ВО ВСЕ ТЯЖКИЕ
Хотя говорится таким образом чаще всего о таких людях, сбившихся с правильного жизненного пути, которые безвольно отдались всяким порокам, "пустились во вся
тяжкие", тем не менее едва ли не из того же источника вытекло это выражение, как и предыдущее "во всю Ивановскую", т. е. от того же колокольного звона.
Основываюсь в этом отношении на самой форме выражения церковнославянского склада, припоминаю начальные строки служебной книги "Пентикостарион" или проще "цветной
триоди". В ней повелевается перед пасхальной заутреней: "вжигать свищи вся и кандила; устроять сосуды два с углием горящим и влагать в них фимиама много
благовонного". "Тоже ударяют во вся кампаны и тяжкая и клеплют довольно" (текст этот, по обычаю, печатается киноварью).
В подкрепление этого предположения имеется в виду следующее очевидное и доказанное обстоятельство. В числе проводников в народ различных пословичных и
поговорочных изречений довольно видное место занимают духовные лица до семинаристов включительно (с которыми равную честь и славу делят также охотливые передатчики
– солдаты). По словарю Даля, а особенно по его пословицам, таких изречений, которые могли выйти из стен семинарий, насчитываются десятки. Таково, например, название
вина цельным выражением: "его же и монаси приемлют"; и оправдание потребления первой и следующих чарок "стомаха ради и частых недугов"; товарищеский совет:
"иже не ври же, его же не пригоже" и таковой же ответ (слыхали мы эту песню) "песня стара" "пета бяху". Из закоптелых семинарских стен, не так давно наполнявшихся
воплями истязуемых, объявились в живом языке: и выражение "задать субботки", и молитва: "только бы перенес Бог через субботу", в память того, что по субботам
обычно и обязательно секли розгами; "аз да увяз, да не выдрахся", "от Фиты подвело животы". "Глас шестый подымай шесты на игумена, на безумена". Когда наши
духовные училища прияли малую толику от латинской премудрости, многие изречения классиков, приводимые примерами на грамматические правила, также пущены в обиход,
часто в намеренно искаженном виде; нередко переиначивалось латинские фразы переделкою на русский лад в роде: "Квис нон габет клячам, пехотаре (или пеши ходаре)
дебет": так весело подтрунивали школьники над собою, таскаясь гурьбою с котомками за плечами за сотни верст в родные села, когда на Кирика и Улиту (16 июля)
распускали на летний отдых, и т. п.
Между прочим припоминается мне из школьного возраста один образчик подобного рода из практики костромских семинаристов. Наскочивши на тяжелый камень
преткновения, полагаемый в грамматике неправильными глаголами, наши латинисты, не устрашась ими, придумали свои особенные. Так напр. глагол tesТо обращен в
неправильный и проведен по временам в таком виде: tesТо, slatisti, culagum, scaladare, что в переводе на русской язык означало с комментариями: если ржаное
тесто подсластишь ты (солодом напр.), то получишь кулагу – вкусное и всеми любимое во время постов блюдо, особенно, если упарить его в корчаге и в печи на
вольном духу, да подержать малое время на холодке. Точно также тем же путем, прямо с церковных клиросов и в таком же извращенном толковании, как насмешка,
прокрались в народную толпу слова греческие. Так длинные волоса у духовных лиц стали называть "аксиосами" с повода пострижения их при посвящении в священный
сан и произнесении и пении слова "удостоен" несколько раз. Базарную бестолочь, всякую шумливую суетню, крикливые ссоры стали звать "катавасией" за то, что оба
клироса певчих сходятся на середине церкви для совместного пения ирмосов, именно как бы для того, чтобы подымать больше шума, вступить в соперничество между
собою и поразить наибольшим громогласном.
|