В редакцию серии «Литературные памятники»
Издательства «Наука»[2]
Гениальные создания искусства живут вечно. На каждом новом историческом этапе потомки находят в них новые начала, новые черты и произносят о них новые суждения,
что свидетельствует о неисчерпаемости их содержания. Положение вполне применимо не только к литературоведам и критикам, но и к художникам, стремящимся передать
на своем языке, своими специфическими средствами содержание и смысл иллюстрируемых произведений.
Превосходную серию рисунков к «Преступлению и наказанию» оставил Боклевский, превосходную серию рисунков к роману дал Шмаринов. Ни тот ни другой не
закрыли пути для других поисков. Передо мной лежит сигнальный экземпляр «Преступления и наказания» с рисунками Э. Неизвестного – рисунки эти имеют все
основания встать в один ряд с лучшими своими предшественниками.
Достоевский в «Преступлении и наказании» прибегал к двукратному портретированию персонажей, один раз до кульминации сюжета, другой – после кризиса.
Э. Неизвестный рисует Раскольникова два раза, на стр. 17 до преступления, на стр. 65 – после убийства.
Первый портрет, начертанный скупыми линиями,
показывает человека, прекрасного по исходным своим задаткам, с опущенными веками, сосредоточенного уже на своей идее. Лоб мыслителя, рот и подбородок
трагичны. Второй портрет («Черное солнце») – портрет человека потрясенного, взорванного осуществлением своего злого замысла, понявшего, что он сделал не то:
солнце для него потухло, из-за черного солнца выглядывает страж закона, Порфирий, возмездие. Оба портреты выразительные и понятны, оба соответствуют тому,
о чем писал Достоевский, оба дают зрительный образ, помогающий понять Раскольникова. Есть еще третий портрет, на стр. 33 –
«Личина Раскольникова». Вероятно
замысел Неизвестного может быть сформулирован словами Блока: «простим угрюмство, разве это сокрытый двигатель его». Такая нота звучит отчасти и у
Достоевского. Однако Неизвестный нарисовал другое. Он дал зрительный образ полного распада личности Раскольникова, нравственного и физического. Распад
выражен ярко, экспрессивно. Превышение рисунка над заданием, сформулированным в подписи, не делает его менее ценным. После этого рисунка становится
совершенно понятным рисунок на стр. 337 – «Несовершившееся величие», крах, крушение претензий Раскольникова на роль властелина над человечеством.
Что-то важное и интересное найдено в портрете Сони, стр. 353: безмерная мука, надломленная, но не сломленная гордость, способность выдержать все,
обращение к небу, все это есть в Соне.
Мне хочется выделить два великолепных листа: «Арифметика», стр. 64 и «Вера – отчаяние», стр. 416. Я не представлял себе, что воплощенные в них моменты
романа могут быть выражены изобразительно Арифметика: одно убийство старушонки и сто, тысяча добрых дел на награбленные деньги. Напряженный мозг в
мучительно сосредоточенной голове и эти ужасные пальцы, на которых, на пальцах, подсчитываются добрые дела! У Достоевского есть запись: Свидригайлов
– отчаяние самое циническое, Соня – надежда, самая неосуществимая. Запись эта родила рисунок, точный по смыслу и в котором изумительно точны образы и
Свидригайлова и Сони (Соня тут лучше чем на отдельном листе).
Отмечу еще рисунки: «Убийство», стр. 80 - для понимания его нужно помнить, что Лизавета была беременная, «Болезнь», стр. 81,
«Смеющаяся старуха», стр. 192.
Есть рисунки не достигающие цели или даже мало удачные. Однако причина малой удачи их не в выразительных средствах художника, а в некоторых окостенелых
литературоведческих представлениях, от которых не мог освободиться Э.Неизвестный. Таковы «Двойники», стр. 272,
«Внутренний мир Свидригайлова», стр. 273,
но «Убийство Свидригайлова», стр. 336 – превосходно. Свидригайлов – не двойник Раскольникова, и Свидригайлов не просто вульгарный злодей. Не литературовед
А. Блок это прекрасно понимал.
Альтернатива «между крестом и топором» не передает смысла трагедии Раскольникова. Так думал Орест Миллер, так полагает Ю. Завадский – роман Достоевского
много выше этого наивного представления. Страдание, о котором пишет Достоевский в «Преступлении и наказании» не совпадает с тем страданием, к которому
призывает христианство. Раскольников говорит о страдании человека, возложившего на свои плечи ответственность за управление делами мира сего (в том
числе о страданиях совести). Лист «Очищение через страдание», стр. 401 не соответствует идее романа. Более соответствует мысли Достоевского
«Крест Раскольникова», стр. 257, но этот рисунок, на мой взгляд, не достигает необходимой трагической силы.
