Комментарии к оде "Фелица" из «Объяснения на сочинения Державина»

Оде сей, как выше сказано, поводом была сочиненная императрицею сказка Хлора, и как сия государыня любила забавные шутки, то во вкусе ее и писана на счет ее ближних, хотя без всякого злоречия, но с довольною издевкою и с шалостью.

При всем том автор опасался, чтоб не оскорбить их сим сочинением; то призвав своих друзей: покойного Н. А. Львова и Капниста, прочел им оное сочинение, которые также согласились с ним, что нельзя ее выдать в свет; вследствие чего осталась она известною только между ими, заперта была и год в сокрытии находилась.

Но в одно утро занадобились автору некоторые бумаги, в бюро его лежащие, где была сия ода; он, разбирая прочие, выложил ее на стол; Козодавлев, живший с ним в одном доме, взошел нечаянно, увидел ее; прочетши несколько строк, просил его неотступно поверить ему на час для прочтения тетке его г-же Пушкиной, которая страстно любила стихотворство, а паче творения автора; не мог он отговориться, под клятвою отдал ему, чтоб никому не показывать; прошло час или два, он ему возвратил. Несколько дней спустя И. И. Шувалов, покровитель автора, у которого он был под начальством во время его учения в Казанской гимназии, присылает к нему человека просить его убедительно к себе аа крайнею нуждою.

Автор не мог отговориться, едет к нему, наводит сего почтенного человека в крайней тревоге, который его с прискорбным видом спрашивает, что ему делать: отсылать ли ему стихи его кн. Потемкину, который тогда был в чрезвычайной силе во дворе и их просит. Автор, удивяся, спрашивает: "Какие стихи?" - "Мурзы к Фелице". - "Как вы их знаете? как они у вас?" - "Г. Козодавлев по дружеству дал мне их". - "Не как КН. Потемкин их узнал?" - "Вчера у меня обедала компания господ, как то: гр. Безбородко, гр. Завадовский, гр. Шувалов, Стрекалов и прочие, любящие литературу; при разговоре, что у нас еще нет легкого и приятного стихотворства, я прочел им ваше творение, а гр. Шувалов из подслуги к кн. Потемкину рассказал ему все, что там насчет его писано. Не переписать ли и выбросить те куплеты, которые к нему относятся?"

Автор, подумав, сказал, что нет: изволъте отослать как они есть, - рассудя в мыслях своих, что ежели что-нибудь выкинуть, то показать тем умысл на оскорбление его чести, чего никогда не было, а писано сие творение из шутки насчет всех слабостей человеческих.

Между тем поехал домой с крайним прискорбием; призвав г. Львова, который был домашний человек у гр. Безбородко, пересказал ему все случившееся с ним и просил, чтоб он узнал графские мысли и предупредил его на случай, ежели императрица спросит о сем сочинении, что к писанию сего сочинения никакого оскорбительного умысла ни на чей счет не было, но писано оно из шутки и оставлено для друзей, но нескромностию г. Козодавлева вышло в свет.

Г. Львов исполнил просьбу автора; неизвестно, посылал ли Шувалов к Потемкину, но только еще несколько времени сочинение сие было безвестно; но в 1783, в летних месяцах, сделана княгиня Дашкова директором Академии наук, а Козодавлев при ней советником; она, хотев восстановить российскую литературу, вознамерилась издавать от Академии журнал.[2] Козодавлев тотчас принес ей, без авторского соизволения, сие стихотворение для помещения в том журнале, который назван "Собеседником". Княгиня, не сказав никому ни слова, приказала в нем оное напечатать и в первое воскресенье, в которое она обыкновенно езжала к императрице для поднесения ей об Академии своих рапортов, поднесла и тот журнал, на первой странице которого помещена сия ода.

В понедельник поутру рано присылает императрица к ней и зовет ее к себе. Княгиня приходит, видит ее стоящую, расплаканную, держащую в руках тот журнал; императрица спрашивает, откуда она взяла сие сочинение и кто его писал. Княгиня сначала испугалась, не знала, что отвечать; императрица ее ободрила, сказав: "Не опасайтесь; я только вас спрашиваю о том, кто бы меня так коротко знал, который умел так приятно описать, что, ты видишь, я, как дура, плачу". Княгиня ей сказала об имени автора и все, что могла, об нем хорошего.

