С КОЛОМЕНСКУЮ ВЕРСТУ
В таком нелестном подобии является в представлении московских людей высокий человек, превосходящий на целую голову прочих и, стоя, например, в толпе, мешающий
задним видеть впереди себя. По большей части такой человек неуклюж, неловок, неповоротлив, что называется на севере "жердяем" и "долгаем", а повсеместно
"верзилой" и "долговязым". Для московских жителей такие большерослые люди представляли подобие тех столбов, которые царь Алексей Михайлович расставил от Москвы
до своей любимой загородной летней резиденции – села Коломенского. Это был первый опыт обозначения видными знаками верстовых измерений, существовавших издавна
в одном лишь призрачном представлении с обязательною неточностью самой меры. Неточность зависела столько же от сметки расстояний на глазомер, сколько и от
условной подвижности или изменяемости самой меры, и при этом не одних только верст, но и саженей. Древнейшая сажень была короче нынешней, и таких требовалось
в версту целая тысяча. Впоследствии верста стала составляться из семисот сажен, и такое-то количество их и велел уложить царь Алексей в ту видимую версту,
которая ушла в поговорку. Царь Петр I повелел считать в версте пятьсот сажен, что и намечали впоследствии по всем казенным почтовым дорогам пестрыми верстовыми
столбами, покрашенными в три национальные цвета. За такой-то столб задел в степи хохол, изумленный невиданною диковинкою, и остался недоволен.
– Ажно проехать стало неможно: проклятые москали верстов по дороге понаставили!
На самом деле консервативное начало высказалось и в этом нововведении: еще на нашей памяти в захолустных местах семисотные версты предпочитались пятисотным,
взаимно соперничая. Требовался переспрос: по какому счету принято на проселках, где не поставлено столбов, разуметь дорожную версту. Конечно, всего чаще случалось
получать в ответ всем известное объяснение расстояний в нашей пространной и неоглядной Руси: "Меряла баба клюкой, да и махнула рукой,– быть-де так!"
|