изначально заданный
декоративный и экзотический элемент в стихотворении играет важную содержательную роль; все это позволяет отнести стихотворение
к высшим воплощениям самосознания поэта.
За «судьбами» ветки, пальмы, людей встает судьба поэта, и обращения к ветке обретают характер обращений к себе. Вопросы скрывают и одновременно
приоткрывают душевное беспокойство поэта, причем сквозь интимность и уединенность общения проступает пристрастная заинтересованность
(«Скажи...», «Поведай...»). Поэт, в отличие от благостного мира образно́й, пребывает в ином — тревожном — бытии, он не знает «мира и отрады» и по
контрасту с веткой («заботой тайною хранима») — беззащитен. Его тоска по лучшему миру выдает напряженное размышление о будущем — близком
и отдаленном. Самый мир тревоги не явлен, а лишь подразумевается; стихотворение заканчивается на переломе от гармонии к дисгармонии (Б. Эйхенбаум).
Вопросы, адресуемые ветке, проясняют причины самоуглубленности и заостряют внимание на тягостном душевном состоянии поэта, угадывающего в «историях»
ветки, пальмы и людей превратности своей предстоящей судьбы.
Намеки на страдания, опасности и жертвенность сливаются с чувствами стойкости, мужества, твердости. Ветка — символ веры, надежды и «божьей рати
лучший воин» как бы передают поэту частицу своей непреклонности. Традиционная религиозная символика отражает не только жажду «мира и отрады», которых
поэт лишен, и тревогу его духа, но и неизменность, несгибаемость перед лицом настоящих и грядущих испытаний. Предчувствуя страдания, опасности, Лермонтов
соотносит себя с «лучшим воином», всегда достойным небес «перед людьми и божеством», и пальмовой веткой («святыни верный часовой»), черпая в человеческом
опыте, закрепленном в мифологических образах, волю и неколебимость.
Конкретная ситуация, оставшись зашифрованной, предстала в контрасте двух неслиянных, но соприкоснувшихся миров. Лермонтов переводит мифологию
в философско-психологический план и придает стихотворению символическое звучание, благодаря которому в нем совместились идеальные порывы души
с предощущением новых катаклизмов, повлекшим ноты тоски и грусти. Рядом с этими мотивами, не отменяя и не искупая их, отчетливо слышны иные:
как бы ни был поэт подавлен ожидаемыми гонениями, образы ветки и «воина с безоблачным челом» живут в нем, ибо «мир и отрада» достигаются жертвами
и покоя достоин тот, кто с честью выдерживает удары судьбы.
Стих. иллюстрировали И. С. Панов, В. Менк, З. Пичугин, В. Я. Суреньянц, М. И. Пиков, В. Г. Капустин, В. И. Комаров, Д. И. Митрохин.
Положили на музыку — ок. 20 композиторов, в т. ч. А. А. Спендиаров, П. Виардо-Гарсиа, С. В. Панченко и др.
В. И. Коровин. Лермонтовская энциклопедия.