Несколько дней спустя, когда автор обедал у начальника своего, кн. Вяземского, скоро после обеда сказывают ему, что почтальон принес ему конверт; он принимает, видит надпись: "Из Оренбурга от Киргизской царевны к Мурзе". Он догадывается, развертывает конверт и находит в нем золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, и в ней 500 червонных; он приходит к князю, спрашивает его, прикажет ли он присланный ему подарок принять; он, взглянув суровым видом, спросил: "Какой?" Автор показывает; князь приметил, что табакерка была новой французской работы, понял, от кого она прислана, сказал: "Возьми, братец, когда жалуют".

Между тем княгиня Дашкова уведомила его, что то сочинение она поднесла императрице: чрез несколько дней приказано было сочинителя представить государыне, и с тех пор стал он ей как сочинитель известен, и поднялось на него гонение от вельмож или, лучше сказать, от одного Вяземского, которому чрезвычайно досадно стало, для чего он без его покровительства стал известен императрице, ибо ничем его раздражить столько было не можно, как если кто без его предводительства был замечен и познаем государыней. <...>

Комментарии Г.Р. Державина
к содержанию оды "Фелица"

<...> Читаешь, пишешь пред налоем. - В то время императрица занималась сочинением законов, как то: грамотой дворянства, уставом благочиния и прочими, скоро после того вышедшими законами.

Коня парнасска не седлаешь. - Императрица, хотя занималась иногда сочинением опер и сказок[3] <...>, но стихов писать не умела и не писала, а когда надобно было, то препоручала статс-секретарям Елагину и Храповицкому, потом и прочим.

К духам в собранье не въезжаешь. - Императрица не жаловала масонов и в ложу к ним не ездила, так, как делали многие энатные.

Скачу к портному по кафтан. - Относится к прихотливому нраву князя Потемкина, как и все три нижеследующие куплета, который то сбирался на войну, то упражнялся в нарядах, в пирах и всякого рода роскошах.

Лечу на резвом бегуне. - Относится тоже к нему, а более - к гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной.

Или кулачными бойцами. - Тоже к Орлову относится, который охотник был до всякого молодечества русского, как и до песен русских.

И забавляюсь лаем псов. - Относится к Петру Ивановичу Панину, который любил псовую охоту.

Я тешусь по ночам рогами // И греблей удалых гребцов. - Относится к Семену Кирилловичу Нарышкину, бывшему тогда егермейстером, который первый завел роговую музыку.

Иль, сидя дома, я прокажу. - Сей куплет относится вообще до старинных обычаев а забав русских.

За библией, зевая, сплю. - Относится до кн. Вяземского, любившего читать романы (которые часто автор, служа у него в команде, пред ним читывал, и случалось, что тот и другой дремали и не понимали ничего) Полкана и Бову[4] и известные старинные русские повести.

Между лентяем и брюзгой. - В вышеупомянутой сказке о царевиче Хлоре, сочиненной императрицею, названы лентяем и брюзгой царевной Фелицей вельможи. Сколько известно, разумела она под первым кн. Потемкина, а под другим - кн. Вяземского, потому что первый <...> вел ленивую и роскошную жизнь, а второй часто брюзжал, когда у него, как управляющего казной, денег требовали.

И знать и мыслить позволяешь. - Императрица, подобно императору Траяну, весьма снисходительна была к злоречивым к ее слабостям людям; многие о сем анекдоты сказать можно бы, которые, может быть, кем-нибудь и написаны будут, но они здесь неуместны.

Там можно пошептать в беседах. - При императрице Анне столь было строгое правление, что если двое пошепчут между собой, то принималось за подозрение какого-либо умыслу, и нередко таковых по доносам отвозили в тайную канцелярию.

