Творчество Андрея Белого

Белого-поэта в современном сознании заслонил Белый-прозаик, чей «Петербург» (1913—1914) стал одной из вершин европейского романа. Но расстояние между стихом и прозой — ритмизованной, напевной — у Белого было значительно сокращено. Лириком оставался он во всех проявлениях своего многогранного дара, будь то трактат о символизме, путевой очерк, главы «Серебряного голубя», эпопея о Москве или трилогия мемуаров. Он был одним из оригинальнейших и прозорливых умов века.

«Гениальный, странный», — писал о нем Блок, разошедшийся с Белым после многих лет братской дружбы. Не знавший благополучия и «оседлости», беспокойным искателем был поэт и в своем творчестве, ценя его процесс больше, чем результат, безудержно экспериментируя ради обновления искусства слова.

Борис Николаевич Бугаев, сын философа-математика (Андрей Белый — псевдоним), по образованию естественник, начал с прозаических «симфоний», где повествование строилось как спор контрастных «музыкальных» тем: в них страстный порыв к духовным высотам — и зоркое ви́дение уродств, гримас реальности.

В первом сборнике стихов и лирической прозы Белого «Золото в лазури» (1904) покорение скалистых вершин («На горах») или полет к солнцу («Золотое руно») символизировали порыв из обыденности в «вечность», к мистическому идеалу. Но прорицавший его поэт — в колпаке юродивого; осмеянный «лжехристос», он оказывался в «смирительном доме». Мистической экзальтации «солнечных» гимнов сопутствуют в книге гротескные образы сказочной нежити («Гном», «Игры кентавров»), иронические зарисовки городской повседневности («Весна», «Из окна») и старинного быта («Прежде и теперь»).

Сдвиг от надмирного к земному, русскому, крестьянскому обозначили стихи в посвященном памяти Некрасова сборнике Белого «Пепел» (СПб., 1909). Здесь уже не «золото» и «лазурь», символы духовного экстаза, а «свинец облаков», зловещие кабаки, «просторы голодных губерний» («Родина», «Отчаяние», «Из окна вагона»). Лирический герой — бродяга, висельник, «горемыка»; Белым владеют чувства отверженности и одиночества. Они оттеняются — в ключе присущей ему поэтики «диссонанса» — ритмами лихой пляски («Песенка комаринская», «Веселье на Руси»), кощунственными сценками собственных похорон.

В цикле «Город» ощутимы напряженная атмосфера 1905 г., отзвуки уличных митингов, демонстраций.

Другие — книжные — импульсы питали лирику сборника «Урна» (М., 1909); «пепел» переживаний поэт собрал здесь в «урну» формы, отточенной в традициях Пушкина, Баратынского, Тютчева, преломленных сквозь Брюсова (которому посвящен сборник). Героиня многих стихов «Урны» — Л. Д. Блок, суровая «снежная дева», отвергшая страдальца.

Иным увлечениям и утратам — интеллектуальным — посвящен раздел «Философическая грусть», где в шутку и всерьез Белый говорил о своем двойственном отношении к абстракциям Канта и неокантианцев.

Подобно Блоку, Белый принял Октябрь и самоотверженно нес нелегкую в те годы «вахту культуры». Но события революции увидел в свете владевшего им тогда учения антропософии: поэма «Христос воскрес» (1918) говорила в евангельских метафорах о начале «мировой мистерии» духовного страдания, умирания и воскресения.

Тот же путь прослеживает Белый и в судьбе личности; он часто обращается к воспоминаниям — в повести «Котик Летаев» (1917), в поэме «Первое свидание» (1921), блистательные строфы которой вобрали и зарисовки московской интеллигенции рубежа столетий, и образ века, грозящего «ато́мной лопнувшею бомбой»; обширные мемуары не были завершены (в 1930—1934 гг. вышли три книги).

Лирический подъем начала 1920-х годов дал сборники «Звезда» (Пг., 1922) и «После разлуки» (Пг., Берлин, 1922); в них отразилась драма разрыва с первой женой, А. А. Тургеневой, героиней его посланий «Асе» и «сказок» книжки «Королевна и рыцари» (Пг., 1918).

В конце жизни Белый писал стихов мало, бесконечно переделывая созданное ранее. Его опыт широко отозвался в поэзии XX в. — у Маяковского, Есенина, Цветаевой. Но и сам Белый не прошел мимо их открытий.