«Полифония», стр. 193 и «Открытый финал», стр. 417 продиктованы не Достоевским, а Бахтиным, талантливым аналитиком «металингвистики» Достоевского,
не претендовавшим, однако, на объяснение семантики его творчества. Нельзя, однако, отказать Неизвестному в праве публиковать рисунки, продиктованные идеями,
которые в ряде случаев преподносятся с кафедр наших вузов и со страниц наших книг.
В целом же иллюстрации Э. Неизвестного к «Преступлению и наказанию» оригинальны, талантливы, передают на своем языке смысл и тональность «Преступления
и наказания». Они понятны, гуманистичны – книгу надо выпустить в свет.
Конечно, задача иллюстрирования «Преступления и наказания» может быть решена и в иных планах, и будет еще не раз решаться по-новому.
Как же быть в таком случае с теми, кто не принимает рисунков Э. Неизвестного? Наша общественность выработала для этого определенный и правильный метод.
Приведу пример из области литературы, более знакомой мне, чем изобразительное искусство. Чингис Айтматов написал повесть «Белый пароход». Повесть вызвала
разногласия. Нашлись и резкие противники ее. «Литературная газета» дала возможность высказаться разным точкам зрения, а затем подвела итог дискуссии.
Так нужно поступить и в данном случае. Книга готова. Ее будут обсуждать литературоведы и текстологи. Если ее иллюстрации вызывают разногласия, то у
нас есть достаточно газет и журналов, где их можно обсудить. А портить книгу, вырывать из нее листы, перепечатывать – это не только материальный, но
и культурный ущерб.
Книга обогащает советское достоеведение и советскую художественную интерпретацию романа. Я решительно высказываюсь за то, чтобы выпустили на прилавки
том как он напечатан, и чем скорее, тем лучше.
В. Кирпотин
Кирпотин В.Я. (1898–1997) – советский литературовед и критик. Книги о М.Е. Салтыкове-Щедрине, Ф.М. Достоевском, статьи о советской литературе
|
1. Источник: Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. — М.: Наука,
1970 (серия "Литературные памятники").
Э. Неизвестный начинал свой путь в области иллюстрации с «Преступления и наказания» Федора Михайловича Достоевского, издание
было выпущено в серии «Литературные памятники» издательства «Наука». ( вернуться)
2. Отпечатанная книга вызвала неудовольствие Комитета по печати помещенными в ней на вклейках
оригинальными рисунками Э. Неизвестного. Издание было задержано, им занимался Отдел культуры ЦК КПСС, но иллюстрации все-таки удалось отстоять,
тем более, что подписи к ним были напечатаны на смежных текстовых страницах, так что изъять их без разрушения набора не представлялось возможным.
( вернуться)
3. Портрет Достоевского – Э. Неизвестный о работе над иллюстрациями к Достоевскому:
"Думаю, что я сделал более 600 рисунков, связанных с Достоевским. Иногда это совсем уходило в сторону, даже от сюжета, иногда приближалось.
Итак, портрет Достоевского, почему именно такой?
Из всех портретов Достоевского мне больше всего нравится портрет работы Перова.
Хотя это может показаться странным. Это не претенциозный, очень честный реалистический портрет,
без попытки к каким-либо обобщениям. Он является как бы иконографическим свидетельством, каким был Достоевский. Выше, чем фотография. Потому
что способный человек рисовал.
Я же себе поставил задачу не делать потрет Достоевского в собственном смысле этого слова. Для меня Достоевский
полифоничен, как и его произведения и я представлял себе Достоевского, например, которого пишет М.Т. Бабо – представляете ужас, как он ухмыляется,
изобразить такого Достоевского – это одна сторона. Изобразить другого Достоевского – другая сторона. Как бы лицо Достоевского непохоже на Достоевского.
Почему так, например, Рабле похож на Рабле, Толстой похож на Толстого, а Достоевский пожалуй и не похож.
Поэтому я сделал некоторый знак, как бы структуру головы без психологии, это просто как бы знак. Удивительно, что это было понятно и, кстати, вот
этот портрет был знаком года Достоевского на юбилейной сессии ЮНЕСКО. Они выпустили даже значки, визитные карточки. Именно они поняли,
что это значок. ( вернуться)
|