За здравие царей не пить. - В то же правление те, которые в публичных пиршествах не выпивали большого бокала какого-нибудь крепкого вина, за здравие царицы подносимого, принимались за недоброжелателей ее и отсылались в тайную.

Там с именем Фелицы можно // В строке описку поскоблить. - Тогда же за великое преступление почиталось, когда в императорском титуле было что-нибудь поскоблено или поправлено. Сие продолжалось даже до времен Екатерины II, при которой уже стали переносить императорский титул и в другую строку, когда в первой не помещался. Разумеется, что не разделяли речений, что-либо значащих, а прежде того никак того сделать не смели, и таковых писцов, кто в сем ошибался, часто наказывали плетьми.

Или портрет неосторожно // Ее на землю уронить. - Равномерно подвергались несчастию кто хотя не нарочно из рук выранивал монету с императрицыным портретом: довольно было клеветнику донесть, что бросил кто изображение лица, то отвозим был в тайную, по одному крику, что я знаю за собою слово и дело государево; того, на кого сие сказано, забирали под крепкую стражу, дом весь кругом запечатывали и отвозили в столицу к тайному розыску.

Там свадеб шутовских не парят, // В ледовых банях их не жарят... Сие относится к славной шутовской свадьбе некоторого князя Голицына, бывшего при императрице Анне, которого женили На подобной ему шутихе; был нарочно состроен ледяной дом со всеми принадлежностями и даже пушки ледяные, из коих стреляли, также баня ледяная, в которой молодых парили; при сем случае был чрезвычайно славный маскарад: собраны были из всех подвластных российскому скипетру народов по мужчине и женщине наилучших, в богатейшем их уборе, с их музыкальными инструментами, которые ехали в церемонии на разных скотах и производили в доме молодых их собственные пляски и игры.

Не щелкают в усы вельмож; // Князья наседками не клохчут и проч. - Императрица Анна любила забавляться подлыми шутами, которых в ее царство премножество было; из числа оных был упомянутый князь Голицын; над ними любимцы государыни и прочие вельможи ей в угождение шучивали разными образами, подобно как иные благородные шалуны шутят над дураками, ими к забаве их содержимыми. Сии шуты, когда императрица слушала в придворной церкви обедню, саживались в лукошки в той комнате, чрез которую ей из церкви в внутренние свои покои проходить должно было, и кудахтали как наседки; прочие же все тому, надрываяся, смеялись.

Ты пишешь в сказках поученьи. - Напротив того, императрица Екатерина в часы отдохновения ее от дел забавлялась веселостями, свойственными просвещенному ее веку; она писала, хотя не весьма удачные, но шутливые комедии, как то: "Федул с детьми", "Недоумение" и проч., также сказки, как выше сказано, "Царевича Хлора", "Февея" и другие. Для царевичей Александра и Константина сочинена азбука, в которой, между прочим, сие точно есть нравоучение, что, не делая ничего худого, можно и самого лютого порицателя сделать презренным лжецом.

Который брани усмирил. - Сей куплет относится на мирное тогдашнее время, по окончании первой турецкой войны[5] в России процветавшее, когда многие человеколюбивые сделаны были императрицею учреждения, как то: воспитательный дом, больницы и прочие.

Который даровал свободу // В чужие области скакать. - Имп<е-ратрица> Екатерина подтвердила свободу, дворянству данную Петром III, путешествовать по чужим краям, чего прежде делать не смели.

Сребра и золота искать. - Издала указ о свободном промысле дорогих металлов владельцам в собственную пользу, которые прежде принадлежали короне.

Который воду разрешает. - Позволила свободное плавание по морям и рекам для торговли.

И лес рубить не запрещает. - Сняла запрещенную порубку лесов, бывшую сперва под присмотром вальдмейстеров.[6]

Развявывая им и руки, // Велит любить торги, науки и проч. - Разрешила свободное производство всех мануфактур и торга, чего прежде без сведения мануфактур и коммерц-коллегии делать не можно было.

Источник: Г. Р. Державин. Сочинения. Составление, биографический очерк и комментарии И. И. Подольской. М.: Правда, 1985.